Пантера-киборг

Лучше думать, вон о них… Тех мрачных людях… Что шли к заводским и фабричным воротам. Защищать их от заразы сепаратистской пропаганды. Защищать их! Чтобы не пришли к ним из Министерства Порядка и не лишили их семьи кормильцев. Чтобы не ломали им руки, ноги и не рвали рты крюками.

В вагоне все притихли. Молодые люди в наглаженных пиджаках, погружённые в свои докеры, недовольно выглядывали из-за экранов и косились на виды за окнами. Девицы выглядели немного напуганными. Чем их могли напугать трубы и жилые массивы поблизости, Ната не знала, но догадывалась — девицы родом отсюда. Боясь самим себе об этом напомнить, они натянули на лица презрение и отвернулись от унылого, но до боли знакомого им пейзажа.

Промышленная зона постепенно стала сходить на нет. Заводы превратились в складские помещения, а фабрики в перекошенные ангары. Трубы торчали всё реже, а земля обнажалась всё больше, превращаясь в грязную кашу, изрытую шинами и утыканную бетонными обломками. В то время, когда здания редели и делались ниже, из-за горизонта прорастала Свалка. Стена мусора высотой метров сто, наваленная городскими властями, чтобы оградить благополучный промышленный сектор от пришельцев с той стороны.

Транспортный акведук стал отдаляться от земли. Вагон, намереваясь перескочить через стометровую гору мусора, пошёл вверх, увеличивая вес от ускорения, и Ната ощутила, как вдавило ноги в пол. Внизу замельтешили обломки, железки, бочки, арматура и через секунду горизонт очистился от ржавых краёв и встал далёкими видами на бескрайнее поле из контейнеров. Мятые, с пожухлой выгоревшей краской железные блоки, поодиночке или наваленные друг на друга стояли ровно, или валялись на боку, создавая безумную мешанину из выцветшего ржавого железа. По ней и между перемещались тени. Оборванные, грязные худые тени с руками и ногами. Они не обращали внимания на акведук с вагоном и, снуя между вонючих луж, таскали из мешанины Свалки непонятные куски, которые могли найти. Ходили по улочкам между контейнерами и ползали на карачках вокруг маленьких грядок. Те, кто возделывали грядки, тонкими руками бережно пололи или вынимали из коричневого отравленного грунта плоды своего труда.

Похоже, были и те, кто оптимизма здесь не терял, потому что почти все стены контейнеров-домов были исписаны в основном белой краской, надписями неприличного содержания и неумелыми рисунками. Среди них значительно преобладали черепа и кисти рук, скованные цепями.

Район Складов тянулся долго. Вагон на этом промежутке не делал остановок и ускорился. Стараясь как можно скорее миновать это место, он набрал около двухсот километров в час и плавно летел на стометровой высоте над этим полем безнадёжной нищеты. И всё же, не скоро удалось покинуть это место. Небоскрёбы Тетры скрылись за горизонтом. Промышленные кварталы растворились в дымке. А мрачное поле из ржавых контейнеров с полуживыми людьми шло и шло до горизонта, на десятки километров, не имея ни начала, ни конца.

Всё это время внутрь неравномерными приливами, то усиливаясь, то утихая, проникала отталкивающая вонь, похожая на смесь чего-то масляно-мазутного с животным потом. Девицы с каждым приливом обмахивали лица ладонями, будто это их спасало. Мужчины выглядели чуть более стойкими и просто морщились и кашляли. Нате вонь тоже досаждала, но не грозила лёгочными заболеваниями, поэтому приходилось просто терпеть.

Когда через полчаса акведук закончился и вагон, миновав последнюю высокую насыпь на краю Складов, въехал в благополучный сектор загородных коттеджей, по вагону разнёсся вздох облегчения. Но вскоре пассажиры вновь напряглись. На очередной остановке вошёл парень с видом бедняка. Его куртка имела прорехи, а штаны выглядели затёртыми.

”Студент”, — поняла Ната, завидев в руке дешёвый докер с логотипом учебного заведения. Парень смущался и был явно не в своей тарелке. Он напомнил Нате тех молодых людей, которые пытались выучиться на последние гроши своей семьи, чтобы выбиться в люди. Худой черноволосый и скуластый, он бегал глазами по пассажирам, словно просил у них прощения за то, что потревожил уважаемых людей. Трое мужчин, ближе всего сидевших к выходу, неприятно отстранились, а девицы переглянулись с издёвкой.

Дверь не закрылась в ожидании оплаты. Парень развернулся, достал из кармана пластиковые жетоны, тем самым подтвердив свой статус. Для оплаты на Топале жетонами пользовалась в основном беднота. Он бросил их в машинку оплаты, но, похоже, одного ему не хватило, и он стал нервничать. Похлопав по карманам, парень с досадой выдохнул и понял, что створки не захлопнутся и вагон не тронется с места, из-за него.

Девицы злобно шикнули. На их сигнал ответил один из мужчин постарше. Он переглянулся с ними, встал и навис со строгим видом над головой юноши. Бедняга сгорбился и покраснел. Он не смел обернуться, чтобы ответить и, похоже, собирался подчиниться и шагнуть наружу.

От его жалкого вида Ната ощутила странную тесноту в груди, где ничто не могло у неё теснить. У горла стал непривычный ком. И голова поплыла куда-то, где из-за стекла торчали холодные лица и кибер-собачка на руках у ледяной женщины. Колёса автобуса плыли от неё вдаль… туда, куда… Ната тихо наклонилась и… приложила свой кредитный обруч.

Ната сама не поняла, что услышала писк машинки оплаты. Двери захлопнулись перед носом испуганного парня и вагон стал набирать разбег. Парень схватился за поручень, еле удержавшись, и ошарашенно посмотрел на неё. Нависший над ним мужчина удивлённо покосился. Ната встретила его взгляд, грозно, исподлобья, готовая защитить беспомощного студента, если что. Остальные выглядели такими же недовольными и ей пришлось обвести взглядом весь вагон, только тогда мужчины сделали вид, что ничего не произошло, а тот, кто стоял, немного подумав, не решился связываться и молча сел на место. Лица девиц при этом перекосило так, будто они снова учуяли вонь Складов.

Унижение, пережитое бедолагой, настолько возмутило, что захотелось подойти и нависнуть над головами этих мерзких людей. Закричать в их тупые лбы: “Эй! Успокойтесь! Этот парень изо всех сил старается! Что с вами?”

Но, посчитав, что уже и так одержала свою маленькую победу, она набычилась и отвернулась к окну, сердито уставившись в одну точку.

Парень подвинулся к ней и склонился, подрагивая, как разнесчастный, которого только что спасли от бандитов. Поборов смущение, он тихо произнёс:

— Спасибо вам. Я сам не знаю, куда подевался мой последний жетон.

— Неважно, — отмахнулась она. Эта мелочь для неё ничего не значила.

— Я учусь пока что… Меня зовут Джен.

Он с волнительной приветливостью протянул руку. Ната слабо улыбнулась в ответ и не двинулась с места.

— Я нигде не училась. И знакомиться мы не будем, Джен, — она с сожалением покачала головой и добавила, не желая обидеть паренька. — Мне нельзя.

Убедившись, что он не обиделся, отвернулась окончательно. Ей не стоило с её работой болтать лишнего. Помогла — и того довольно.

Наконец, показалась, радующая глаз зелень. Вагон прибыл в загородный сектор обеспеченных граждан, где жил Альб. Ната, не оборачиваясь на остальных, гордо подняв подбородок, вышла на перрон, откуда зашагала в тени аккуратно подстриженных деревьев.

**

К дому начальника вела тихая пешеходная дорожка вдоль неширокой проезжей части, где Ната ступала по тротуарным теням стволов деревьев, слышала крики играющих на лужайках перед коттеджами детей и беззаботный щебет пернатых. Улочка терялась вдали. Она зрительно делилась на “до” и “после” внушительным выступом темнеющего впереди забора. Серая кладка скруглённых блоков сливалась в непроглядный, почти чёрный куб высотой с соседние коттеджи. Фасад забора тянулся вдоль улицы на десятки метров. Его вершину уродовали переплетённые мотки колючей проволоки и камеры наблюдения. Своими любопытными вороньими глазками они сопроводили Нату и замерли, когда она замедлила шаг у железных клёпаных ворот, рассчитанных на удар броневика.

Броневиком лёгкого типа их испытывали лет десять назад по просьбе самого хозяина. Ната нажала кнопку домофона и, слушая трель, разглядывала давнишнюю вмятину в листе на уровне пояса. Она вспомнила, как сложило в гармошку списанную в утиль несчастную машину. Вмятину заботливо замазали чёрным, но со стороны калитки она до сих пор так и выделялась широким переливчатым пятном.