Страница 22 из 33
Юлия увидела одиноко плачущего, пьяного вдрызг папу и поставила ему условие. Если она избавит всё их семейство Капу от Париса, то лично всё унаследует и будет сама править в доме, как ей вздумается. Потерявший рассудок отец согласился, в обмен на бутылку подписал давно заготовленный Юлией документ о наследии.
Обретшая почву под ногами, не по годам умная, целеустремлённая девушка подослала киборга-копию, который разорвал на куски мерзкого Париса во время интимной сцены.
Лоренц и Юлия, не помня себя от радостной новости, повалились на ложе, где самодовольная девушка наконец согласилась по полной отблагодарить девственника за все его труды.
Ната неприятно поморщилась от восторженного выдоха зала. Из-под моря безликих масок жадные глаза наблюдали за очень долгой и не в меру правдоподобной постельной сценой. Бун так же, как и она, не разделял общего восторга. Он хмуро уставился в пол и молол челюстями жвачку, что-то переваривая внутри себя.
К потерявшему рассудок и позабытому всеми отцу Юлии подошла киборг-копия, погладила его по голове, сочувственно подхватила на руки и перенесла в опочивальню. Там за полупрозрачным балдахином пьяный папа стал распускать руки и вскоре послышались странные вздохи.
Ната опустила взгляд и хотела прикрыть ладонью лицо, как тут же её кресло сотряслось. Буна дёрнула неожиданная судорога. Он часто моргал, сцепив зубы, и выглядел бледным, как полотно. Если это было недомогание, то разыгралось оно не на шутку. Ната всполошилась:
— Бун тебе плохо? Ты заболел?
После тормошения он пробубнил:
— Мне… Мне нужно идти. Ты смотри. Я подожду тебя снаружи.
— Нет. Я с тобой!
Забыв обо всём, она застучала каблучками, чтобы поспеть за ним. Между рядами ей казалось, воздух загустел, и она прорывалась сквозь него, как через кисель. Не помня себя, Ната очнулась только, когда они быстрым шагом покинули зал.
Идя по огромному холлу театра около колоннады Ната с тревогой касалась плеч Буна и, еле поспевая, частила шагами за его широкой спиной. Растирая виски Бун припал боком к одной из колонн и задышал вовсю грудь. С изумлением и затаённой злобой он проревел, когда она его обогнула и посмотрела в лицо:
— Ты поняла, что это было?
Ната в это мгновение осматривала его предплечье и кисть, подозревая перелом после того, как она неосторожно сжимала во время спектакля. Но ладонь Буна была в норме.
— Наверное… Живот болит? Тебе нужно в больницу? Я всегда буду рядом, — жалобно проговорила она.
— Ната, очнись! По-моему, в больницу надо отвезти всех этих людей из зала, — выдал он. — И актёров вместе с ними!
— Зачем ты так?
Глаза Буна округлились.
— Ты не поняла? — он схватил её плечи и притянул ближе. — Ната, это же был инцест. Инцест и мужеложество! Как они могут смотреть это? Их всех лечить надо!
Он, тяжело дыша, замолк и уставился в сторону.
— Нда… — согласилась она. — Спектакль не очень.
— Не очень? Это просто… — Бун обводил холл взглядом, видимо, не решаясь портить атмосферу, пришедшим ему в голову словом.
Отличия между старым фильмом, конечно же, были очень значительные. Но Ната, всё ещё сомневаясь, пробормотала:
— Но ведь это понарошку. Это ведь просто копия Юлии. И потом… Это древняя пьеса… Может, тогда так было принято у них?
Бун гневно задышал:
— А в древности были киборги? Неважно! Это всё не спектакль, а ужас какой-то!
— Ну почему? — ей очень не хотелось портить впечатление от похода в такое значимое место как Театр Тетра. Хотелось как-то выгородить идиотское представление, чтобы оставить хорошие воспоминания.
— Да потому, что это гнусная подделка! Все герои придурки. Этот Ромио — просто бабник и дурак! Зачем он попёрся в дом заклятого врага, где его могут убить? Эти двое Меркут и как его? Они просто поубивали друг друга в пьяной драке! Что здесь такого? Обычная бытовая поножовщина. Я на работе такого дурачья повидал. А Юлия — просто лицемерная потаскуха!
Звучало грубо.
— Ну знаешь?..
— Что? Потому что вещи нужно называть своими именами, Ната! — взвился Бун. — Она лжёт на каждом шагу! Ворует у отца и спит со встречным, когда ей нужно прибрать к рукам состояние!
Ната не находила, что ответить. Отрицать, что Юлия поступала аморально, было глупо. Героиня действительно прошлась по головам, чтобы заиметь состояние. Но разве Юлия не нашла себе оправданий? Альб ведь сказал недавно — мир жесток и несправедлив. Значит, Юлия пошла вперёд без оглядок и преодолела преграды, поборола страхи, забыв о морали. Такие девушки как раз и заслуживали того, чтобы воссесть во главе стола победителей. Довольные собой, надменные, смеющие давать оплеухи другим…
Спорить уже не хотелось. Спектакль действительно казался невыносимым.
— Бун, ну перестань… Я не спорю. Да. Юлия не хорошо поступила. И вообще, прости, что я потащила тебя сюда. Давай забудем.
Краска постепенно сходила с его лица. Бун обеспокоенно продолжал ворчать под нос:
— Какая же мерзость! До чего мы докатились, если люди смеются над тем, как у нищего отобрали последнее?..
Его снова скривило, потому что, как назло, из зала раздались новые овации.
— Как им это нравится?!! Разве они не видят?..
Ната бережно погладила его висок, желая отвлечь и успокоить. После её лёгкого прикосновения Бун притих и со слабой улыбкой посмотрел в глаза. Она сказала:
— Помнишь, ты просил помочь с оладьями? — он в ответ коротко кивнул. — Так вот, я нашла нечто лучшее! Это не оладьи. Но это рецепт, который не готовили много тысяч лет! Блюдо, настолько долго и трудно готовить, что все позабыли, как это делается! Представляешь? Хочешь, я сегодня приготовлю такую необычную штуку?
Она сжимала кулачки в предвкушении. Бун хмыкнул и, заинтригованный, согласно кивнул. Ната вспомнила, как дома заворачивала мелкие кусочки мяса в тесто. Затем эти комки варились в бульоне несколько минут.
Название блюда так и не дошло и затерялось спустя шесть тысяч лет. Но повара и лингвисты гадали, что раньше оно звалось то ли “пилен”, то ли “пеленин”. Нате больше нравилось последнее. Так как сгустки мяса пеленались в тесто. А потом закручивались в забавный рулетик, напоминающий ушко.
Она очень хотела удивить Буна. Поэтому вкладывала всю ловкость в тренировку. Скорость пеленания забавных комков она довела до девяти штук за минуту, что, наверняка, являлось рекордом. В какой-то момент ей даже стала нравиться эта мельтешня руками с тестом и мясом промеж пальцев.
Её улыбка от воспоминаний заразила хорошим настроением Буна. Он сделал глубокий выдох и стал выглядеть, как прежний знакомый ей Бун, гордым и свирепым.
— Мне нужно кое-куда — и я вернусь, — сказал он и потрепал её легонько по щеке.
Бун скрылся в далёком узком коридоре под значком уборной. Ната, оставшись одна, осмотрелась. Под сводами холла огромные люстры бросали мягкий свет на клетчатый мраморный пол и широкие колонны. В прямоугольных столбах сидели зеркала в полный рост, обросшие каменными лозами с листьями, под выдавленным символом из двух масок. Одна маска с улыбкой, другая — грустная. Ната зашагала к одному из зеркал, по пути разглядывая маски. Она подошла и склонила голову набок, улыбнулась. Склонила на другой бок — и помрачнела.
Послышались очередные овации. Чему теперь они радовались? Как Ромио выбросило в космос? Или Юлию ударило током?
Нет. Ната помахала копной волос. Не того она ждала от великой истории любви. Бун абсолютно прав. Фильм переврали. Ромио превратили в чёрт побери что. Юлию — в изворотливую алчную лицемерку. Сюжет ужасен. Как они могут аплодировать этому обилию секса? Его слишком много, до приторности!
Образованные умные люди смеялись над плачущим нищим. Громко ржали из-под своих масок над тем, как отобрали последние креды. Они со своей высоты ума, наверное, сделали бы то же самое. И плевать они хотели на сочувствие. Им, похоже, вообще на всех плевать. Как на неё было всем плевать тогда, на остановке. Да, ладно её. За того парня обидно. Его чуть не вытолкали из вагона, если бы двери вовремя не захлопнулись. Даже если бы он оплатил, нашли бы способ убедить и избавиться, если бы не она. Всем тут на всех плевать.