Горячий контакт

И он торжественно вручил мне удостоверение и нагрудный знак «За сбитое воздушное судно». Критически посмотрел на меня. С двумя значками, которые хотя и не являлись государственными наградами, но высоко ценились среди личного состава ВВКС, я должен был выглядеть достаточно импозантно. Тем более с висящим рядом беркутом.

– Стрелять ты умеешь, это я вижу. Летает хорошо? – Обратился он к Оладьину.

– Входит в десятку лучших пилотов набора. После учебного боя с Ладыгиным начальником курсов присвоено звание сержанта. Не успели оформить официально, вот и ходит пока в курсантских погонах.

Ух ты! А я и не знал, что я такой хороший пилот! Почему мне не сказали? От офицеров, начиная с покойного Рымарова и завершая тем же Оладьиным, когда он снисходил до общения с обычным курсантом, обычно доставались нагоняи и утверждения в низком интеллектуальном и профессиональном уровне. Еще меня персонально бранили за озорство.

– Готовьте приказ о досрочном выпуске, – приказал Захаров, – но пока до особой команды держите на положении курсанта. Пусть грызет гранит науки.

Свекольников ничему не удивился, только спросил:

– В каком звании впускать?

Захаров внезапно ухмыльнулся:

– Об этом мы уже побеспокоились, – он протянул руку назад, адъютант что-то вложил в нее.

– Держи, лейтенант, – с этими словами Захаров протянул мне… лейтенантские погоны и новое удостоверение. Офицерское! Вот чего я не ожидал, о чем даже не мечтал. – Желаю успешной службы и хотел бы еще не один раз услышать вашу фамилию.

Это был завуалированное прощание. Я поблагодарил за награды, пообещал служить хорошо и слушать командиров, а потом попросился покинуть помещение.

Захаров благожелательно кивнул и я вышел, как можно четче печатая шаг.

Глава 11

Выйдя из штаба, надел погоны и задумался. Надо побеспокоится о ночлеге. На гарнизонную гауптвахту путь мне, к счастью, заказан. Вариант только один – возвращаться в казарму. Хоть и не лейтенантское это дело – жить в одном помещении с курсантами. Но на несколько дней можно. Негромко засмеялся этой мысли и пошел к казарме. Осторожно приоткрыл дверь и вошел. Дневальный – рядовой, служащий по контракту, услышав скрип двери, сонно посмотрел на меня. Потом понял, что зашел курсант и быстро пришел в себя.

– Самоволка? – спросил, ласково улыбаясь. Улыбка была крокодиловой, я вполне реально представил масштабы укуса. Вместо оправданий пошевелил плечами. В комнатушке, отделенной наполовину фанерной перегородкой было светло от настенного светильника. Дневальный увидел новехонькие погоны, скользнул глазами по значкам на левой стороне груди, вдруг широко улыбнулся:

– Товарищ лейтенант Савельев? Очень приятно. Все-таки наградили, а не под трибунал отдали начальники. Мы сегодня языки смозолили, гадали о вариантах развития событий.

– И как решили?

– А никак. Пятьдесят на пятьдесят. Половина ожидала награждения, половина – трибунала. Слухи такие доходили, что то ли Георгием награждать, то ли расстреливать с конфискацией имущества.

– Почти, – сообщал я, – следователь угрожал.

– Да? – лицо дневального перекосилось хитрой ухмылкой. – Но закончилось то лейтенантом. – Он помолчал и предложил: – давай, лейтенант, ложись спать. Время уже час, а завтра вряд ли день будет легче.

Совет был стоящим. Чутье мне подсказывало, что завтра я буду вертеться, как белка в колесе. К тому рана еще побаливала и ощущалась слабость и повышенная температура. Следовало бы сходить в медпункт, но там, скорее всего, был только дежурный санитар, а здесь, в казарме, я чувствовал себя, как дома.

С этими мыслями я разделся, залез под одеяло и мгновенно заснул. Курсанты же так устали за день, что даже не слышали моего прихода.

Утром меня разбудили приглушенный шум множества ног и многочисленные шепотки. Я открыл глаза и чуть не заорал от испуга. Моя кровать была со всех сторон окружена толпой курсантов в одном нижнем белье. Они медленно передвигались, приглядываясь к моему комбинезону.

Я делано равнодушно зевнулся, сел. В ране остро дернуло, хотя и не так болезненно, как вчера. И будто только увидел толпящихся курсантов.

– Мужики, сколько времени?

– Полшестого, – хором ответило несколько человек.

– Еще полчаса спать, вы чего встали?

– А ну качать его!

От качания я сумел отбиться, делая упор на свое скверное состояние здоровья. Вместо этого быстро оделся и с гордостью представил свой измятый, в пятнах крови летный комбинезон, главным достоинством которого было наличие лейтенантских погон и двух значков – пилота второго класса и «За сбитое воздушное судно».

Народ зачарованно уставился на изменения в моем обмундировании. Большинство из нас никогда не добьется моих достижений, сгорев в скоротечных стратосферных боях над Землей в первые недели регулярной летной службы. Тем было интереснее пощупать лейтенантские погоны, до сих пор видимые только на плечах инструкторов, и рассмотреть знаки отличия. Больше всего парней интересовал значок пилота второго класса. Я вначале обиделся на невнимание к моим победам, а потом понял, что квалификацию пилота пусть не второго, а третьего класса они еще могут получить, а вот сбить вражескую тарелку и остаться целым имеется только несколько шансов из ста. Поэтому зачем смотреть на недосягаемое.

На шум появился дневальный, но ему не пришлось наводить порядок, поскольку в казарме нарисовался мичман Возгальцев – старина Коромысло. Курсанты вмиг разбежались по кроватям, поскольку подъема еще не было и они должны были находится в горизонтальном состоянии.

– Разтудыть тебя через коромысло! – удивился он, – что за нарушение распорядок суток? Мало ночных тревог? Увеличим!

– Товарищ мичман, тут Савельев появился, – доложил некто из глубины кроватного строя, изменив голос. Всем было интересно, как поведет себя мичман с бывшим курсантом, ставшим теперь если не старше его по званию, то по положению точно.

Коромысло не подвел, сразу найдя нужный тон. Он подошел ко мне, обошел вокруг, оглядывая, как рождественскую елку.

– Настоящий, – сделал он смелый вывод. – Сказали мне еще вчера. На представлении главкому меня, конечно, не было – чинами не вышел, туда ниже полковника не пускали.

– Майор был, – ввернул я.

– Так-то адъютант, – отмахнулся Коромысло. – Ядри его коромысло, такая грязь всюду есть. Так что информация скудная. Давай рассказывай, с кем воевал, как уцелел. Всем тоже интересно.

Курсанты такое деловое предложение одобрили. Я взглядом старого, все повидавшего пилота – истребителя поглядел, потом засмеялся, махнул рукой.

– В общем, вы, товарищ мичман, оказались правы – инструкции надо соблюдать и на один вылет проживешь дольше. Я сослался на инструкцию и сижу сейчас здесь.

– А Рымаров?

– А Рымаров на инструкцию плюнул и попер к двум подозрительным сушкам. Его и сняли первым же залпом.

– Так это подожди, ты с двумя бой вел? – удивился Генка Камаринов, учившийся в университете вместе со мной.

– Ничего себе! – удивилось сразу несколько человек. – Да ты монстр настоящий!

– Мгм, – навел порядок мичман, – у нас в субботу воспитательный час. Вот там и поделишься с товарищами опытом. А вы, оглоеды, чтобы внимательно слушали, а то, коромысло тебе…

Он не говорил, но все его поняли. Молодые пилоты – древесная стружка в горниле войны. Сколько их сгорит, пока оставшиеся начнут разбираться в сложной паутине боев.

– Ну ладно, – прервал затянувшуюся неловкую паузу мичман. – Савельев от физической нагрузки освобожден. Да и числится он на курсах теперь условно, по приказу главнокомандующего ВВКС генерал-полковника авиации Захарова. Остальным же никто поблажек не устанавливал, подъем, на физподготовку бегом марш!

Курсанты покинули постели, одели брюки, обулись и выскочили из казармы, обнаженные по пояс, несмотря на прохладное осеннее утро. Мичман строго посмотрел на меня. Внезапно взгляд его смягчился: