Похищение с сюрпризом

Теперь опешил Гастон. Как это – умерла? Не с призраком же он встречался?

- Умерла, - повторил Ла-Пьер. – Во время вторых родов. Вместе с ребенком. Девочкой.

Гастон и Лизетта переглянулись. Дина! Но ведь она очень даже жива. Как и мать. Неужели, обман? Но для чего все это понадобилось?

«Что ты наделал? Что же ты наделал?» - вновь зазвучало в ушах.

Гастон поежился. Что если причина всего этого «маскарада» его таинственный поступок? Тот, который так напугал и разгневал мать?

- Почему Кара меня отдала? Говори!

Но Ла-Пьер не шевельнулся. Погрузился в печальные думы о прошлом.

- Ладно! – Гастон сжал кулаки от бессильной ярости. – Тогда скажи, кто мой отец?

Он не сомневался, что мужчина, который много лет назывался его родителем, снова промолчит. Но не спросить не мог. Вопрос будто жег рот. Однако Ла-Пьер встрепенулся. Посмотрел на приемного сына, а в глазах промелькнула ненависть.

- Художник. Такой же никчемный бездельник. Ты и внешне похож на него. Только волосы от матери достались.

- Художник? – переспросил Гастон благоговейно.

Сердце сжалось, будто угодило в тиски. Вспомнилась детская страсть к рисованию и бесконечные порки за нее. Отец запрещал брать в руки угольки и краски, говорил о предсказании, мол, сыну надобно забыть о художествах, иначе навлечет беду на всю семью. Значит, всё ложь. Приемный родитель не хотел, чтобы ребенок рисовал, потому что ненавидел настоящего отца. Из-за этой ненависти он лишил Гастона единственного занятия, приносившего истинную радость. Лишил призвания.

Стоп!

Но почему, собственно, Уильям Ла-Пьер ненавидел мужа Кары?

- Проклятье, - простонал Гастон, взъерошивая пятерней волосы. – Ты был влюблен в нее! В мою мать!

На груди вновь вспыхнул сдвоенный медальон. Но не обжег. Предал уверенности.

- Отвечай мне! Я приказываю!

Он сам не понимал, почему это сказал. Слова пришли сами. И, как ни странно, помогли. Отец подчинился, хотя лицо исказилось от напряжения и нежелания говорить.

- Кара была моей невестой. Но мне пришлось жениться на Инессе. Родители настояли. Она собиралась за моего старшего брата, но он погиб за три дня до свадьбы. Увидел, как лошадь, в телегу запряженная, понесла. Скакала прямо на детишек, что в траве играли. В общем, спас их от смерти неминуемой, а сам… - Ла-Пьер горестно махнул рукой. – Инесса осталась ни женой, ни вдовой. Она ведь у нас жила. Ее семья брак не одобрила, из дома выгнала. Конечно, жених с невестой ночевали отдельно, но людям не докажешь. Вот родители решили, что я должен жениться, чтобы Инессу от позора уберечь.

- И ты беспрекословно согласился? – изумился Гастон.

Это папенька-то? Ему же плевать на чужие приказы с высокой колокольни.

- В семье Ла-Пьер принято отца с матерью слушаться. Даже если у самого иные желания.

Гастон с трудом удержался от ругательств. Вот, как! Сам по приказу родителей взял в жены нелюбимую женщину, заставив страдать и себя, и настоящую невесту, но с собственными детьми поступал также, не позволяя самим выбирать жизненный путь.

- А Кара, значит, вышла замуж за художника?

- Да. Но он ей не нравился. Родня настояла. Говорю же, бездельник! Неудивительно, что тебя – его копию – Кара бросила и велела, как вырастишь, в монастырь отправить. Мне, правда, пришлось для Инессы сказочку сочинить. Мол, зарок я дал, пообещал богам, что раз жене изменил, плод той измены служить им отправлю. Она одобрила, посчитала правильным решением.

- Как зовут моего отца?

Ла-Пьер, безропотно отвечавший на последние вопросы, вдруг осклабился и отрицательно мотнул головой, а Гастон ощутил, как на груди остыла магическая вещица.

- Ничегошеньки я тебе больше не скажу. Не надейся. А медальон всё равно верну.

- Ах, ты! – он издал звук похожий на рычание, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не замахнуться на так называемого родителя.

Собрался, было, попробовать снова приказать ему говорить, но Лизетта охнула и схватила его за рукав. Но вовсе не в попытке защитить Ла-Пьера.

- Рассвет, - прошептала она через силу. – Мне пора.

- Куда пора? – не сразу сообразил Гастон. – Ох, черти…

За допросом они и не заметили, что снаружи вот-вот взойдет солнце.

- Хватай вещи, и бежим! – скомандовал он и первым перекинул через плечо тяжелый тюк, оставив жене поклажу полегче.

Проклятье! Где же Огонёк?! Ей полагалось вернуться до рассвета!

Увы, далеко убежать не получилось. Едва они миновали лесенку и половину пути от сеновала до ворот, Лизетта уронила мешок и качнулась, будто в трансе. Подняла руки вверх и… Гастон зачарованно смотрел, как жена делает кувырок, и молился всем богам на свете, чтобы вместо нее взору предстала лошадь. Или хотя бы корова. Но…

Земля содрогнулась от удара мощных когтистых лап, в небо взметнулось пламя.

- Вот, черти огнедышащие, - простонал Гастон горестно. – Дракон…

Как вовремя! Ну, в самом деле! Хуже не придумаешь!

Или придумаешь?

- Ой, мамочка! Спасите! Нечисть!

Кричала поломойка, вышедшая на крыльцо гостиницы с ведром воды. Ее вопль вкупе с грохотом, что устроила Лизетта, послужили сигналом для других обитателей постоялого двора. Заскрипели рамы, и криков сразу прибавилось. Они умножались и умножались. Ничего удивительного. Любой бы пришел в ужас, увидев спросонья самого настоящего дракона размером с трех коров!

- Чего замер? – прошипела Лизетта сквозь острые, как кинжалы, зубы. – Залезай!

- Куда? – прошептал Гастон.

- Да на меня! Живее!

Он сам не понял, откуда взялась храбрость. Однако вскарабкался по чешуе на спину жены, да еще и оба мешка прихватить не забыл. С боков с шумом захлопали крылья, и земля мигом осталась далеко внизу. Прежде чем улететь, жена сделала круг над постоялым двором. Выпустила мощное пламя, не задев ни единой постройки, и пообещала не предвещающим добра тоном:

- Только попробуйте кому-то рассказать, что видели. Вернусь и всех сожгу!

Гастон вздохнул тяжко. Ну и жена… А еще пожалел о лошади, оставшейся в конюшне…

…Полчаса спустя он сидел в лесной глуши возле озера, в котором следующей ночью планировал купаться весь честной народ, с грустью взирал на водную гладь и отходил от безумного полета. Лизетта лежала рядом на пузе и страдала. В смысле, перечисляла блюда, которые бы сейчас с удовольствием бы умяла. А еще ругала Огонька. Вернись девчонка вовремя, Уильям Ла-Пьер не застал бы их врасплох, да и ноги с крыльями не пришлось бы уносить в срочном порядке. Поди теперь, найди эту бестолковую девчонку.

Гастон и сам переживал. И за всё выше перечисленное, и за будущее. Во-первых, если не найти Огонька, она нажалуется деду, а тот уничтожит их с Лизеттой силой мысли. Во-вторых, фальшивый папенька чувствует медальон, стало быть, снова разыщет их, куда бы они ни подались. Плохо. Он напомнил пьяницу с похмелья, не способного приходить в себя без новой порции пойла. Прямо-таки трясся от желания воссоединиться с магической вещицей, дарующей власть над другими.

- Не хочу носить медальоны. Вдруг стану одержимым, как папаша.

- Не станешь.

Позади из воздуха «соткался» серебристый лис и оскалился на Лизетту, ибо та с аппетитом принюхалась, явно сочтя «приятеля» мужа подходящим завтраком.

- Отец твой носил медальон годами, а ты только-только надел.

- Отец? – усмехнулся Гастон. – Он мне не отец.

- Знаю. Но оставь вопросы при себе. Не время для ответов. Нельзя вам засиживаться. Ступайте напрямик через лес – к тракту, что к Эндории ведет. Огонёк – лесная, без труда найдет путь. Она в километре отсюда. Идите вон по той тропке, пока вековой дуб не найдете с почерневшей корой. Девчонка ваша в дупле дрыхнет.

Гастон выругался. Вот вам и помощница! Всё на свете проспала. Опять.

Стоп! К какому тракту?!

- Погоди! Как Эндория?!

- Тебе же велели спрятаться под боком у черного принца. А Эндория – его дом. Да и третий медальон сейчас там. Где точно, не знаю. Но вы найдете. Эта троица сама друг к другу тянется.