Страница 16 из 22
Такое же впечатление утвердилось и в мыслях молодого оперуполномоченного, и душа его загрустила от этого еще только больше. У него уже начинало складываться определенное мнение, что с помощью его непосредственного руководителя и начальника уголовного розыска этот оперативник сможет склонить его признаться в чем угодно, даже в том, что он некогда организовал потопление «Титаника» или в крайнем случае всего лишь убийство Кеннеди. Объятый страхом и колотящей его нервной дрожью молодой человек, прекрасно понимая, что помощи ему ожидать в данном случае неоткуда, тут же замкнулся в себе и приготовился выдерживать непередаваемый человеческими словами сокрушительный натиск. Именно поэтому, не в силах сдержать дребезжащей интонации голоса, на заданный подполковником вопрос, он, опустив книзу глаза и насупив лицо, словно загнанный в угол зверек, злобно ответил:
– Я ничего такого не делал и раскаиваться мне не в чем. Вы собрались «повесить» на меня очередное нераскрывающееся убийство, так что же, дерзайте – на то воля ваша.
– Ты давай здесь не умничай, – грубо оборвал его Герман Петрович, в присутствии областного оперативника не решившийся рыкнуть, по обыкновению грубо, – следы преступника ведут к твоему дому и там обрываются – это может означать только одно: ты и есть тот жестокий убийца.
Ивановский подполковник одарил неугомонного и не отличающегося большим умом начальника очень откровенным «остужающим» взглядом, явно говорящим о том, что тот значительно опережает события, да и попросту суется не в свое дело, а главное, что офицер уже очень пожалел, что позволил ему участвовать во время допроса, тем не менее вслух ничего не сказал, а обращаясь к Денису, промолвил:
– Согласишься ли ты, если к тому возникнет необходимость, пройти полиграф и ответить через него на интересующие нас вопросы?
– Конечно, – не задумываясь выпалил молодой человек, придавая своим словам как можно большей уверенности, – мне скрывать абсолютно нечего, и я готов на любые процедуры, лишь бы только доказать свою невиновность. Я сам не понимаю, как такое стало возможным, что следы маньяка-убийцы привели к моему жилищу. Очевидно, просто меня кто-то хочет подставить?
– Но зачем? – вмешался в разговор Бесстрашный, выгодно отличавшийся от Карелина своим более покладистым характером и непременным желанием докопаться именно до истины, а не «загрузить» на преступление первого попавшего под подозрение человека, – И главное – кому «Такое», вообще, могло прийти в голову?
– Я не знаю пока, – понуро опустив книзу голову, продолжал Денис подрагивать нервными нотками, – но непременно хочу это выяснить…
Договорить он не успел, так как Герман Петрович, никак не реагировавший на мимику ивановского сотрудника и считавший себя непревзойденным мастером развязывать языки, грубо оборвал его реплику и, придавая лицу звериное выражение, грозным голосом прорычал:
– Хватит нам уже здесь «Ваньку валять»! Мы всё уже знаем (что именно ему известно, он уточнять не потрудился, полагая, что одного этого утверждения будет достаточно), и все равно тебя, «мерзавца», засадим: доказательств хватает, давай уже сознавайся и сэкономь время нормальным людям! У нас и без тебя, «ублюдок», мороки хватает!
Ивановскому оперативнику, очевидно, было в диковинку видеть подобное проведение следственных действий, и он, выпучив от удивленья глаза, ошарашенно уставился на «Целого» начальника поселкового отделения, явно не понимая, как такой неотесанный человек мог дослужиться до столь высокого чина. Тем не менее, верный своему служебному долгу, он посчитал необходимым осадить зарвавшегося руководителя.
– Товарищ подполковник, – сведя к переносице брови, придал он своему голосу металлических ноток и, нарушая все допустимые инструкции, молвил, – что Вы себе позволяете? Еще достоверно не установлено, что этот молодой человек имеет какое-то отношение к совершенному преступлению, и мы пока еще не знаем, является ли он лицом, причастным к тому убийству. Мы пытаемся сейчас разрешить сомнения, возникшие касательно некоторых событий, а если Вы этого не понимаете, то прошу Вас покинуть место проведения допроса, либо отойдите в сторону и не мешайте, пожалуйста, устанавливать все обстоятельства этого и без того сложного дела.
Для более грамотного областного оперативника было дико и непривычно вести подобные разговоры в непосредственном присутствии лица, подозреваемого в совершении преступления. Вместе с тем он никак не мог допустить, чтобы какой-то своенравный, считающий себя мелким царьком начальник мешал ему соблюдать все принятые в таких случаях предписания. Поэтому-то неудивительно, что его терпение так быстро лопнуло, и он начал выговаривать само-дурящему начальнику о его мешающих общему делу неправильных действиях. Он не сомневался в его способностях выводить на откровенный разговор людей низких социальных прослоек, но здесь перед ними предстал совсем другой человек, сам являвшийся оперативным сотрудником, и с ним такие методы, каких обычно придерживался Карелин, были просто недопустимы. Герман Петрович же всего этого, конечно, не осознавал, несправедливо предполагая, что ивановский «хлыщ» хочет заграбастать себе всю его славу, непременно последующую после раскрытия этого необычного и ранее небывалого преступления, а его, прославленного и опытнейшего сотрудника, хотят обойти стороной в раздаче лавров победителей жестокого маньяка-убийцы. Именно основываясь этими побуждениями, он остался крайне недоволен пламенным изречением областного «начальниЧка», как он его про себя презрительно называл, и, придав своему лицу крайне недовольную и обиженную мину, не смотря на свой вздорный характер все же осознавая, что власти у его оппонента немного побольше, отошел в сторону и уселся на разложенные нары, предоставив тому возможность продемонстрировать, как же необходимо поступать в таких случаях.
Женов не заставил себя долго ждать и тут же высказал предложение, показавшееся ему самым здравомыслящим в сложившейся ситуации:
– В таком случае, когда все наговорились, – он недобрым взглядом окинул поселкового подполковника, – тогда уже можно пройти в комнату для допросов и продолжить нашу беседу там. В том месте установлены видеокамеры, ведется запись, и никому не придет в голову слишком уж своевольничать, – намек явно относился к Карелину, на что тот только презрительно фыркнул, а ивановский оперативник меж тем продолжал, уже обращаясь лично к Денису, – мы хотели дать тебе, Градов, шанс облегчить свою участь, поэтому и пытались поговорить именно здесь, но раз ты уверен, что за тобой никаких грехов не тянется, то мы начнем процедуру так, как это принято по установленным правилам.
– Не возражаю, – утвердительно кивнул головой попавший под подозрение молодой человек, готовый выполнить любые условия, лишь бы оправдаться в этой очень сложной для него ситуации, – я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы все наконец мне поверили – я никого не насиловал и тем более не убивал.
На этом разговор, проходивший в камере, был закончен, и все четверо полицейских направились в специальное помещение, надлежащим образом оборудованное для фиксации общей процедуры дознания, где каждое лишнее слово либо же действие могли стать роковыми как для одной стороны, так в той же мере и для другой.
Комната, в которой этим людям предстояло находиться ближайшее время, была небольших размеров, окрашена в серый, невзрачный, можно даже сказать, пугающий цвет, где в самом центре угрюмо стоял прикрученный к полу удлиненный железный стол, а с каждого торца прочно крепились две табуретки. Никакой другой мебели в помещении не было, а на единственном небольшом окошке нагнетала невеселые мысли прочная металлическая решетка. Прямо по середине стола красовался небольшой аппаратик, именуемый в простом обиходе попросту «полиграфом». Дениса усадили на тот табурет, что был ближе к выходу, а ивановский оперативник уселся под окошком, сделав это, соответственно, для того, чтобы свет падал на лицо допрашиваемого, не позволяя тому утаивать игру своей мимики, его же оппонент в это самое время имел выгодное преимущество, оставаясь в затененном пространстве. Остальные участники этого следственного действия расположились – кто где: Бесстрашный, сложив на груди руки, застыл посередине комнаты, сбоку от металлического стола, Карелин, скрестив за спиной ладони, отошел к окошку и сделал вид, что внимательно изучает голубое небо, видневшееся снаружи.