Страница 8 из 37
— Я полностью за предложение Вадима Сергеевича, — вмешался в разговор Андрей. Ему хотелось поддержать товарища. — Машина в отличном состоянии. За безотказность механизмов я ручаюсь.
— Уговорили, — сокрушенно покачал головой Дектярев. — Мы с Валентином Макаровичем не возражаем, — он подмигнул атомисту, — чтобы погрузиться еще на сотенку километров. На сотенку — не больше. И эдак осторожненько, осторожненько.
— Разумеется, — сдержанно улыбнулся Вадим.
— Зато я решительно против, — заговорил молчавший до того Михеев. — Я требую безоговорочного выполнения указаний главного конструктора.
— Не забывайте, здесь его помощник! — вскинулся Вадим.
— Вот именно помощник, а не главный конструктор. Распоряжаться опытной машиной можно только с его согласия.
— Павел Игнатьевич, — Вадим повернулся в сторону связиста, — будьте добры, соедините товарища Михеева с бюро завода.
Скорюпин виновато улыбнулся и пожал плечами.
— На какое давление рассчитана полезащитная установка? — спросил Вадим водителя.
— На триста миллионов атмосфер.
— Так. А что показывают приборы?
— Тридцать с половиной тысяч.
— И вы, водитель опытных глубинных машин, считаете такую проверку вполне исчерпывающей?
Михеев смешался.
— Совещание считаю оконченным, — Вадим встал. — С общего согласия продолжаем испытание корабля. И научные исследования, — он с насмешкой посмотрел на Биронта. — Глубина погружения будет зависеть от обстоятельств и… от нашей выдержки. — Глаза командира загадочно улыбались. — Механику и водителю — по местам!
Он направился к люку. За ним последовал Андрей.
— И все-таки вы поступаете опрометчиво, Вадим Сергеевич, — сказал Михеев, усаживаясь за пульт напротив Суркова. — Несерьезно это.
— Старт! — вместо ответа скомандовал Вадим.
Заработал двигатель, корабль вздрогнул.
«К центру земли! К центру земли! — стучало сердце Вадима. — К неведомому! К неиспытанному!»
10
Расплавленная магма осталась над головой. Все ярче светился экран локатора. Цвет кипящей меди сменился на нем золотым сиянием, да таким ослепительным, что пришлось понизить силу тока, питающего локаторный излучатель.
Разогретый почти до двух тысяч градусов, базальт оставался твердым, хотя температура давно перешагнула точку его плавления. Сжатое вещество приобретало высокую плотность. Атомы в кристаллических решетках вместо того, чтобы рассыпаться от теплового воздействия, вынуждены были теснее прижиматься друг к другу.
Приборы отметили глубину пятьдесят километров, а «ПВ-313» спокойно продолжал движение. Давление превысило сорок с половиной тысяч атмосфер.
Вниз… вниз… в неизвестность.
Ничто не нарушало четкой и слаженной работы механизмов. У Вадима крепла вера в свою правоту.
Наверх послали официальное уведомление: «Все благополучно. Продолжаем идти в глубину, чтобы испытать подземоход в более тяжелых условиях и провести более полный комплекс научных исследований».
Ответа не получили. Может быть, не дошло сообщение, посланное с корабля, а может быть, луч с наземных станций затерялся где-то далеко в стороне от курса «ПВ-313».
Вадим с головой ушел в работу. Приборы давали ему сведения о взаимодействии плотной среды с механизмами. Командир был теперь только конструктором — он проверял в действии реакторы, бур, двигатель, магнитоплазменное поле.
Водитель все еще колебался, не зная, как ему поступить: воспротивиться ли воле своего непосредственного начальника, или, наоборот, самым решительным образом поддержать его.
Дерзость Вадима пришлась Петру Афанасьевичу по душе. Если ради пользы дела, то отчего и не пойти на риск? Но главный такого своевольства не спустит. Тут всем достанется на орехи. И доверия лишишься…
Михеев нахмурился, бросил взгляд на командира: молодой, горячий и, видно, жадный до открытий. На заводе его уважают, называют талантливым. А Ремизовский человек осторожный, может быть возраст уже такой…
Михеев вздохнул, встряхнулся и занялся приборами управления.
Дектярев и Биронт после разговора с Сурковым вернулись к себе в кабину, чтобы продолжать прерванные исследования. Но едва пол дрогнул под ногами и поплыл вниз, Биронт захлопнул журнал и, точно подброшенный пружиной, вскочил на ноги.
— Коллега, куда вы? — удивился Дектярев.
Атомист поднялся в кабину отдыха и лег в гамак. Ему действительно было не по себе. Куда они движутся? Что задумал этот фанатичный Сурков?
Лежать и ничего не делать было непривычно. Дома Валентин Макарович никогда бы не дошел до такой бесцельной траты времени. Но здесь он не видел другого способа выразить свой протест. Ему казалось, что экипаж вездехода будет потрясен его самоотречением.
Увы, кроме Дектярева, никто не обратил внимания на странное поведение атомиста. Все были заняты своей работой. Что касается геолога, то этот грубиян сказал ему:
— Вот такое пространственное положение более подходит для вашего тела.
— Попрошу оставить меня в покое, — раздраженно отрезал Биронт.
Оставшись в одиночестве у пульта, Николай Николаевич исписывал страницу за страницей, удовлетворенно хмыкал, произносил длинные монологи. В его распоряжении находилась точнейшая электронная аппаратура. Она позволяла ему установить не только химический состав базальтовых пород, сквозь которые прокладывал себе путь подземоход, но и то, что составляло главный интерес для геолога, — физические свойства вещества.
— Проверим диалектику в действии, — повторял он себе. — Количество непременно приведет к появлению нового качества.
И наблюдал, как под влиянием нарастающего давления все теснее сближаются атомы в молекулах. Дело не только в увеличении плотности. Наступит момент, когда чрезмерное сближение атомов вызовет переход вещества в новое состояние.
Но в какое?
К концу подходили вторые сутки пути. Девяносто километров земной коры осталось над головой путников.
Девяносто километров.
Когда Дектярев торжественно сообщил об этом лежавшему в гамаке атомисту, у того защемило под ложечкой, его и без того длинное лицо еще более вытянулось. А Николай Николаевич, твердя «Зангезур-занзибар!», сел за стол и открыл банку с желеконцентратом. Аппетит геолога показался Биронту прямо-таки противоестественным.
Подошло время спать. Биронт закрыл глаза, но ему мешал яркий свет лампы. Он выключил ее. И тут услышал, как вибрирует корпус, — звук, к которому начал было привыкать. В темноте особенно четко зазвучали глубинные взрывы, они придвинулись к самой кабине (уплотняясь, вещество все лучше проводило сейсмические волны).
Валентин Макарович поспешил снова включить свет и понял, что уснуть ему не удастся.
Не выдержав одиночества, атомист спустился в свою рабочую кабину, хотя его заранее мутило от необходимости сесть лицом к лицу с Дектяревым. Антипатия атомиста к геологу росла с каждым часом.
На его счастье, Николай Николаевич спал. Биронт решил, что здесь, в кресле, удастся соснуть и ему. Правда, в кабине тоже было светло от сияния, излучаемого экраном. Биронт протянул руку к кнопке. Экран погас, осталось только мерцание разноцветных нитей на белых шкалах.
Устроившись поудобнее в кресле, Валентин Макарович закрыл глаза. На минуту почувствовал покой. Но только на минуту. До его обострившегося слуха долетел храп Дектярева. Даже спящий, геолог отравлял ему существование.
Валентин Макарович включил экран, часто моргая, смотрел на оранжевый диск. Потом повернул голову к указателю глубины.
Сто километров! Ужасно…
Он заерзал в кресле, глаза его расширились. Чем же все это кончится?
В ближайшем ряду приборов мигнул красный глазок счетчика атомных частиц, мигнул один раз и потух. Крошечная вспышка света не сразу дошла до сознания атомиста. Гнев на Дектярева ослеплял его значительно сильнее.
Но вдруг возмущение его разом испарилось: лампочка мигала не переставая.
— Мезоны?
— Что такое? — Дектярев открыл глаза.