Пленники пылающей бездны

— Вы серьезно?

— Ты же не первый раз в подземном рейсе. Тут не до шуток.

— Я, конечно, все понимаю. Я только не понимаю, как это могло случиться. Вадим Сергеевич такой замечательный конструктор. И вот…

— Конструктор он действительно хороший, — согласился Чураков.

Скорюпин заглянул в лицо механику.

— Вы что-то еще хотели сказать?

— Да нет, что мне теперь говорить…

Не делиться же, в самом деле, с Пашей тем, какой неприятный осадок на душе у него, Андрея, после недавней сцены в кабине управления. Его словно в чем-то обманули или отобрали самое дорогое и сокровенное.

— У вас кто-то остался там, наверху?

— Конечно. Отец, мать, две сестренки.

— И девушка?

Вопрос кольнул Андрея в самое сердце. Здесь, в кабине подземохода, он все чаще вспоминал Лену, не жену Вадима, а ту девушку в скромном сереньком платье, которая принимала и контролировала собранные им узлы машины. Почти всю рабочую смену они находились в цехе рядом. И не замечали друг друга. Он и сейчас для Лены ничего не значит. Но Лена для него…

— Нет, — Андрей отрицательно покачал головой, — девушки у меня нет.

— Когда меня зачислили на «ПВ-313», - сказал Паша, — ребята чуть от зависти не лопнули. И такой прощальный банкет организовали, какого я еще никогда в своей жизни не видел. Прямо бал настоящий. Ребята у нас хорошие, настоящие товарищи. Жаль, им не разрешили посмотреть на старт подземохода. Поговорить бы с ними сейчас. Или письмецо переслать — как бы сразу на душе посветлело, верно?

Паша говорил, перепрыгивая с одной темы на другую. Даже Чураков при всей своей жизненной неопытности почувствовал в нем еще мальчишескую наивность. Светло-карие Пашины глаза смотрели доверчиво. Долговязый, угловатый и вообще какой-то нескладный, Паша вместе с тем привлекал своей бесхитростностью и доверчивой откровенностью.

За полчаса Андрей выслушал биографию связиста во всех ее незамысловатых подробностях. Узнал и где тот учился, и с кем крепче всего дружил, и как познакомился с замечательной девушкой Таней, и до чего сильно увлечен ультразвуковой техникой.

Сравнивая себя с Пашей, Андрей, к собственному удивлению, отметил, какая между ними ощутимая разница в восприятии окружающего. «Вроде и я когда-то был точно такой же, — подумал Чураков. — И вот уже не такой. Изменился, значит».

— Все же я верю в Вадима Сергеевича, — неожиданно закончил Скорюпин, возвращаясь, видимо, к мучившему его вопросу. — У него светлая голова. Вот увидите, он найдет выход из положения. Что-нибудь такое придумает, что мы только ахнем. А что беда с нами приключилась, так это даже интереснее. Будет о чем ребятам рассказать.

Вдвоем они вернулись к себе в кабину к пульту. Скорюпин вздохнул: «Эх-хе!» — и стал возиться с приемником. Чураков ловил себя на том, что прислушивается, будто сможет угадать отсюда, чем занят Вадим.

4

Николаю Николаевичу вдруг вспомнилось детство, бесконечно далекое, но яркое и счастливое. Он со школьной скамьи любил туристские походы и уже в тринадцать лет не боялся с рюкзаком за плечами отшагать пятнадцать-двадцать километров по лесным тропам, в обществе таких же, как и он, любителей провести ночь у костра. Николай Дектярев исколесил все Подмосковье, дважды пересек Кировскую область, а в пятнадцать лет принял участие в длительном и трудном походе по Южному Уралу.

Тут и произошло одно очень важное событие.

Во время перехода из Карабаша в Кыштым, поспорив с товарищами и желая доказать свою смелость, Николай отделился от группы, чтобы в одиночку перевалить через горы. Места были глухие, таежные. В лесу он заночевал один. Вначале не спалось. Темнота вокруг костра казалась особенно плотной, в ней притаились невидимые опасности.

И вот, когда сон и усталость начали смежать веки юного путешественника, в свете костра неожиданно появилась девочка, маленькая худенькая фигурка. Николай замер. Несмотря на твердую уверенность, что на свете не существует волшебников, он сжался, боясь пошевелиться. На него пахнуло бажовскими сказками, которыми он зачитывался. Девочка появилась так внезапно, что Николай не удивился бы, если бы она вдруг исчезла, а на ее месте остался чудесный каменный цветок или сверкающая золотая россыпь.

Однако девочка продолжала стоять на том же месте, прижав к груди перепачканные в земле ручонки. Ей было лет шесть, не больше.

— Кто ты? — оправляясь от невольной робости, крикнул Николай.

— Я Катя, — ответила девочка чуть слышно, и в голосе ее послышались слезы.

— Откуда ты взялась?

— Я заблудилась. Я хочу кушать.

И она заплакала почти беззвучно, беспомощно. Николай подошел к ней ближе. Отвечая на вопросы, девочка все время всхлипывала. С большим трудом ему удалось понять ее сбивчивые объяснения. Катя жила в каком-то новом поселке лесорубов и не успела запомнить, как он называется. Утрам родители шли на работу, а ей захотелось насобирать ягод. Она углубилась в лес и… не нашла обратной дороги.

— И целый день ты ничего не ела? — ужаснулся Николай.

— Только ягодки…

Он накормил Катю, завернул в свое одеяло, укачивал, успокаивал, пока девочка не уснула. Она так ослабла, что на следующий день пришлось нести ее на руках. Селенья поблизости не оказалось. Только к полудню, страшно измученный своей ношей (рюкзак тоже весил прилично), мальчик добрался до лесничества. Позвонили в район. Оттуда ответили: девочка пропала в поселке Арьяр и, значит, в общей сложности ушла почти за двадцать километров от дома.

…Прошло двенадцать лет. Дектярев, уже молодой геолог-изыскатель, прибыл с партией в район Карабаша. И ему вспомнилась девочка, которую он подобрал когда-то в лесу. Какая она теперь? Помнит ли тот случай?

Ему помогли разыскать ее. Катя работала на Миасском автомобильном заводе. Вместо прежней худенькой девчушки Дектярев увидел настоящую красавицу, перед которой как-то сразу оробел.

Через год они поженились.

Теперь Катюша осталась одна. Конечно, ей, жене изыскателя, очень часто приходилось оставаться одной и подолгу ждать его возвращения из экспедиций. Но тогда ни он, ни она не думали об опасностях и тем более о том, что он вообще может не вернуться.

Далекие славные походы сквозь дебри лесов… Николай Николаевич шумно втянул носом воздух. Ему показалось, что в кабине запахло дымом костра. Ох, сколько он повидал на своем веку! Памир, Урал, Камчатка, совместные с индийскими геологами поиски на Гималаях, работа в Египте, Китае, Тунисе…

Однако ему постоянно хотелось необычайных, неповторимых исследований. Земная кора и до него была достаточно изучена. Он первым из геологов принял участие в испытании подземных лодок. Настала пора, когда исследователи уже не мысленным взором, а сами, вооруженные сложнейшей аппаратурой, устремились в недосягаемые до того недра.

Дектярев был пионером подземных экспедиций.

И вот, кажется, допутешествовался. Вместо того чтобы сдержать юношескую нетерпеливость Суркова, изменил собственной сдержанности и последовательности. Не вытерпел… Эх! И вот попали в такую переделку, из которой, похоже, не выпутаешься. Помощи ждать неоткуда.

Неоспоримо одно: нужно работать. Он обязан работать. Но легко сказать: «нужно». Одно дело заставить трудиться свои руки, а вот как заставить себя сосредоточиться, думать, анализировать, когда в голову лезут назойливые мысли о гибели.

— Хорошо, ты можешь не работать, — сказал себе Николай Николаевич. — У тебя есть возможность встретить смерть в гамаке. Только что же ты будешь делать все десять месяцев или триста суток, или семьсот двадцать часов, или сорок две… нет, сорок три тысячи… ну да, сорок три тысячи двести минут?

Николай Николаевич презрительно выпятил губы. Это бы там ни было, но прокисать в постели, когда в теле нет и признаков недуга, а голова полна идей… Не-ет, дудки! Такой роскоши он себе не позволит. Отрицать нельзя, при одной мысли о смерти ему становится как-то холодновато. Но вот сел в кресло, и уже немного легче. Будто оказался рядом с теми, с кем провел не один год в лабораториях исследовательского института академии.