Розовый обруч

Но это не отменяло возможного родства. Может, Адриан узнал о ее существовании недавно? Тогда не сходились даты нашего переезда и предположительного дня рождения ребенка.

Под утро приснился жуткий сон, в котором мы с мужем разошлись и больше не встречались. Я видел события от лица Адриана: как он съехал, не сказав ни слова, просто взяв минимум вещей, и долго искал съемный угол с Риной на руках. Как они жили, влача очень бедное существование, ведь нормальную работу Адриану найти не удавалось. Как впоследствии постоянно меняли адреса, гонимые отовсюду.

Проснувшись, я ещё раз посмотрел на партнера и, переведя дыхание, успокоился. Он рядом. Я не мог и не хотел отпускать любимого человека. Любовь далась мне слишком дорогой ценой, притом не только материальной.

Мысли не давали покоя, и с тяжёлым сердцем, коря себя за малодушие, я все же обратился к знакомому детективу. Раньше я уже прибегал к его помощи и результатом всегда оставался доволен. Кроме того, я когда-то оказал этому парню услугу и мог рассчитывать на конфиденциальность с его стороны.

Я мог попробовать и сам провести независимое расследование. Но… Брумалтаун – город не самый крупный, и о моих действиях стало бы известно быстрее, чем я найду хоть что-то. Ругаться на этой почве мне совсем не хотелось. Вдруг из-за этого мы и расстанемся?

Оговорив все детали с детективом, я стал ждать, продолжая прокручивать все возможные варианты. И каждый из них был хуже предыдущего. Что делать, если опасения подтвердятся? С одной стороны, я был готов простить своему партнеру измену. В конце концов, я тоже не святой, и ошибки за плечами есть у всех. Но, с другой, что делать, если мать Рины начнет что-то от нас требовать? Или и того хуже – захочет, чтобы мой партнер бросил меня ради нее?

Честно говоря, я очень опасался того, что мог найти детектив. Думал, что, получив результаты, даже не посмотрю их, выбросив в мусор.

Расследование заняло неделю, к концу которой на моем столе оказалась приличная папка документов.

Я долго собирался с мыслями, прежде чем открыть плотный конверт…

Читая результаты расследования, был в не меньшем шоке, чем от появления Рины. В моей голове крутилось много вариантов, но среди них не было того, который был в документах.

Первым, что я узнал, был возраст девочки. Казалось, что ей не больше шести-семи месяцев. Тем более с такими слабенькими крохотными ручками и таким маленьким весом. На самом деле в документах стоял возраст. Год и семь месяцев.

Задержка в психическом развитии была связана с пребыванием в приюте. Хоть этого Адриан не скрывал, хотя я до последнего думал, что приют был лишь формальным звеном в цепочке удочерения, а не местом, где девочка провела большую часть своей, на тот момент, жизни. Но вот почему девочка была такой слабой и худой? В приютах ведь тоже заботятся о подопечных…

Разъяснением стал диагноз на следующей странице: вирус Мехони, он же MH 118, называемый обывателями «вирусом мертвой крови» или, если кратко, ВМК.

Знакомый уже тогда накопал достаточно материалов по этой болезни. И хотя я почти не помню медицинских терминов, да и не силен в них, я хорошо запомнил написанное.

Изучая описание болезни, я невольно ощущал, как вновь дергается глаз: вирус поражал исключительно женщин и передавался через кровь. Ещё в начале века этот крошечный паразит смог преодолеть межвидовой барьер и перешел от скота к человеку. Удивительно, что родиной этой болезни стала Шотландия. Ведь путь заражения был совсем иным, с локальными очагами в Юго-Восточной Азии. А далее медицинский и обычный туризм, экспорт мяса и стремление людей к экзотической кухне привели к распространению вируса по всему миру.

ВМК разносился по организму почти моментально, проникая во все клетки и ткани. Притворяясь белком крови, вирус легко обманывал организм, крепясь сначала к красным кровяным тельцам, а затем встраивая свои гены в геном, переходит в латентную стадию, длившуюся годами, если не десятилетиями. С этого момента клетки организма автоматически создавали копии с уже имеющимся в них вирусом, из-за чего и происходило заражение только через кровь. Самое странное, что организм зараженного, точнее иммунитет, иной раз сам помогал вирусу проникнуть в клетки. Этот механизм давно еще описывали, но я впервые читал подобное. Ну да, я же не медик.

Латентная стадия связана также с тем, что после внедрения чужеродных генов какое-то время не происходило иммунного ответа. Его запускали сильные шоковые состояния организма.

Стресс после активации приводил к перверсиям иммунной системы, из-за чего у зараженного начинался неконтролируемый аутоиммунный некроз.

Чаще всего вирус в течение нескольких месяцев приводил к глухоте, слепоте, остеопорозу, аутоиммунному бесплодию.

Но некроз мог начаться в любом органе, и невозможно было определить заранее, где именно появится очаг. Все это могло проявиться как почти сразу (примером стала Эмма Грас, лишившаяся голоса из-за некроза связок), но болезнь могла ждать своего часа и годами, особенно если речь шла о маленьких детях, иммунная система которых еще не успевала сформироваться, ведь тогда был шанс на то, что организм не станет воспринимать клетки с копиями вируса как чужеродные.

Теперь стало понятно, почему моему мужу доверили ребенка: с таким диагнозом девочке бы не удалось найти семью.

Разве что «розовые» семьи брали таких детей под патронат, но из-за либерализации этим детям стало все труднее находить семьи. Даже фостеровские семьи, профессионально выполнявшие обязанности приемной семьи, не хотели иметь с ними дела!

Вроде в таких случаях Фонд Грас даже выделял какие-то незначительные суммы в качестве вознаграждения для опекунов.

Понять нежелание брать больных детей на воспитание можно – они как бомба замедленного действия. Неизвестно, сколько проживут. Да и общество будет избегать контактов как с ребенком, так и с родителями. Отчасти я бы с таким мнением согласился, но, читая далее, пересмотрел его.

Из документов я выяснил, что, чем позже происходило заражение, тем больше был риск смерти инфицированного. Это было связанно с реакцией организма: вирус запускал необратимые изменения во всех тканях, в результате иммунитет воспринимал клетки тела как патогены и разрушал сам себя. Скорее всего, это связанно с тем, что организм взрослого уже сформирован, иммунитет тоже, а процесс обновления клеток достаточно неоднороден, как позднее объяснил мне лечащий врач дочери.

Возраст девочки давал приличные шансы на выживание, пусть и с оговорками относительно последствий: дети, в отличие от взрослых, умирали только в 35 % случаев. Иммунитет маленького ребенка ещё не полностью сформирован, поэтому при подавлении и строгом контроле со стороны медиков можно сильно замедлить некроз, отодвинув проявление последствий на те самые десятилетия.

В записях говорилось, что Рина заразилась из-за врачебной ошибки: в день ее рождения в отделение больницы поступила зараженная ВМК девушка, у которой произошел выкидыш. Тогда еще не приняли закон «Об информировании», и врачи могли не знать о болезни до самого последнего момента.

Рождение Рины было трудным, мать не могла родить почти двое суток. Из-за этого врачи метались от одной сложной пациентки к другой. Видимо кто-то из-за суеты и спешки допустил контакт новорожденной с зараженной кровью. Оно и понятно: какая-то сомнительная клиника, где принимали без медстраховки. Не удивлюсь, если и лицензия отсутствовала.

Но даже приличная аккредитованная клиника в подобной ситуации не могла бы дать гарантий. Конечно, в последнем случае риск существенно снизили. Вполне возможно, заражения удалось бы избежать, окажись роженица в нормальном госпитале. Но теперь говорить о подобном слишком поздно.

Как только обнаружилось, что новорожденная Рина заражена, ее сразу же изолировали, а матери сообщили, что ребенок умер. Из-за осложнений женщина провела три дня в реанимации, поэтому скрыть факт заражения ребенка не составило труда. По крайней мере, в том состоянии и в том материальном положении эта несчастная девушка едва ли смогла бы доказать, что ее ребенок жив.