Страница 4 из 15
Выглядели проверяющие как в кино. Складками на их брюках можно было бриться. В начищенных до зеркального блеска ботинках отражалось небо. Спортивные, подтянутые. В общем, какие-то голливудские актёры, а не военные. То ли дело наши полковники – морды красные, над ремнями солидные пузики, на подбородках раздражение от непривычного бритья. Орлы!
Проверяющим показали часть, гаражи, учебную часть и повезли на полигон.
А на краю полигонного поля стояла бетонная будочка. Где-то в начале пятидесятых кто-то решил, что она там нужна. Вот и стояла. Для каких надобностей – все давно забыли. Но раз по документам проходит сооружение в западной части полигона – значит, пусть стоит!
Солдаты тоже не дураки. В окружающий полигон лес осенью и зимой по нужде ходить холодно. Вот и приспособились – в будочку.
И вот прогуливаются проверяющие по полигону, рассматривают гордо выставленную технику. И тут немец замечает БУДОЧКУ.
– А что у вас там? – спрашивает он у командира части.
А что у нас там? Командир не знает, что ответить. Пожимает плечами, растерянно улыбается и выдавливает:
– Да так, хозяйственное сооружение.
– Так, – хмурится треклятый немец. – На полигоне – хозяйственное сооружение?
– Ну да, – ободряется командир. – На всякий случай.
Немец недоверчиво хмыкает и бодрым шагом направляется к будочке.
В мыслях командиров только одна голливудская картина: как они бросаются вслед за немцем с громким криком «Но-о-о-оу!!» И никто не двигается с места.
Немец отворяет хлипкую дощатую дверцу и смело шагает в темноту.
– Б… – чётко произносит командир.
Немец выходит из будочки, тщательно вытирает зеркальный ботинок о траву.
– Ну, что там? – на плохом английском спрашивает француз.
– Не ходи туда, – отвечает немец. – Там хозяйственное сооружение.
На следующий день будочку снесли. Танком.
Учения
На закате военной карьеры довелось мне поучаствовать в масштабных международных учениях. Назовём их «Отечество-2005», хотя название, конечно, военная тайна.
Проведение учений, как и их подготовка, – дело очень серьёзное. Но и тут не обходилось без курьёзов.
Для начала учения решили проводить в сентябре – начале октября. А что у нас в сентябре? Правильно – грибной сезон. А где самые грибные места? На полигонах, конечно же! И в течение всех учений местные жители, вспоминая партизанское прошлое Родины, просачивались на охраняемые территории и под огнём артиллерии и пехоты выносили драгоценные корзины с грибами.
Они уворачивались от танковых гусениц, ползли под пулями и артиллерийским огнём, дрались с десантниками и спецназом. В общем, если НАТО все-таки решится на нас наступать – пусть это делает не осенью. Иначе местное население, собирая грибы в окопах, в разы усложнит им задачу.
Представляю, что сейчас понесётся критика, что полигон оцеплен патрулями, охраняется и пройти на него нельзя. Но наш полигон – это почти пятьдесят квадратных километров пересечённой местности. Невысокие холмы, заросли кустарника и мелких деревьев. В центре – болотце, распаханное гусеницами танков. Вся эта красота с четырёх сторон окружена лесом, в котором на деревьях висят предупреждающие таблички «Полигон! Вход воспрещён!». Таблички грибниками игнорируются. Так что пройти на полигон даже в дни проведения учений для местного жителя – раз плюнуть.
В первый день мероприятия командование вручило мне путаную карту и озвучило приказ:
– Провести санитарно-эпидемиологические инспекции расположений частей, участвующих в учениях!
Ну я и пошёл.
В бесполезности карты я убедился минут через пятнадцать. Лес и лес. Какие тут части? Часа два блуждаю между трёх ёлок, наконец выхожу к первому лагерю. И тут понимаю, что форма на бойцах не наша. Ага, значит, соседи-союзники.
Передо мной в охранении стоит боец с лицом Тамерлана и даже свои раскосые глаза в мою сторону не поворачивает.
– Дружище, – говорю. – Мне нужна такая-то часть. Судя по форме, это вы и есть?
Молчит.
– Дружище, – повторяю я. И шагаю вперёд.
Боец делает зверское лицо, мгновенно срывает с плеча автомат и целится в меня.
– Твою дивизию! – я отступаю обратно в кусты. – Позови какого-нибудь офицера! Я с проверкой санэпидсостояния.
Боец рычит что-то на непонятном языке. К счастью, в этот момент мимо проходит офицер, замечает нашу с Тамерланом патовую ситуацию и решает выяснить, что происходит. Потом зовёт начмеда, и я наконец оказываюсь на территории лагеря.
– Ты не обращай внимания, – успокаивает меня коллега-врач. – У нас половина бойцов из Калмыкии. Дикие люди попадаются.
С этой частью оказалось больше всего возни. В связи с тем, что треть из служащих относились к мусульманам, им пришлось оформлять спецпаёк. Вместо свиного сала выписали говяжьи сосиски. К счастью, индуистов среди бойцов не оказалось.
С водозабором соседи тоже учудили. Вместо того чтобы привозить воду в цистернах из проверенных источников, они нашли неподалёку заброшенную ферму и врезались в перекрытую, заросшую ржавчиной систему. Взял я эту воду на анализ и высеял целый букет. Превышение кишечной палочки в десятки раз, какие-то подозрительные грибы. Накатал их командиру целую петицию.
– Ты, доктор, не мешай нам, – грозно сдвинул брови подполковник. – Мы эту воду кипятим. Я сам её пью. Пока никто не помер. А если через неделю и помрёт – то мы уже не на твоей территории будем. Понял?
Топаю в расположение второй части. Солнышко светит, осенний лес шумит. Иду, жизни радуюсь. А тут из кустов раздаётся отчётливое:
– Стой, стрелять буду!
И характерный лязг затвора.
Стою. Очень неприятное чувство, когда в тебя целятся, а ты даже не знаешь откуда. В переплетении желтеющих листьев показывается расписанное краской лицо. Над лицом косынка грязно-зелёного цвета. Ясно, спецназ забавляется. Они-то мне и нужны.
– Позвонить можно? – спрашиваю у бойца.
– Ручки-то подними, – раздаётся голос сзади. И в затылок мне упирается что-то твёрдое.
– Пацаны, хватит издеваться. Позовите начмеда. Он меня ждёт!
Бойцы связались со своим доктором. Тот пришёл меня спасать.
Пока шла проверка, начало смеркаться. Моё командование договорилось с руководством спецназа, и меня оставили ночевать в лагере. А куда ложиться? Спецназ, в отличие от остальных войск, палатки не ставит. Копают землянки и живут, как кроты. Коллега приютил в медпункте. Сидим, чай пьём, боец-истопник лениво подбрасывает дровишки в печку-буржуйку. Романтика. Ещё бы вместо плечистого капитана-начмеда симпатичная медсестричка…
И тут снаружи грохот! Крики!
– Стой, твою мать! Вали его!
– Что это? – вскакиваю я.
– Сиди, – успокаивает меня медик. – Грибника поймали.
Оказывается, вокруг лагеря – растяжки. На растяжках вместо гранат – сигнальные ракеты. Ломится грибник через кусты, задевает незаметную проволочку, и ракеты взлетают, обозначая нарушителя. А там и бойцы налетают.
– И часто у вас так?
– Третий за два дня, – ворчит медик. – Этот ещё ничего, тихий. А вчера попался мужик здоровый, отбиваться пробовал. Пришлось его потом бинтовать и нашатырь переводить.
Наутро вылез я из землянки спецназа, перекусил по-быстрому из солдатского котла, получил по телефону профилактических трындюлей от командования и пошёл дальше части проверять.
Минут через двадцать телефон в моем кармане начал подавать подозрительные сигналы. Смотрю на экран, твою дивизию, РЭПеры свои «глушилки» включили! Для ближайшего к полигону городка наши ежегодные учения были проклятием. Как начнутся игрища – у половины города мобильники превращались в бесполезные куски пластика. Поэтому в городке нас не любили.
Ну, любовь-то их побоку, а мне теперь что делать? С командованием не связаться, с начмедами частей не созвониться. Одно хорошо – трындюли на неопределённое время откладываются. Иду дальше по кромке полигона. Думаю – буду спрашивать. А тут как раз в кустах три бойца курят.