Нехорошая квартира

Встала, ругнулась и вновь повторила вчерашние действия – плотно закрыла дверь в комнату, подпёрла её чемоданом, стулом и для надёжности сверху положила бесполезный молоток. Ни гвоздей, ни досок у меня не водилось. Ночью я просмотрела всевозможные страшные сны про крыс и утром встала измученная, не выспавшаяся и с синяками под глазами. Нехорошая квартира.

Едва дождавшись открытия магазинов, я пошла и купила гвозди и доски. С выбором досок я намучилась. Сначала я выбрала самую толстую, подумала и решила, что сил приколотить этакую орясину у меня не хватит.

– Вам помочь? – пристал ко мне навязчиво-любезный продавец. – Вам брусок для чего нужен?

– Приколотить, – хмуро ответила я.

Ну не объяснять же, в самом деле, про крысу?

– А куда? – улыбался продавец, и всячески проявлял любезность.

– Куда надо, – тяжело вздохнула я.

– Вы что-то строите? Дом? Или мебель? Для чего вам нужен такой брусок? Сто на сто, это серьёзный размер! – сочился любезностью мужчина. – Возможно, вам подойдёт размер поменьше?

– Доска. Мне нужна доска. И я выберу сама! – строго сказала я. – Мне надо подумать.

– Конечно, – он взял меня под локоть, – я вас провожу, к стенду, где доски. А какая вам нужна доска? Берёза? Сосна?

Тяжело с такими продавцами. Я выбрала две доски в палец толщиной разных пород. И гвозди. Весь выходной занималась варварским заколачиванием двери в маленькую комнату. В принципе, она мне не нужна.

Вечером, сидя с книгой у круглого стола, я не читала, а напряжённо ждала крысу. Может быть, это действительно галлюцинация? Тогда она просто пройдёт сквозь заколоченную стену, и я буду знать, что у меня проблемы посерьёзнее, чем просто крыса в доме.

В ванной комнате опять глухо упали мокрые газеты из трубы для слива, и через некоторое время вышла крыса. Она дошла до двери, увидела, что дверь крест на крест заколочена и села. Тяжело вздохнула и повернулась ко мне:

– По-человечески тебя прошу – открой дверь, – сказала крыса надломленным старческим голосом.

Я почему-то сказала «хорошо», взяла молоток и начала отдирать доски. Провозилась полчаса под бдительным взглядом крысы. Отодрала доски, оставив на стене безо́бразные рваные дыры.

Крыса, ещё раз вздохнув, встала и пошла. Я подумала, что это уже пожилая крыса, проводила её взглядом и заметила, место в середине комнаты, где крыса пропала. Она просто растворилась в воздухе. Я села на диван и задумалась. Если крыса не смогла пройти через заколоченную дверь, это значит она настоящая. Не галлюцинация. А то, что крыса смогла раствориться в воздухе? Это значит, что она галлюцинация?

Подвал

Надо решить этот вопрос раз и навсегда. Я решительно направилась в комнату. Постояла над местом, где пропала крыса, пощупала. Под линолеумом пол был неровным. Там явно, что-то спрятано. Я ещё раз внимательно осмотрела комнату. Странно, но после ремонта линолеум не был закреплён по периметру. Я потянула за угол и осторожно завернула его. В полу был люк. Я попыталась открыть его, но ни ручки, ни чего, за что можно было бы поднять крышку, не было. С этой квартирой я скоро обзаведусь полным набором инструментов. Нужно что-то, чем подковырнуть тяжёлую крышку. У меня есть только небольшой нож. Я принесла его и попыталась просунуть в щель между крышкой и полом. Бесполезно. От досады я стукнула кулаком по крышке. Она тихо поднялась. Нож с глухим стуком упал в люк. Я наклонилась рассмотреть, что там, внизу. Там было темно и пахло мокрой штукатуркой. Я вздохнула и пошла за телефоном. Надо купить ещё и фонарик. Включив на телефоне режим фонаря, я нагнулась над люком и посветила вниз, комната внизу не уступала размерами комнате сверху. Она была выложена камнем и вызывала стойкие ассоциации с подвалом старинного замка. От пола вниз уходила деревянная лесенка, довольно шаткая на вид. А внизу плескалась тёмная, почти чёрная маслянистая вода. И всё это было у меня в квартире, в обычной хрущёвке.

То, что крыса попала в подвал, я не сомневалась, но как она туда попала, не понимая крышку и не закатывая линолеум? В это время, ко мне в квартиру позвонили. От неожиданности я дёрнулась, стукнулась локтем о край крышки, и телефон упал вниз. Но упал он без хара́ктерного всплеска, а с глухим стуком, словно на ковер.

Я, проклиная всех желающих меня увидеть, в столь не подходящее время, вздохнула и полезла вниз. Раз не было всплеска, вполне возможно, что это очередная моя галлюцинация и телефон лежит просто на полу, и возможно, даже жив. Правда, свет от включённого фонарика не пробивался сквозь маслянистую воду. Я с опаской спускалась по шершавой лесенке, ожидая соприкосновения с водой. Но вода, словно опускалась всё ниже и ниже, и я, спустившись с последней ступеньки, встала на сухой кирпичный пол. Сразу подвал приобрёл довольно прозаичный вид. Стены стали просто кирпичными, как и пол. Сухой подвал с маленькой отдушиной, выходящей на улицу. Сквозь неё попадало немного света, и холодного воздуха с улицы.

Мой телефон лежал на полу и был вполне жизнеспособен. Я подняла его, запихала в карман джинсов и собралась вылезти из этого странного подвала, и тут я увидела в углу крысу. Она сидела, сложив передние лапки на животе и усмехаясь, смотрела на меня.

– Полезла всё-таки, настырная. Ну, пошли тогда, – сказала крыса, привстала на задних лапках и превратилась в маленького старичка. Белая, кольцами борода до колена, светло-серый зипун и светлые валенки с калошами. Ростом он едва доставал мне до плеча.

Старик кашлянул, ещё раз усмехнувшись, посмотрел на меня, поднял руку, и взял с пустой стены факел. Только что его там не было. Я стояла и изо всех сил держалась за хлипкую занозистую лесенку, чтобы не упасть. Стена, за лестницей растворилась, и старик шагнул во влажную черноту подземного хода.

– Пошли, – ещё раз позвал он меня, таким же надломленным старческим голосом, как давеча просил открыть дверь.

Я кивнула и шагнула в каменный коридор. Наверху настойчиво звонили в дверь.

– А почему крысом-то? – я не утерпела и спросила. – Я боюсь крыс. Неужели приятно быть крысом?

– Так быстрее получается, – усмехнулся старичок. – Я в человеческом-то виде, шагаю небыстро, старый стал.

– А куда шагаете? – после пережитого стресса из меня градом посыпались вопросы.

– На Кудыкину году, – смешком ответил старик. – Идём ужо, не обижу.

Представить, что этот старик может обидеть, было невозможно. Наоборот, хотелось его опекать и помогать переходить через лужи. Хотя сама я шлёпала за ним в тапочках. Не совсем подходящая обувь для прогулок по подземельям. Когда я в очередной луже потеряла тапок, старик остановился, покачал головой:

– Ну, бестолочь, ты! Полезла в подвал в тапках! – он махнул рукой, указывая на жалкое состояние моих ног. Один тапок и два мокрых осклизлых носка. – В сапогах надо ходить, в резиновых, – наставительно сказал он. – И в шерстяных носках. Резину на голые ноги нельзя! Ревматизьму заработаешь. Поняла?

Я мотнула головой. Понимай не понимай, а резиновых сапог у меня не было. Он ещё раз махнул рукой в мою сторону, и мне стало удивительно тепло. Я стояла в красных резиновых сапогах. Внутри сапог было всё по правилам – хлопковые носки, а сверху шерстяные. Отвратительно грязные и мокрые носки и один тапок исчезли. А джинсы, до этого мокрые до колена, высохли.

– Вот так-то лучше, – удовлетворённо сказал старик, повернулся и пошёл, не дожидаясь моих благодарностей.

– Хорошо как! – радостно сказала я. – Спасибо!

– И в майке одной, по подвалам неча шастать, – вместо ответа сказал старик. – Ревматизьма тебе не шутка.

Я тут же поняла, что уже давно замёрзла, передёрнула от холода плечами, и стала согреваться, под появившейся на мне старинного покроя куртке. Тёплой и толстой, как валенок.

– В фуфайке надо ходить, – проворчал притворно старик. – Тюшей меня зовут.

– Тюшей? – оторопела я. – Есть такое имя?

– Дмитрий значит, – пояснил старик. – Пошли, заждался он.