Среди мёртвых

– В Библии так написано.

– Десять заповедей, значит? А ты остальные то знаешь? Может ты их соблюдаешь? Может ты никогда не крала, не прелюбодействовала? Как там ещё: не возжелай жены ближнего своего, ни вола его, как-то там ещё чего? Не возводи ложного свидетельства… Ты всё это соблюдала в своей жизни?

– Вот только не надо сравнивать…

– А кто сказал, что убийство хуже прелюбодеяния? Может, людей ты не убивала, но скольким ты жизнь поломала? Никогда об этом не думала?

– Это разные вещи.

– Ничуть. Каждый поступок имеет свои последствия. И каждый поступок что-то меняет в человеке.

– Давай не будем об этом. Я уже поняла, что попала в клуб фанатиков Каменского…

– А я не фанатик. Я просто добро помню. И ему я благодарна.

– Конечно, очередная девочка без папочки ищет папочку в чужом мужике…

– Мои родители живы. И здоровы. Были до вчерашней ночи, как минимум. – улыбнулась Соня. – Так что мимо, подруга, мимо. Я считаю Каменского отцом, потому что он мне больше отец, чем родной. О, нет, – она прервала раскрывшую было рот Наташу. – дослушай, что я скажу, прежде чем озвучишь своё мнение. Ты меня не знаешь, ясно? Так вот, я не бедная девочка и росла я не в семье алкашей, если что. У моего отца прибыльный бизнес, хотя и весьма специфический. У него конезавод и он выращивает лошадей для богатеньких буратин. У него в Москве три конюшни, где каждый может покататься на лошади. Ну не каждый, конечно. Развлечение не дешевое…. Было. Просто мой отец всё свое время уделял только лошадям. Они ему были дороже дочери. Я не жаловалась, родители ко мне не лезли, денег не жмотили – надо было только попросить. У меня было всё – брендовые шмотки, золото, дорогие телефоны. Я не знала отказа ни в чем, кроме как в родительской любви. Когда мне было тринадцать, мать впервые завела себе любовника. Отец гулял и до этого. Семья как таковая перестала существовать, хоть мы и продолжали жить вместе. К моменту поступления в универ, я успела попробовать всё – от алкоголя и травки, до грибов и ЛСД. Если бы в тот момент у меня взяли кровь на анализ, то можно, наверное, было бы там всю периодическую таблицу Менделеева найти. Я потеряла счёт времени и реальность перестала для меня существовать. На свое двадцатилетие я осталась одна. Собственные родители забыли меня поздравить с днём рождения. Это было обидно, очень обидно. – Соня сделала паузу, посмотрела на монитор. В терминале ничего не происходило, на буфере тоже. Картинка словно замерла. – Вечером я оказалась в клубе на Смоленской. Было уже за десять, я пьяна, одна и настроение такое, что хоть с моста прыгай. И там я встретила его. Красивый, высокий, спортивный – прямо мечта. Он предложил выпить, я согласилась. Слово за слово и наутро я проснулась в его квартире на Баррикадной. Мы встречались ещё несколько месяцев, мне нравилось проводить с ним время. Было весело, интересно и в какой-то степени я не чувствовала себя брошенной и одинокой. Постепенно я привыкла к нему и начала строить какие-то планы. Я, наверное, слишком многого ожидала и, наверное, сама частично виновата в том, что случилось позже, но знаешь…. – Соня снова отвлеклась на монитор, но картинка там продолжала висеть. – Как оказалось, я совсем ничего о нём не знала. Он не знакомил меня с родителями и никогда не говорил о них. Представляешь, никогда. Стоило бы озадачиться, откуда у старшего лейтенанта полиции дорогая машина и трёшка в центре Москвы, но я была или пьяна или под кайфом. Не до этого было. Как-то вечером, отвозя меня домой, он заявил, что если я не брошу глотать всякую дрянь, то мы расстанемся. Не знаю, что в тот момент в моей голове произошло, но я больше в шутку взяла и ляпнула, что беременна и если он меня бросит, то я заявлю на него в полицию и обвиню в изнасиловании. Понимаешь, это была шутка! Это была просто шутка. Кто же знал, что он через два дня напоит меня до беспамятства и выкинет с балкона седьмого этажа?

Соня замолчала. Всю свою речь она произнесла спокойно, почти без эмоций.

– Я упала на козырёк подъезда и сломала четырнадцать костей. Меня нашли через шесть часов, когда кто-то вышел покурить на балкон. Был уже конец ноября, в больницу меня доставили с сильным переохлаждением. Наверное, я не должна была выжить, но на моё счастье в ту ночь в приёмном дежурил Жуков. Бог даст, ты ещё познакомишься с этим человеком. Меня оперировали двенадцать часов. Четыре остановки сердца, шестнадцать пакетов крови, – меня как пазлы собирали, по кусочкам, по фрагментам. Только через год я встала на ноги и долго училась ходить заново. А за это время следственный комитет закрыл дело за отсутствием состава преступления. Меня вываляли в говне, а отец едва не лишился бизнеса. Было такое давление: угрозы, шантаж, проверки, про меня в универе распускали грязные слухи…. Это я потом узнала, кто у моего Сашеньки был папа и только потом поняла, что ничего не добьюсь. Выжила и слава Богу. Даже лечение и реабилитацию, твари, пожмотились оплатить. Вот ты, чтобы ты на моём месте сделала? Как бы ты поступила? – спросила она у Наташи и снова отвлеклась на монитор.

– Отомстила бы. – не сомневаясь ответила та.

– И как? – усмехнулась Соня. – Мне убедительно доказали, что я никто и место моё под плинтусом. Дали ясно понять, что если я рыпнусь в его сторону хоть взглядом, хоть словом – меня убьют. А что им стоило?

– Почему не убили сразу?

– Не знаю. Может пожалели. Может испугались шума. Не знаю. Но чем больше времени проходило, тем сильнее я хотела отомстить. Это чувство меня сжирало. Я потеряла аппетит, перестала спать, следить за собой. Был момент, когда я даже подумывала о самоубийстве. Хотела выкинуться из окна его подъезда, чтобы хоть как-то ему отомстить. Я была в отчаянии.

– Ты мне зачем всё это рассказываешь? – Наталья наигранно зевнула.

– Чтобы ты поняла, что не всё так просто, как ты видишь со стороны. Через пару месяцев, на осмотре у Жукова, он сказал, что хочет меня кое с кем познакомить. Вот тогда мы с папочкой первый раз и встретились. Он представился работником Управления Собственной Безопасности, сказал, что хочет лично услышать мою историю. В тот момент, признаюсь, я очень хотела отомстить. Очень. Он заверил меня, что в ближайшее время УСБ им займётся, но шли месяцы, а эта мразь спокойно жила, ходила на службу и продолжала развлекаться в своё удовольствие. Спустя ещё два месяца я купила у знакомого немецкий пистолет времён Великой Отечественной, даже не была уверена, выстрелит ли он, и в один из вечеров пошла убивать. Всё ещё думаешь, что убивать людей плохо?

– Это зависит от обстоятельств…

– Вот видишь, ты уже не так уверена, как двадцать минут назад.

– Ты убила его?

– Убила бы. Наверное. Если бы папочка меня не остановил. Он умный, сразу всё понял и нашел слова, чтобы объяснить, что меня в этом случае ждёт дальше, что месть моя убьёт сразу двоих. И его, и меня. Посоветовал мне уехать на пару недель в Грецию, в Турцию, главное подальше от Москвы. Когда я вернулась, "мой Сашенька" уже лежал в гипсе по самую макушку. Кто-то сломал ему руки и ноги так, что пришлось суставы менять. Каждый год ему делали операции, стараясь вернуть былую подвижность, но он до последнего дня ходил как шарнирный робот. Его уволили со службы без пенсии, лишили власти и оружия, которые он боготворил. Папочка превратил его в таракана. Не убил, как я хотела. И оказался прав. Убивать имеет смысл только тогда, когда само существование человека представляет потенциальную опасность для других.

– Как благородно! – усмехнулась Наташа.

– Вижу, что ты из тех, кто способен понимать ситуацию, основываясь исключительно на собственном опыте.

– Может быть, если…

– Не дай Бог тебе это "если". Как сказал мне однажды папочка: и Люцифер когда-то был ангелом. Не забывай об этом. – тут же перебила её Соня и посмотрела на монитор. – Сейчас там все собираются спать. На улице уже давно стемнело. До утра нас точно никто не потревожит. Так что давай найдём себе место для ночлега и поспим хоть немного. Не знаю как тебе, а мне нужен отдых.