Страница 7 из 13
В городе водитель высадил господина Ч. и Крышечкину, где ни попадя, а двух его друзей умчал по месту проживания, оказавшемуся недалеко от его дома. Обратиться к водителю с просьбой о доставке парочка не могла: тот был лицо еще более важное, чем господин Ч.
Где ни попадя, темный угол улицы, оказался у поворота на ярко освещенный центральный проспект. Господин Ч. и Крышечкина пошли по нему. У господина Ч. много дней нестерпимо болела мозоль на правой ноге, но он почти не говорил об этом. В прошлый его приезд он натер ногу в новой, модной обувке (как она называется, трудно сказать) и тогда ему тоже было не по себе. Новая мозоль была сухой, постоянной.
Крышечкина не испытывала ничего такого. Она предложила остановить такси, впрочем, не слишком настойчиво. Ехать было очень, очень далеко, и поездка обошлась бы дорого. Дела в государстве несколько сот лет идут неважно, людям не хватает денег.
Господин Ч. мужественно предложил дойти до остановки автобуса. Идти рядом с ним устраивало Крышечкину. Обычно она ходила одна. В темное время суток почти никогда. Совсем недавно, когда она ехала на поезде, движение сопровождала луна. «Какая это разумная мысль, – думала тогда Крышечкина, – повесить на небе луну. Как она дополняет, украшает и облегчает ночное одиночество!»
До остановки надо было пересечь несколько улиц, площадь центрального рынка, трамвайные пути. А тут подошел автобус восьмидесятый номер. Поскольку господин Ч. считал, что он редко ошибается, он решил, что им подходит этот номер. В один из предшествующих дней он совершал поездку именно на таком. Крышечкина последовала за господином Ч., не раздумывая. У нее был большой запас терпения. Также она находила все, что ни делал господин Ч. оригинальным.
Автобус вез их очень долго. Освещенные участки сменялись темнотой пустырей – город имел точечную застройку. Господин Ч. сидел на первом месте. Едва он вошел, кавказец на переднем сиденье заметил степень его важности и эмоционально уступил место. Крышечкиной места никто не уступил. Она поставила на колени господина Ч. свой груз – тяжелую сумку и прошла вглубь салона, у господина Ч. тоже была тяжелая сумка – с полученными в городке Ч. подарками. Крышечкина была готова ехать хоть еще три часа, но вдруг они одновременно поняли, что автобус восьмидесятый уходит в сторону от нужного им маршрута.
Еще бы – рядом с Крышечкиной трудно не ошибиться. Она просто позволяет ошибаться. Будто ее и нет рядом. А ведь у господина Ч. мозоль на ступне правой ноги!
Они вышли в ночь, обруганные грубым водителем. Темнота, облепившая здания и дороги, казалась особым веществом. С ней преуменьшались все формы, и она же поступала с дыханием в легкие.
– Ну, что, пойдем дальше пешком? – предложил господин Ч.
– Да! – с энтузиазмом отозвалась Крышечкина. Она опять забыла про мозоль господина Ч., ведь у нее не болело.
Справа от них возвышался тяжеловесный массив каменных зданий. Туда и предстояло идти. А справа в небе туманным пятном гляделась луна. Они шли очень долго, сопровождаемые ею, и у подъезда уныло расстались.
5. Профессия
Крышечкина могла быть кем угодно: исследователем Арктики, огородницей-капустницей, космонавтом. Она не могла быть делопроизводителем, строителем, юристом.
Для очередного ее путешествия сделаем ее поэтом. Или пиитом? Пиит – и пиетет – слова взаимообъясняющие, и не показывающие при этом, как пиет мог превратиться в поэта. Первый был близок богам, сочинял священные гимны, для чего и нужен был пиетет. Но время шло, и сочинительство стихов стало доступно всем, чем они и занялись.
Занялась этим и Крышечкина. Поэты своим взглядом обнимают весь мир. Ближе всего к ним стоим мы, прозаики, потом облака, травы, цветы. И так вплоть до танков и пушек.
И вот, Крышечкина села на вечерний поезд. Ее пригласили выступить в одном городе, очень напоминающем древние Афины. В нем множество статуй и святилищ на холме, музыка и фонтан там же. В таком городе поэты всегда востребованы. И чтобы они не в книгах выступали, а наяву.
Крышечкина выехала с попутчиком. Он сформировался из воздуха, неожиданно, как мечта, и она поняла, что он скоро исчезнет. Она подумала: «Успеет ли он стать человеком?» Ей показалось, что нет.
В вагоне 24 они недолго поговорили о том, о сем. Потом Крышечкина забралась на вторую полку согласно билету. Попутчик уснул на первой, и спали они до утра.
Сойдя с поезда в городе, который мы назовем Афины-2, они первым делом купили Крышечкиной билет на 4 часа пополудни, неважно, успеет Крышечкина встретиться с любителями поэзии, или нет. Потом Крышечкина и попутчик доехали до квартиры на улице Же-ва, от которой у него были ключи. Он тоже был иногородний и мог счесть, что это Крышечкина его попутчица, а не наоборот. Попутчик накормил Крышечкину сосисками, напоил соком. А она его ничем.
Приглядевшись, она поняла, что квартира ей знакома. Она ей снилась во сне. В ней было чисто, торжественно, спокойно. На полках стояли знакомые книги: Пушкин, библиотека Всемирной литературы. В вазе знакомые розы, высохшие, отчего их можно было назвать чайными. На стене знакомая картина над знакомым диваном. И даже широкая кровать под золотистым покрывалом была знакома ей.
Попутчик нафыркал на Крышечкину своим одеколоном, так что получился у них один общий приятный запах, и они покинули дом. Кругом все было знакомое, вплоть до супермаркета «Тиран», юридической конторы «Паллада» и обувной мастерской «Гермес». Знакомым был и маршрут микроавтобуса, довезшего их до официальной части Афин-2. Попутчик все не исчезал.
Крышечкина никогда не знала, нужным ли делом она занимается. Проще водителю автобуса, повару, врачу, даже президенту. Даже прозаику. Стихи стали вещью ненужной большей части населения. И только в Афинах-2 они находят понимание. Город живет, не замыкаясь на мелочах.
Если подумать, то человеческий мир, люди являются излишеством вселенной. Катятся в пространстве шары звезд и планет, громыхают в ложах своих путей, не в силах свернуть куда-либо. Непредсказуемое и загадочное окружает их – поэзия. Она пронизывает все и тонким налетом пыли ложится повсеместно.
Люди, столь точно обсчитанные и выверенные неумолимой цифирью, складывались в существа долго, пока не сложились неизвестно для чего. Для поэзии. И это поэзия. Но в первую очередь люди решили избавиться именно от нее, такой невесомой, не мешающей жить, не убийственной. Еще одна загадка!
Там, где лежат плотные слои денег, поэзии точно не просунуться. Однако, в городе Афины-2 замечательная нищета. Это любимый город Крышечкиной.
Сначала ее и ее спутника приветствовали струи фонтана разной длины и направленности. С высокой крыши псевдопериптера слева Аполлон на квадриге благословил лавровым венком. Справа порадовала анфиладная каменная беседка, утверждающая значимость классических пропорций и торжество величия.
Попутчик стал спутником, и они вошли под своды библиотеки. Часть надписей в ней была не на русском и английском, а на древнегреческом. Их приветствовала надпись «ТАТА». Девушки за стойкой встретили спутника Крышечкиной, как более крупную особь, а Крышечкину – как более мелкую. Если бы на ней был феерический наряд, было бы все наоборот. Отчего она его не надела – это загадка ее души, томимой невидностью.
Человеческая душа, увеличившаяся до размеров тела, доставляет много хлопот другим душам, ей всегда хочется изначальной невидимостью достигнуть очередного витка видимой известности. Если тело не доставляет душе необходимых наслаждений, оно умирает.
На стене актового зала висел огромный плакат, изображающий спутника Крышечкиной во всем артистическом великолепии артиста. Крышечкиной дали слово после одной женщины. Было заметно, что она питается и живет хорошо, не страдая. Пару спутнику Коышечкиной она составить не могла.
Крышечкина подошла к микрофону и сказала:
– Мой спутник – это само великолепие и блеск.
Затем дали слово спутнику. Он произнес прекрасную речь, раздал автографы и, наконец-то, исчез. Крышечкина осталась одна и вспомнила о поэзии.