Страница 104 из 130
13 декабря, со ссылкой на ухудшающееся здоровье, Ленин официально сообщает о свертывании работы. "Все три следующих дня -- 13, 14, 15 декабря",-- пишет В. П. Наумов,-- Ленин "спешил"(45). Видимо понимал, что спешить нужно. 13 декабря Ленин диктует Фотиевой письмо Троцкому (копия Фрумкину и Стомонякову), где подчеркивает "максимальное согласие" с Троцким по всем вопросам и просит его "взять на себя на предстоящем пленуме защиту нашей общей точки зрения о безусловной необходимости сохранения и укрепления монополии внешней торговли".
Фотиева сразу же обо всем информирует Сталина, который понимает, что Ленин руками Троцкого пытается разгромить Сталина на очередном пленуме. Уже 14 декабря Сталин и Каменев пытаются снять вопрос о монополии с повестки дня пленума на том основании, что пункт этот следует обсуждать на следующем пленуме, с участием Ленина, который к следующему пленуму конечно же выздоровеет.
15 декабря Ленин пишет Троцкому очередное письмо: "Считаю, что мы вполне сговорились. Прошу Вас заявить на пленуме о нашей солидарности. Надеюсь, пройдет наше решение".
Чуть позже он получает письмо Фрумкина, сообщающего Ленину об интригах Сталина и Каменева и просящего "переговорить по этому вопросу с Сталиным и Каменевым", так как "дальнейшая неопределенность положения срывает всякую работу".
Тогда Ленин диктует по телефону Фотиевой второе за 15 декабря письмо Троцкому:
"Пересылаю Вам полученное мною сегодня письмо Фрумкина. Я тоже думаю, что покончить с этим вопросом раз навсегда абсолютно необходимо. Если существует опасение, что меня этот вопрос волнует и может даже отразиться на состоянии моего здоровья, то думаю, что это совершенно неправильно, ибо меня в десять тысяч раз больше волнует оттяжка, делающая совершенно неустойчивой нашу политику по одному из коренных вопросов. Поэтому я обращаю Ваше внимание на прилагаемое письмо и очень прошу поддержать немедленное обсуждение этого вопроса. Я убежден, что если нам грозит опасность провала, то гораздо выгоднее провалиться перед партсъездом и сейчас же обратиться к фракции съезда, чем провалиться после съезда. Может быть, приемлем такой компромисс, что мы сейчас выносим решение о подтверждении монополии, а на партсъезде вопрос, все-таки, ставим и уславливаемся об этом сейчас же. Никакой другой компромисс, по моему мнению, принимать в наших интересах дела ни в коем случае не можем. Ленин"(46).
Можно с уверенностью сказать, что это был самый смелый и принципиальный поступок Ленина. Можно также утверждать, что согласие Троцкого защищать позицию Ленина в вопросе о монополии было проявлением мужества и лояльности по отношению к Ленину. Но очевидно и другое: 15 декабря 1922 года Сталин подписал смертный приговор не только Ленину, но и Троцкому. Троцкий не просто выступил в блоке с Лениным (Ленин и Троцкий против Зиновьева, Сталина, Каменева и Бухарина), но и одержал над Сталиным победу. А этого Сталин простить не мог.
Итак, 13-15 декабря Ленин не просто здоров, а работает самым активным образом: "разговаривал по телефону, принимал дома товарищей, готовился к выступлению на Х съезде Советов, написал несколько писем и записок о монополии внешней торговли, распределении обязанностей между заместителями председателя СНК и СТО, интересовался заготовкой хлеба урожая 1922 года, социальным обеспечением, переписью населения и другими вопросами",-- пишет Наумов(47). Иными словами, Ленин был абсолютно работоспособен. Когда же он заболел?
Похоже, что 12 декабря Дзержинский приехал к Ленину не для отчета о грузинском деле, а для того, чтобы сообщить Ленину о принятом (видимо, Сталиным и Дзержинским) решении отстранить Ленина от власти. 12 декабря Дзержинскому это удается сделать, и он получает согласие Ленина свернуть дела, покинуть Кремль и фактически уйти в отставку. На свертывание дел Ленину дают три дня.
Утром 16 декабря Ленин успевает продиктовать еще одно письмо Крупской. Но в 11 часов приходят врачи В. В. Крамер и А. М. Кожевников и требуют от Ленина выезда в Горки (что, наверное, было согласовано с Дзержинским 12 декабря). Ленин категорически отказывается. Идя на компромисс, он просит передать Сталину, что согласен не выступать на съезде Советов, где, разумеется, в первую очередь будет обсуждаться национальная политика. Но Сталину подачки Ленина уже не нужны, и врачи, понятно, что по приказу Сталина, запрещают Ленину работать(48). "Вынужденный отказ от выступления сильно опечалил Владимира Ильича", -- заключает Наумов. И из этой фразы следует, что приступы у Ленина случаются каждый раз, когда его отстраняют, снимают, изолируют, лишают, а не наоборот. Ведь больше всего на свете и всегда Ленин боялся потерять власть!
18 декабря собирается ранее отложенный Пленум ЦК, где Сталин выступает с проектом Союзного договора между советскими республиками. Ленин в этом пленуме не участвует (очевидно, что участвовать в нем Сталин бы ему не разрешил), а сам Сталин, уставший от бесконечных ленинских попыток вернуться к власти, требует себе формальных полномочий определять дальнейшую судьбу Ленина: специальным постановлением он возлагает на себя "отственность за соблюдение режима, установленного для Ленина врачами"(49). Этот новый, установленный Сталиным режим больше всего напоминает домашний арест: "На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича, как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки"(50).
С точки зрения медицинской изоляция идет больному во вред. Именно к такому выводу приходит посетивший Ленина 20 декабря профессор О. Ферстер, известный немецкий врач-невропатолог, который консультировал врачей, лечивших Ленина: "Если бы Ленина в октябре 1922 года и дальше оставляли бы в бездеятельном состоянии, он лишился бы последней большой радости, которую он получил в своей жизни. Дальнейшим полным устранением от всякой деятельности нельзя было бы задержать ход его болезни. Работа для Владимира Ильича была жизнью, бездеятельность означала смерть"(51). Но из всего описанного следует, что события 12-18 декабря к состоянию здоровья Ленина скорее всего никакого отношения не имели. Ленина выгнали из Кремля и назначили Сталина (точнее -- Сталин назначил сам себя) начальником тюремного режима Ленина.