Страница 47 из 116
На землю падал снег, там, за окном, плавились сумерки. Шеддерик нашел столик в одной из многочисленных гостиных та Дирвила и устроился там с единственной свечкой и бумагами, доставленными Гун-хе. Эта жиденькая пачка — все, что его людям за несколько часов удалось выяснить о некоем хозяине Каннеге, складском смотрителе из Нижнего города. Хозяин Каннег был первым, о ком вспомнил дядя Янне, когда речь зашла о тех, к чьему мнению прислушиваются мальканы Тоненга.
Каннег на первый взгляд ничем не выделялся из толпы — обычный небогатый горожанин. Служит в одной из портовых артелей старшим смотрителем на хозяйственном складе.
Живет в верхней части набережной Данвы, во флигеле неподалеку от некогда сгоревшего богатого дома. У него жена и двое детей, на службу ходит вовремя, по праздникам иногда засиживается или в «Каракатице» или в небольшом заведении неподалеку от склада, которым управляет.
Имя ничего не говорило Шеддерику, но оно могло быть вымышленным, а может, дело в том, что хозяин Каннег был ничем не примечателен сейчас, тогда как во времена рэтаха он мог занимать довольно высокую должность, а может быть — был владельцем того самого сгоревшего дома.
Единственная странность, о которой говорилось в докладе помощника — хозяин Каннег был весьма гостеприимным человеком. К нему заходили часто, причем иногда гости никак не могли быть его близкими знакомыми. По словам соседей — приходили и бродяги, и состоятельные горожане, и рыбаки. Бывало, заходили целые семьи. А были дни, когда и вовсе никто не ходил.
Соседи, правда, отзывались о нем только положительно, и на вопросы отвечали крайне неохотно. Косвенно это тоже подтверждало что смотритель — человек непростой, как бы ни старался это скрыть.
Но ответ на главный вопрос в этих бумагах написан не был. Так что выбор у чеора та Хенвила был невелик: или поверить на слово дяде Янне, довериться его чутью и его преданности Темершане… или устроить более тщательную проверку этого человека. Последить за кем-то из его гостей, расспросить…
Да, это было надежней. Было бы. Но вот незадача — слухи о мальканке в доме та Дирвила уже пошли гулять по цитадели. А значит, нет времени на проверку.
Разве только, оставалось предусмотреть все варианты событий и максимально защитить «Каракатицу» от возможных нападений.
Поставить своих людей, где только можно. Оставить экипаж через квартал от крыльца…
Мальчишку-наблюдателя на крышу…
Да полно, никто не знает о встрече кроме тех, кто в ней будет участвовать. Наблюдателей можно стряхнуть по дороге, меняя экипажи и устроив пару-тройку обманных ходов…
Вот потому-то и нужно выехать раньше. К сожалению, просто теперь уже не будет — решение принято, отступать…
Отступать теперь уже точно поздно.
Понятно, что всех врагов сосчитать ему пока не удалось и вряд ли удастся, а как только Темершана Итвена будет представлена обществу, сразу проявят себя новые враги. Права она была тогда, в лесной избушке, когда говорила, что ее могут узнать те, кто участвовал в штурме и последовавших за ним издевательствах над пленными. Могут узнать, и либо — попытаться довершить начатое десять лет назад, или попытаются избавиться от нее, как от потенциальной угрозы. И это тоже предстояло крепко обдумать, и может даже — обсудить с теми, в чьей верности сомневаться не приходится — с Ланнериком та Дирвилом, с Гун-хе… с немногими другими верными людьми…
Шеддерик еще раз просмотрел бумаги. Вытянул из стопки конверт, подписанный лично Гун-хе.
Конверт был тощим, но возможно именно он станет важным аргументом на предстоящей встрече. А может быть — окажется пустышкой. Донос, дрянной карандашный портрет, отчет об одном дне наблюдений.
Кажется, больше ничего узнать из этих записей уже не удастся. Засунув конверт за голенище сапога, он забрал со стола свечку и мелко порвал оставшиеся листы. Отнес обрывки к пустому камину и поджег. Отряхнул ладони. Ну что… видимо, придется отвлечь благородных чеор от увлекательного занятия — выбора фасонов и тканей для будущих нарядов. До полуночи еще достаточно времени, но это время понадобится все без остатка, чтобы подготовить встречу.
Шеддерик попросил служанку передать благородной чеоре та Сиверс, что он ее ожидает.
Был почти уверен, что ждать придется не менее четверти часа, однако ошибся. Темершана вошла почти сразу — ей понадобилось ровно столько времени, чтобы спокойным шагом преодолеть расстояние от своей комнаты до облюбованной им гостиной.
На ней было другое платье — не то, широкое, утянутое в боках шнурками, которым ее одарила Тильва.
Зеленое, кажется, бархатное, с широким подолом — это платье выглядело намного богаче, но дело даже не в этом.
Она уложила волосы в высокую прическу, так что стала видна стройная шея. И это проклятое платье куда лучше подчеркивало и талию, и красивую высокую грудь…
— Что-то не так? — быстро спросила Темери. — Здравствуйте, светлый лорд.
— Почему вы решили?..
Она помахала руками возле лица и пожаловалась:
— У меня никогда не было таких платьев. Я выгляжу смешно, да?
— Да нет, все нормально. Постойте. Вы же участвовали в каких-то балах… праздниках. Как-то же вы наряжались?
Она едва заметно улыбнулась:
— Ну, это все равно было что-то почти детское, со шнуровкой на спине. Без талии. С такими… — она снова показала пальцами какие-то воланы. — Что вы улыбаетесь? Мне переодеться? Я в этом наряде как будто какой-то другой человек. И я не уверена, что ко мне отнесутся серьезно, если я буду в этом…
— Это лучше, чем тот мешок для брюквы, что на вас был раньше. Не переживайте — вы прекрасно выглядите.
И пробормотал, лишь надеясь, что она не услышит: «Даже слишком».
Темери склонила голову набок и спросила:
— Нам уже пора ехать? Ведь встреча — в полночь.
— Да, за нами могут следить. Я должен быть уверен, что мы не приведем наблюдателей к «Каракатице».
Она снова о чем-то задумалась. А Шеддерик не к месту вспомнил:
— За обедом вы показались мне словно расстроенной. И потом все время молчали.
Покачала головой:
— Нет, все… все почти нормально: это просто ифленский дом. Мне здесь не рады. Но я понимаю, что так будет еще долго. Не знаю только, справлюсь ли я. Это тяжело.
Шедде не стал отвечать — врать не хотел, а честного ответа у него не было.
— Едем? Я распорядился, карета ждет.
— Едем. Только возьму плащ.
От ворот Шеддерик обернулся. В доме горели окна. Кто-то, из-за расстояния не понять, кто, смотрел им вслед, отодвинув штору.
Рэта Темершана Итвена
Страх ушел. Не совсем ушел, не навсегда. Просто временно решил отойти в сторону и перестать ее тревожить. Вместе со страхом ушла и радость и тревога… и так было до того момента, как захлопнулась дверца кареты, отрезав их с чеором та Хенвилом от остального мира.
В карете было темно. Она вспомнила, что уже ехала так — в темной карете, навстречу неизвестности — правда, тогда чеор та Хенвил ехал снаружи.
Сегодня — забрался в карету, сел рядом. Сказал требовательно:
— Дайте руку. Не бойтесь!
Страха не было, и она нащупала пальцами кожу перчатки, скрывающей его левую руку. Пальцы как будто попали в ловушку — не высвободить. Но это длилось лишь мгновение, после которого ее кисть снова оказалась на свободе.
Удивляясь себе, она не стала ее отдергивать или убирать. Даже наоборот, сама едва заметно сжала его запястье — насколько смогла обхватить.
Так и сидела, замерев, в темноте, почти не дыша. Все ждала, что благородный чеор сам что-то скажет. Например, одну из своих никогда не смешных шуток. Но он тоже молчал, и от этого на сердце было тяжело и почему-то спокойно.
И лишь когда пришла пора менять карету, помог ей спрыгнуть на землю и сказал:
— Не верьте никому. И мне не верьте. Особенно — мне.
— Хорошо, — улыбнулась она через силу. — Не буду. Но уж и вы тогда…