Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 252 из 284

— Мы же только что проверяли ее! — улыбнулась акушерка, но пошла следом, видимо, поняв, что ее все равно потащат в палату — так ещё и за шкирку.

Увидев Алёну на полу, она склонилась над ней с тщетными призывами подняться. К ним заглянула дежурная медсестра, и ее спина тут же закрыла от Димы жену.

— Можно анестезию? — подал он голос.

— Поздно! — она выхватила пейджер. — Да поднимите ее уже с пола!

— Нет! — закричала Алена, хотя до неё ещё никто не дотронулся.

Дима опустился на колени рядом с медсестрой и что-то сказал Алене, но через секунду уже забыл что. А во вторую секунду в палату ворвался их врач, на ходу натягивая протянутые ему медсестрой перчатки. Теперь и он стоял на коленях, гладил Алёну по спине и просил подняться.

— Нет! — ещё громче протестовала та, ещё сильнее вдавливая колени в пол.

— Нет так нет, — сдался врач без боя и кивнул медсестре, чтобы несла пеленки сюда.

А потом, вздрогнув, тронул за плечо окаменевшего Диму.

— Дмитрий, я за руки. Ты — за ноги. На счёт три, понял?

Тот кивнул, но Алена, поймав обрывок их разговора, замотала головой и снова закричала:

— Нет! Я не могу…

— Три!

Они вскочили вдвоём — точно в синхронном плавании, и через секунду Алена уже лежала на кровати.

— Почти, девочка, почти, — говорил врач довольно громко, чтобы перекричать суетившихся медсестёр.

Дима оглянулся и сбился со счета: откуда их столько? Только что было всего две. Или у него уже просто двоится в глазах?

— Ты либо коленку держи, либо не мешайся, — улыбнулся врач, и Дима отдёрнул руку. — Я тебе сказал коленку держать! Хелен, я вижу его. Вижу! Да скажи жене, что видишь голову, она же мне не верит!

— Вижу, — еле выдохнул Дима, не чувствуя уже ни сердца, ни ног, ни рук. — Ленка, ещё чуть-чуть, — добавил он уже по-русски.





— Хватит! — перекрыл его голос крик врача. — Хелен, стоп…

— Ай кэнт! — простонала Алена свое «не могу» по-английски.

В руках врача уже лежала голова ребёнка, но тут Диму боком оттеснила медсестра, и он увидел уже всего ребёнка, когда врач плюхнул того Алене на живот.

— Что стоишь? — поднял он на Диму удивлённые глаза. — Фотографируй!

Дима с трудом добрался до стула и чуть не выронил фотоаппарат из чехла, но когда навёл объектив на маленькое тельце сына, твердость в миг вернулась в руки.

— Кто-нибудь на часы посмотрел? — послышался зычный голос врача, который впервые заговорил в полный голос. — Что значит, никто? И какое время рождения будем записывать?

Пока все сверялись с часами и мыслями, Алена схватила Диму за локоть.

— Дай мне камеру!

Голос прозвучал так же сильно, как и ночью, и Дима без разговоров сунул фотоаппарат Алене, которая тут же принялась щёлкать фотографию за фотографией.

— Дмитрий!

Дима не понял даже, как в его руках оказались ножницы. Они сами коснулись натянутой пуповины, но нажать их он не смог.

— Не режут, — пожал он плечами.

— Режут, режут, — усмехнулся врач. — В первый раз всегда тяжело. Потом приноровишься. Давай, по одной жиле за раз. Давай уже. У тебя сын есть хочет, чего ты копаешься!

Дима выдохнул, но в руках так и не почувствовал недостающей твердости, но «надо» двигало ножницами, а может подстегивал детский крик. Он перекрывал в ушах бой его собственного сердца. Господи, Лена столько выдержала, а он пуповину перерезать не в состоянии!

Наконец ребенка, уже со всех сторон обтертого, но все еще синюшнего, отнесли на весы. Дима не знал, за чем следить: за показателями весов или за руками жены, крепко держащей фотоаппарат. Вот как так — ведь только что на полу валялась, а сейчас играет в заправского папарацци… А у него как тряслись руки, так и трясутся. Хорошо, что ребенка положили к груди. В изголовье есть на что опереться. Но рука нечаянно или нарочно, минуя его волю, подкрепленную здравым смыслом, скользнула на голову жены. Он нагнулся к ней и поцеловал — куда попал: кажется, в висок.

— Спасибо за сына.

Алена не подняла к нему головы. Он и не ждал: он сам смотрел на закрытые глаза новорожденного сына, нервно сглатывая вместе с ним. Только одному было вкусно, а второму — горько от сознания того, что он так и не сумел толком помочь жене. Она все сделала сама, а он так — в стороне постоял, даже не всегда жалея ее. Хотелось, чтобы все скорее закончилось. Вот оно и закончилось. Или только началось?