Страница 9 из 16
В свое время Сергей блестяще окончил факультет журналистики в Московском университете, сотрудничал в нескольких центральных газетах, был известен, как яркий публицист первой половины нулевых годов. Когда грянул над ним гром и разверзлися хляби небесные, смывшие не только престижную работу в краевой газете, но и современную квартиру в шикарном спальном районе, счета в двух банках, приличное авто, Сергей Юрьевич в одночасье вдруг оказался на положении «бичика» безо всякого будущего. Но он не пропал, не сгинул в вокзальной круговерти, не сошел с круга по пьяной лавочке, хотя и было от чего. Даже самые близкие люди не знали ( и слава богу! ), что сохранилась у него эта дачка, записанная на покойную мать, а в мало кому известном банке, под хорошие проценты на предъявителя, лежала у него хоть и небольшая, но вполне достаточная сумма «на бедность». И вот бедность пришла, и предусмотрительный долларовый «схрон» стал работать на нее…
Осень – любимая пора Сергея… День ото дня спадает изнурительная летняя жара. Прохладнее становятся ночи. Утрами дымная роса, обильная и холодная, клонит травы долу. Тут и там серебристыми паутинками изукрашены кусты шиповника. Ярко рдеют на зарослях боярышника, что неприступной стеной встал вдоль границ огорода, кисловато-сладкие мучнистые плоды. Как известно, ветви этого кустарника буквально усыпаны жесткими колючками, так что никому не продраться с тыла сквозь густые заросли боярки, с каждым годом все плотнее окружающей «поместье» Сергея…
Рыжая сука Найда безмятежно спит на теплых досках крыльца, сладко посапывая и изредка перебирая лохматыми лапами во сне. Снится ей, как ни странно, дивный охотничий сон. Якобы она, молодая, рослая и сильная, гонит по смешанному лиственничному редколесью зайца, гонит давно и упорно, в азарте захлебываясь лаем. Заяц старый и опытный, он уходит от Найды на крупных махах, делая ложные сбежки и петли, дабы сбить ее со следа. И светит полуденное солнце, и осень вызолотила леса в яркие наряды, и где-то там, у заячьей лежки, прислушиваясь к звонкому лаю Найды, поджидает ее с ружьем в руках хозяин. Найда напрягает все силы, расстояние между нею и зайцем сокращается, уже отчетливо слышен ей запах страха, который исходит от насмерть перепуганного косого, как вдруг сквозь сон она слышит громкий стук входной двери. Найда моментально просыпается, вскакивает на подрагивающие со сна лапы и преданно смотрит на вышедшего из дома хозяина. Сладко потягиваясь со сна, пристанывая, он вскользь смотрит на собаку и добродушно спрашивает:
– Что, Найдочка, хорошо мы с тобой поспали? – и сам же себе отвечает: – Хорошо поспали, куда с добром.
Найда припадает на передние лапы, тоже потягивается и зевает, широко распахивая розовую пасть с мелкими, частыми зубами.
– Эх ты, соня, – улыбается Сергей и любовно треплет собаку за загривок. – Шла бы лучше рябчика нам на ужин добыла, а то валяешься, блох плодишь…
Найда сидит на теплых половицах и снизу вверх преданно смотрит круглыми золотистыми глазами под светленькими короткими ресничками на хозяина. Помесь сеттера бог знает с кем, была она удивительно сообразительна и добра к человеку. Однако и человека умела распознать за версту, видимо, наученная предыдущим горьким опытом, о котором знала лишь она одна. К доброму человеку шла сразу, решительно, подставляя лобастую голову под ласку. Дурного – сторонилась, хотя делала это деликатно, не обижая. Однако главное и несравненное достоинство Найды было в великой страсти к охоте на пернатую дичь и зайцев. Надо было видеть ее неподдельное горе, когда она окончательно поняла, что Сергей не охотник. Три дня она провалялась в закутке, спроворенном для огородного инвентаря, не притрагиваясь к пище, прикрыв лохматой лапой чуткий нос. Три дня она презрительно игнорировала Сергея, пока не осознала, что и такие люди бывают. В конце концов, этот вопиющий недостаток не помешал же Сергею подобрать ее на просеке в глухом лесу, где она, готовая издохнуть от голода, почти неделю прождала своего прежнего хозяина, и ждала бы дальше, до своего смертного часа. К ней несколько раз подходили чужие люди, звали с собой, она убегала в лес, пряталась, а когда люди уходили, возвращалась точно на то место, где стояла машина ее хозяина. К Сергею подошла сама, ткнулась теплым носом в его колени и так при нем и осталась.
– А мне сон какой-то чудной приснился, – присев на ступеньки крыльца и запустив ладонь под ошейник Найды, где была особенно мягкая, шелковистая шерсть, начал рассказывать Сергей. – Словно бы недалеко от нас какой-то цыганский табор объявился. И так ярко у них костер горит, такие красивые песни они поют, что я не выдержал и пошел к ним. А ты, Найдочка, вдруг вся ощетинилась, я тебя такую никогда не видел, и цап меня за гачину брюк, и не пускаешь. Я ругаюсь на тебя, гачину вырываю, а ты всеми четырьмя лапами уперлась и – ни в какую. Разозлился я, слегка пнул тебя ногою, чтобы свое место знала, а ты не отпускаешь штанину… Глянул я, а табора уже нет, – с сожалением говорит Сергей. – Костер не горит, и никто уже не поет… К чему бы это, а, Найда? – спрашивает он собаку, поглаживая ее за ухом. – А ведь это ты меня от какой-то беды хотела отвести, я так понимаю этот сон, а я тебя ногой, в благодарность, как и всякий человек, – вздыхает Сергей. – Хотя, если честно, никогда в жизни никого не ударил и не собираюсь…
Найда внимательно слушает Сергея, втягивая воздух чуткими ноздрями, да изредка постукивает по половицам крыльца ее смолоду купированный, короткий хвост.
Судьба благоволила Сереже Скворцову, выпускнику факультета журналистики Московского государственного университета. Приехав из глухой сибирской провинции, Сергей безо всяких протекций и блата легко поступил в престижный вуз. Так же легко учился на излете бурных девяностых годов, дважды попадал на практику в «Комсомольскую правду» и там неплохо зарекомендовал себя. От природы он был наделен быстрым, сообразительным умом, привлекательной внешностью и ценным для журналиста качеством – легко и просто располагал к себе людей. Но, умея разговорить человека, Сергей и сам при определенных обстоятельствах легко мог наболтать лишнего, приоткрыться чуть больше, чем следовало…
Перед защитой диплома его приглашали на работу сразу несколько московских газет, в том числе и набиравшая силу и тираж «Комсомольская правда», у руля которой с недавних пор встали молодые журналисты-дальневосточники. Однако Сергей выбрал родную краевую газету, и на то были у него веские причины.
Пару лет назад, совершенно неожиданно, мать разбил тяжелый паралич. Выписавшись из больницы, на свою любимую работу, в библиотеку, она уже не вернулась, поскольку получила инвалидность и передвигалась по квартире с помощью костылей. Тихие библиотечные бабушки, отдавшие загибающемуся просвещению всю свою жизнь и взамен не получившие от правительства ровным счетом ничего, слава богу, не оставили ее в беде. Это – причина первая. Вторая, не менее существенная, но более безнадежная – одноклассница Лера Осломовская, в которую Сергей был влюблен. Стройная белокурая бестия, пра-пра-правнучка сосланных в сибирскую ссылку гордых польских шляхтичей-бунтарей, унаследовала от своих пра-пра-прабабушек гордый, независимый характер, неземную красоту и мало сознаваемую ею самой страсть к приключениям… Пока влюбленный Сергей учился в университете, Лера успела объехать весь мир, так и не окончив филфак краевого пединститута. Зато она последовательно перебывала манекенщицей, фотомоделью, стриптизершей и бог знает кем еще. Она так умудрилась заполоскать мозги Сереже Скворцову, что и после всех своих перевоплощений оставалась для него самой желанной и неподсудной. А болтали, между тем, о ней в городе много и самое разное…
– Скворец, – сказала она при очередной встрече, через два года после отъезда Сергея на учебу в Москву, – и ты веришь всей этой чуши?! Сережа, ты – самый умный в нашем классе, самый честный и красивый, наконец, как ты можешь даже думать об этом?