Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 8



Адольф Митрофанович отнёс это к маленькой и круглой плеши на затылке и с надеждой не обиделся.

Два врача одновременно сбежали с крыльца поликлиники на дорожку и были мгновенно проглочены прохладной темнотой августовской ночи.

5

Вторую ночь раскопок Семён Савельевич встретил в каторжной работе. Дело неспешно продвигалось. Арктур с компанией таких же бездельников с любопытством заглядывал в котлован, который полегонечку углублялся.

«Сколько же я здесь провожусь? – спрашивал себя Семён Савельевич. – Неизвестно, есть там что или пусто… Какой-то странный курган…»

Он присел отдохнуть, освободил фонарь на песчаном дне от скопившихся вокруг него горкой осыпавшихся песчинок, поставил фонарь на место, и вдруг услышал отчётливый стук фонаря по дереву… Семён Савельевич встрепенулся и резко вскочил… «Х-р-р-у-п-п!» Ночь огласилась диким воплем, и эхо прокатилось по ночной степи и навело жуть на проснувшихся и бодрствовавших степных жильцов…

Шарахнулись в сторону перепуганные звезды, осветив своим мерцанием провал в древней могиле. Там уже затих Семён Савельевич. Он был зажат чем-то вокруг груди, одна только голова возвышалась над песком и думала: «Ну вот и могилу себе приготовил. Эх, идиот! Не выбраться ни за что… чёртов капкан… западня… пусто… пошевелить не могу… держит кто…»

Кто-то снизу ослабил захват. Бедному Семёну Савельевичу показалось, будто две живые руки ощупывают его, похлопывают, подбираются к груди.

– А-а…– начал Фазаратов, но не услышал себя – мрак обморока избавил его от продолжения ужаса…

… Семён Савельевич лежал на утоптанном глиняном полу рядом с зажжённым фонарём. Он простонал, сел и ощупал себя… Сквозь свист в уши долетел звук, похожий на леденящий вой волчицы в морозное полнолуние. Семён Савельевич убедился, что он в основном цел, открыл глаза и повернул голову в сторону таинственного звука. «Чёрт, темно, как в могиле…Эге-е!..» – Семён Савельевич потянулся было к рукояти кинжала на поясе, но вспомнил, что в его положении смешон даже пистолет. Ужас! Рука на полдороге замерла, легла на фонарь. Семён Савельевич вскинул фонарь над головой, свет моментально отбросил клочья темноты – вместе с ними кто-то метнулся от фонаря. Вой прекратился.

Семён Савельевич вскочил, хотел свободной рукой схватить кинжал – только ножны остались на ремне. Кинжал пропал.

– Кто здесь? Выходи!

Снова послышался тихий, но уже не вой, а печальный напев. Темень стала реже. Голубой свет, как в предрассветный час, сделал лишним электричество.

Как-то незаметно Семён Савельевич перестал бояться. Он разобрал в зыбком освещении в глубине пещеры нечто вроде старинной фортеции из вертикальных в обхват толщиной брёвен. «Зачем она здесь?! Однако, свет идёт из-за этого… и звук».

– Ти-и-и-у-и-и… – дикая музыка неведомого певца пленила.

Семён Савельевич приблизился к стене, нашёл в ней небольшую дверцу. Она не была запертой, но держалась непонятно каким способом. Семён Савельевич в способе разбираться не захотел, толкнул дверь. Она мягко пошла внутрь.

Stet! Non facere!6 – дверь издала поломанное почему-то обращение, и Семён Савельевич подскочил на месте – ещё бы! Услышать в чужой могиле свою фамилию… Семён Савельевич от ужаса накрепко зажмурился.

Фамилия, как и слово «стоп», звучит на всех языках приблизительно одинаково. Только следующая фраза помогла выйти из неведения.

– Открой глаза! – на скверном латинском приказала дверь.

Какой бы дурной не показалась благородная латынь знающему слуху, она сделала своё дело: Семён Савельевич открыл глаза, а вслед за ними и рот… Распахнутая дверь показала просторное помещение с таинственным светом внутри. Вообще там было много чего непонятного, но все загадочные предметы Семён Савельевич разглядел позже. В могиле кто-то … жил.

Этот обитатель сидел на ковре спиной к выходу. Дым, зависший над ним облачком, выдавал в существе склонность к вредной привычке: ну, раз курит, значит…

– Человек ты или дух? – набрался храбрости Семён Савельевич, решивший, что он на том свете и ему придётся здесь привыкать.

– Я не знаю, кто я, – существо повернулось не спеша к Семёну Савельевичу и оказалось … скифским вождём.

Вождь крутил в руках пропавший кинжал с очень расстроенным видом.

– Этот акинак7 позорит воина, – пробурчал скиф.

Семён Савельевич ободрился началом разговора, а, ободрившись, начал искать способ его продолжения. «Надо задавать вопросы!» – созрел спасительный план.



– Почему? Нормальный кинжал…

– Акинак без красоты – не оружие, – латынь скифа отдавала чудным акцентом.

Вождь погладил пальцами лезвие у рукояти и обнаружил там девятизначный номер кинжала, решительно заключил:

– Плохой узор!

Взмах! – кинжал завертелся: «зн-зн-зн…» Взгляд Семёна Савельевича с трудом успел проводить клинок, через мгновенье дрожавший в бревне прямо над его головой. «Пожалуй, не достать, высоковато»,– прикинул Фазаратов.

Семён Савельевич ещё не разобрался, что произошло, но к нему явилась и очень ему понравилась мысль, что он пока ещё, слава богу, не новосёл, а только гость царства теней.

Скиф своим вопросом помог этой мысли:

– Кто ты? Зачем здесь?

– Я археолог…я случайно…– бедняга замолчал: он увидел поднявшиеся к нему два пустых зрачка. Зрачки начали расти, слились в один, он сполз куда-то вбок, съел вождя, стены сруба – перед Семёном Савельевичем сомкнулся мрак.

Отчаянно закричал он, будто испугавшись, что самая главная в его жизни встреча по его же трусости не состоится:

– Нет, Я – вор! Вождь, я – вор, я пришёл за сокровищами… Прости!

Мрак так же внезапно отступил, снова показал сидящего скифа.

– Хорошо, ты получишь, что заслужил. Я узнал тебя. Ты тот, о ком говорила великая Апи. Слушай.

– Всё началось ещё тогда, когда я на всех торжествах моего племени сидел на пиру и не пил ещё вина среди таких же юнцов, не испробовавших вкуса вражеской крови. И клянусь Папаем, нет мучительней казни, чем видеть, как обносят тебя расторопные виночерпии, как презрительно усмехаются гордые молодые скифянки!

Так было и тогда. Пир шумел. И только ветер от реки приносил прохладу горевшему стыдом моему лицу. Я не знал, куда спрятать свои гладкие щёки!

Суетились виночерпии, разносили вино для увенчанных шрамами на обветренных лицах воинов-богатырей. Богатыри пили вино и похвалялись своими подвигами. Не было ни одного, кто бы не рассказал о том, как он один отправил в Тартар целое вражеское войско или как расправился с великаном, ростом с гору. Один даже рассказал, что затупил свой акинак, пытаясь снять кожу с руки – такая толстая кожа была у того великана! В доказательство он выдернул свой акинак и показал зазубрины.

Но вдруг тихо сделалось в нашем стане. В круг вышел страшный старик. Это был великий колдун, будто бы потомок чернокнижника Липоксая. «Нет в нашем народе человека старше меня! – сказал он своим жутким голосом. – Я скоро умру. И вот моё последнее желание: пусть конь мой останется с вами, пусть он достанется тому из юношей, кто завтра на рассвете пошлёт свою стрелу дальше других. Знайте: только этот скакун может догнать белую с чёрной гривой кобылицу, ту, что пасётся далеко отсюда в восточных степях. Говорят, что тому, кто трижды хлестнёт кобылицу нагайкой на всем скаку, будет служить сама Кибела!» С этими словами старый колдун поднял руку, свистнул. В ответ на его зов заржал и, будто из воздуха выткался, явился огненный жеребец. Никто не видел раньше этого скакуна. И не только у нас, отроков загорелись алчные очи!

Всю ночь я не мог заснуть, всю ночь я смотрел на звёзды, подложив под голову деревянный горит8, и умолял Кибелу помочь моей стреле одолеть назначенное расстояние. Всю ночь я просил Папая наслать ветер на стрелы моих соперников.

6

Стоять! не делать! (лат.)

7

Короткий скифский меч

8

Колчан