Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 43



На сцене появляется новое действующее лицо - последний оргазменный крик японской техники, робот-минер, чем-то напоминающий безногого инвалида на тележке. "Инвалид" подъезжает к мерсу, вытягивает раздвижную "шею", приподнимая на нужный уровень "голову" с оптическими системами, затем расправляет "руку"-манипулятор и одним ударом вышибает стекло противоположной от водительского места дверцы; вислощекий болезненно крякает, и физиономия его идет горестными морщинами. "Инвалид" меж тем извлекает наружу зажатую в "пальцах"-присосках конфетную коробку с оборванными проводами и бесстрастно сообщает в микрофон: "Ложный вызов! Следы взрывчатых веществ отсутствуют!" Генерал, судя по выражению лица, обдумывает - не поставить ли ему минеров на счетчик; телевизионщики азартно берут крупные и мелкие планы.

Командир минеров принимает из "пальцев" японского чуда треклятую коробку и бестрепетно открывает ее: внутри - какие-то бумаги.

- Товарищ генерал! Осмелюсь доложить, - со швейковскими интонациями возглашает он на всю округу, мимолетно ознакомясь с содержимым коробки, это для вас. Налоговая декларация...

- Чево-о?! Какая еще декларация, в натуре?

Ах, как это неосмотрительно иной раз - задавать риторические вопросы! Можно ведь и ответ получить...

- Предложение уплатить налоги с мерседеса и двух джипов, трех элитных квартир в Москве общей площадью 815 квадратных метров, двух особняков на Николиной горе, двух вилл - на Багамах и во Флориде, - без запинки отвечает на запрос начальства минер-Швейк, скользя взглядом по графам документа. Тут еще насчет банковских счетов - Лихтенштейн, Люксембург...

- Ма-а-алчать!!!

- Слушаюсь! - ест глазами начальство минер; ну не идиот ли?!

Тут уж молчи - не молчи, а телевизионщики-то пашут как папы Карлы...

- Дай сюда! - вислощекий в сердцах вырывает бумаги из рук болвана-подчиненного; при этом (вот пень криворукий - а еще минер!) веером рассыпаются какие-то фотографии - прямо под ноги братанов-генералов...

- Петр Иваныч! - остолбенело переводит взор с фото на вислощекого - и обратно на фото самый многозвездный из них. - Так ты, выходит, педофил?!

- Фальшивка! - хрипит разом приобретший свекольный окрас вислощекий и хватается за шею, будто в отчаянной попытке растянуть ту удавку, что уже накинул на него суперкиллер по кличке "Кондратий". - Фальшивка, падлой буду! Век воли не видать!

Вокруг него немедля возникает пустое пространство, в коем, судя по реакции зорких соседей, так и кишат бациллы проказы со спидом и прочие мандавошки.

- А насчет виллы во Флориде и лихтенштейнского счета - тоже фальшивка? - проницательно щурится многозвездный.

- Да! - запальчиво выкрикивает жертва "Белой руки". - То есть нет... то есть да!

- С тобой всё ясно, - выносит вердикт многозвездный - вид при этом имея столь просветленно-неприступный, что всякому должно быть ясно: уж сам-то он живет на одну зарплату, ну - плюс лекции на юрфаке... Тут откуда ни возьмись выныривает его адъютант с почтительно протянутой трубкой спутникового телефона правительственной связи. Многозвездный обменивается с невидимым собеседником несколькими тихими репликами, после чего громко и с явным удовольствием произносит:

- Да вот он тут, рядом, стоит - собственной персоной! Передать ему трубку? Слушаюсь!

Повинуясь кивку многозвездного, трубка откочевывает в липко вспотевшую десницу вислощекого.

- Я... Так точно... Но майор Лемберт уволен из рядов... за поступки, порочащие честь офицера милиции... служебное расследование не возбуждали, но... так точно... никак нет... как можно!.. Нынче же после обеда... в смысле - немедля!

Адъютант вежливо извлекает трубку из ослабевшей генеральской длани - а то еще, неровен час, обронит... Трубка сия - заметим - оказала, похоже, на вислощекого поистине волшебное терапевтическое воздействие: оттянула кровь так, что свекольный оттенок исчез с его физиономии без следа, и инсульт (до которого было рукой подать) генералу уже явно не грозит. Правда, теперь генеральскую физиономию, вместо свекольной красноты, заливает такая огуречно-зеленоватая бледность, что впору задуматься уже не об инсульте, а об инфаркте, но тут уж ничего не попишешь: любое лекарство имеет побочные эффекты...



82

- Так ты решил идти? - нарушает наконец молчание Подполковник.

- Да.

- Они убьют тебя, Боря - тут "Nothing personal". Если, конечно, ты и вправду не примешь из их рук железяку, сделавшись одним из них...

- Если я не пойду, они убьют Ванюшиного брата. А скольких людей сожрет потом этот их Дракон, мне страшно даже представить...

- Ты решил изменить своему амплуа благородного разбойника и попробовать себя в роли благородного рыцаря?

- Дракона впустили в мир мы, стало быть и разбираться с ним - нам. Конкретно - мне.

- Поздно...

- Нет. Пока еще остается шанс - последний. И я думаю сделать вот что...

...Некоторое время Подполковник сидит в неподвижности, полуприкрыв глаза - обдумывает план Робингуда.

- Что ж, - поднимает он наконец взгляд на атамана, - это настолько глупо, так фантастически, запредельно наивно, что и вправду может сработать!.. Да, Дракона ты, может, и убьешь - но остаться в живых самому это тебе не поможет ни на грош; скорее наоборот. Это ты понимаешь?

- Да. "Делай что должно - и будь что будет"... Техническую подготовку операции возлагаю на вас. Вопросы?

- Да какие уж тут вопросы...

- Ну и ладненько. Пойду-ка я в город, погуляю... напоследок. Встречаемся завтра, на обычном месте.

- Боря!.. А может, всё таки...

- Нет. Если что - командование примешь ты. До завтра!

83

Робингуд неспешно и без видимой цели шагает по многократно изломанным, круто падающим к Москве-реке переулкам между Плющихой и Саввинской набережной. Разглядывает забавные особнячки и купеческие доходные дома, проходит во дворы, где не требуется особых спиритических талантов, чтобы вызвать дух Поленовского "Московского дворика". Спускается на пустынную набережную, некоторое время с затаенной усмешкой глядит на север, в сторону Бородинского моста: "...И пораженье от победы ты сам не должен отличать". Вновь возвращается в переулки. Жарко; неопрятные комья тополиного пуха покоятся под бордюром тротуара как умирающие медузы, выброшенные штормом на прибрежную гальку.