Страница 2 из 12
И, тем не менее, несмотря на то, что мой отец, в общем, был суровым представителем послевоенного поколения (он родился в 1946 году), я регулярно чувствовал исходящую от него ко мне добрую энергию.
Каких-то ласковых слов, этот суровый советский мужчина не говорил, но когда он называл меня по имени, или что-то объяснял, я понимал, что я ему не безразличен, и в такие моменты мне было приятно находиться в его вибрациях.
Но была одна большая проблема – мой отец был алкоголиком. Не смотря на то, что он был человеком образованным и имеющим явные признаки интеллигентности, – страдал запоями, и порой не просыхал неделями, а то и по месяцу. В такие периоды мне было особенно грустно жить на этом свете, тучи сильно сгущались. Мать ежедневно устраивала скандалы, понося отца последними словами, а если я попадался под руку, то и меня тоже. Под действием алкоголя отец не был конфликтным, напротив, его суровая маска слетала, и он казалось, любил весь мир, и мою мать тоже. К вечеру он напивался до полубессознательного состояния, а утром уходил на работу. Когда он протрезвлялся на короткие промежутки времени и начинал излучать свою привычную вибрацию, мне становилось радостней жить.
В первые шесть лет моей жизни у нас не было своего жилья и мы жили у родителей моей матери, у моих деда с бабкой.
Не хочу останавливаться на личности моей бабки, психоэмоционально она была похожа с моей матерью. Она была сосредоточена на каком-то своем, сомнительном комфорте, и проявляла неудовольствие всякий раз, когда приходилось что-то делать для других.
Дед же, был значительно интереснее. Он, как и бабка, родился после большевистской революции, в 1918-м году. Для своей эпохи он был не плохо образован, и занимал высокую должность на крупном хлебозаводе. Дед, как и мой отец, был алкоголиком.
Отец с дедом часто пили вместе, и когда они садились за совместное распитие спиртных напитков, мои мать с бабкой набрасывались на них как злобные фурии.
Я родился во время правления Леонида Брежнева, его правление характеризовалось как время «застоя». Основной статьей дохода государства была торговля алкоголем. Пьянство тогда было повальное, непьющие были в явном меньшинстве. И я, конечно, был не одинок, у многих детей отцы злоупотребляли алкоголем. Просто в моей семье это стало образом жизни, «стало на поток», если можно так выразиться. Но, не смотря на эту явно пагубную зависимость, мои отец с дедом, были людьми думающими, и часто рассуждали на кухне о «политике партии».
Отец знал, как советская власть превратила его деда, состоятельного купца, в нищего, который умер от голода в ссылке в 1941 году. Дед более того, видел, как раскулачивали его отца, трудового и вполне состоятельного человека, и оставили ни с чем, при этом учинив физическую расправу, которая привела к тяжелым последствиям. К тому же у самого деда впоследствии возникли проблемы с председателем колхоза, которые привели к тому, что он оказался в Омском остроге, так тогда называлась тюрьма. Просидев один год, он, все-таки был освобожден, так как обвинения председателя оказались беспочвенными, что конечно большое везение, ведь в то сталинское время, люди могли за какое-то нелепое обвинение получить лет десять ГУЛАГа.
Так вот, я часто слышал, как отец прямо и убедительно говорил о том, что эта так называемая «советская власть», абсолютно ничтожна. Она людей держит за «быдло», но на самом деле скотом является сама. Дед соглашался, но с опаской увещевал моего отца: «Тише, Коля, тише, не дай Бог нас кто-нибудь услышит». Конечно, память об остроге была не мифической, а реальной.
Глава вторая
Раннее детство
В то время телевидение состояло из двух каналов и конечно оба были пропагандистскими, по которым, на полном серьезе, говорилось о том, в какой прекрасной стране мы живем. И я помню, как будучи еще совсем маленьким, смотрел выступления Брежнева, он был генеральным секретарем Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза. Каждый раз он говорил что-то о достижениях СССР, но при этом едва ворочил челюстью, и я ребенком чувствовал примерно следующее: «Если этот человек первое лицо страны, то почему в нем так мало ума? И энергии жизни в нем почти нет?»
Надо сказать, что по ясным причинам, в столь юном возрасте мой ум был слабо развит, но я всегда остро чувствовал ситуацию, и энергию, исходящую от людей. Так же с раннего детства у меня было некое «чувствознание», зачастую я просто «знал» – что истинно, а что ложно, в той или иной ситуации. И меня с детских лет озадачивало то, что люди поступают в разрез с этими очевидными для меня истинами. Еще меня озадачивал «холод», исходящий от людей. Причем «холод» этот, не имел ни возраста, ни пола. Чтобы было более понятно, опишу один случай, который хорошо иллюстрирует этот холод.
Как-то в возрасте лет пяти, я вышел во двор погулять. Мы с ребятами чего-то делали в песочнице. К нам подошел еще один мальчик с желанием поиграть. Но все ребята взбеленились, и отскочили от него с криками: «Заразный, заразный!». Как впоследствии я понял, у парня была ветрянка. Она уже проходила, но следы от прыщиков и зеленки еще были видны. И я почувствовал этот пресловутый холод, исходящий от детей, в адрес этого пацана. Мне стало жаль его, и я не стал убегать, а остался играть с ним.
Не удивительно, что я заболел ветрянкой. Через несколько дней, когда сыпь начала спадать я вышел на улицу. Ребята встретили меня так же: «Заразный, заразный!». Но каково было мое удивление, когда этот пацан, тыкая в меня пальцем, кричал вместе со всеми! «Холод», исходящий от того, кого я поддержал несколько дней назад, сильно задел мое детское существо. Значительно позже я понял природу этого «холода» – это холод людских сердец, лишенных любви и сострадания. И если в прошлых жизнях не был скоплен духовный капитал, под названием «любовь к ближнему», то человек с детства будет проявлять жестокосердие.
Частью моего детства были в основном родственники по матери, и это понятно, мы жили с ними, но так же я проводил много времени летом у родственников со стороны отца, и они тоже были частью моего детства, и конечно тоже оказали на меня какое-то влияние.
У отца была мать, моя бабка, и три старших брата. Его отец, мой дед, умер давно. У него было несколько тяжелых ранений на войне, и он умер, когда моему отцу не было и двадцати. Родственники отца жили в Томской области, и мы ездили к ним каждое лето.
Отец со своими братьями, моими дядьками, бурно отмечали встречу. Все они, как и отец, любили выпить, и первую половину наших гостевых дней они пили за встречу, а вторую за проводы.
В ту не большую часть дней трезвости, у меня была возможность наблюдать за ними и немного общаться. Они тоже были суровыми, не многословными людьми. Но мне нравилось находиться в их обществе. Они излучали, в общем, приятную вибрацию: мужественности, небезразличия, умеренной щедрости. И было ясно – что они тебя не бросят в трудную минуту, а если будет надо, пойдут на жертвы.
Их мать, моя бабка, тоже была суровой, и я бы сказал мужественной женщиной. У меня не было с ней контакта, я ее опасался и держался на дистанции, да и она не особо ко мне тянулась. Но насколько я сумел ее понять – она была хорошей матерью для своих сыновей.
У моих дядек тоже были сыновья, и мы проводили время катаясь на велосипедах и купаясь в таежных реках и озерах. Мне нравился запах тайги, и, я думаю, что именно там я полюбил природу.
Когда мне исполнилось шесть лет, отец получил квартиру, и мы переехали. После переезда отношения между отцом и матерью только ухудшились, они разъехались по разным комнатам, и почти перестали общаться. Отец все так же пил, а мать все так же набрасывалась на него с обвинениями и оскорблениями. Постепенно она становилось все более озлобленным человеком, и все чаще, и все больнее оскорбляла меня. Находясь в такой ситуации, я становился нервным, не уравновешенным ребенком, с деформированной психикой.