Красавчик

- Господин Жюльен Готье, - начал я, усаживаясь напротив него, - вы, должно быть, недоумеваете по поводу моего вчерашнего поведения, и я должен объясниться, но прежде хочу задать вам один вопрос. Скажите, не напоминает ли вам мой голос одного хорошо знакомого вам человека?

- Действительно, голос у вас точно такой, как у одного моего друга. Я заметил это еще вчера.

- А не заметили ли вы еще и того, что у меня такая же фигура, как у этого вашего друга?

- Господи... Да, примерно такая... Не такое уж, впрочем, редкое совпадение.

- А что вы скажете вот об этом шраме?

Я показал ему длинную и тонкую белую запятую на своей левой ладони след от раны, которую он нечаянно нанес мне пятнадцать лет тому назад, когда однажды, оставшись одни в конторе мэтра Лекорше, мы забавлялись тем, что с зонтиком в правой руке и перьевой ручкой в левой разыгрывали знаменитую дуэль Жарнака*****. Этот эпизод я довольно часто напоминал Жюльену Готье, и он не хуже меня помнил форму шрама. Он скользнул по нему взглядом, и я почувствовал, что он настороже.

- Трудно поверить, чтобы обыкновенное перо оставило такую отметину, сказал я, - если не видеть собственными глазами. Кровью забрызгало даже подлинник завещания на столе. Настоящий удар Жарнака, не правда ли?

На лице Жюльена появилось неподдельное любопытство и некоторое удивление, но не столь сильное, как я ожидал.

- Что вы хотите всем этим сказать? - спросил он.

Ответил я не сразу. Меня так и подмывало напомнить ему другие подробности времен нашего ученичества - такие, о которых никто, кроме нас двоих, знать не мог, - но я понимал, что достоверность абсурда все равно ничем не докажешь.

- То, что я хотел бы вам рассказать, настолько невероятно, что мне, видимо, лучше бы воздержаться. С другой стороны, надо же рассеять впечатление, оставшееся у вас после нашей встречи на Королевском мосту. Хотя не только это побуждает меня к откровенности.

- Поступайте, как сочтете нужным, - довольно благожелательно ответил Жюльен. - Я не хочу быть нескромным, но, должен признаться, буду разочарован, если вы ничего не объясните.

Я все еще раздумывал, стоит ли открываться, но меня подтолкнул бес.

- В конце концов, я немногим рискую, поскольку ты и так считаешь, что имеешь дело с ненормальным. Жюльен, то, что я тебе сейчас скажу, абсурдно, чудовищно, но я твой друг Рауль Серюзье. Вчера, незадолго до того, как я встретил тебя, у меня поменялось лицо, а я даже не заметил, как это произошло.

Жюльен и бровью не повел, и это меня встревожило. Теперь я уже жалел, что не могу воротить сказанного.

- Все возможно, - вежливо произнес он.

- Да нет, кто же поверит в такое! Так что не говори: все, мол, возможно. Но хотя бы из милости попробуй проверить мои слова, задавай любые, самые каверзные вопросы. Считай, что я одержим, но все же готов внять голосу рассудка. Кто знает, может, тебе удастся меня излечить, убедить меня, что я не Рауль Серюзье. Итак, что ты думаешь о моем голосе и о шраме?

- Разумеется, это весьма любопытные совпадения, - ответил Жюльен, принявший мою игру с видимой неохотой. - Но это не доказательства.

Действительно, доказательством это быть не может. Минуту назад я собирался напомнить тебе вещи, известные только нам двоим, а потом подумал: зачем? Ты бы просто решил, что я хорошо осведомлен. Уверен, ты почти не удивишься, если я напомню тебе, как однажды вечером, здесь

же, сидя вон за тем столиком, мы разыгрывали, кому достанется сигара, которую несколько часов назад стянули из портсигара папаши Блекорше. Стащил ее ты, пока я отвлекал внимание старикана, подсунув ему черновик ответа на письмо мамаши Франгоде, упрекавшей его в том, что в деле о наследстве Шеневьера он держит сторону ее кузена Метро. Мы положили сигару посредине стола на вечернюю газету и условились, что она достанется тому, кто угадает цвет подтяжек другого. Ты заявил, что у меня фиолетовые, а я - что у тебя белые. Выиграл я. Убедившись в том, что у меня подтяжки некрашеные, ты сказал мне: "Рауль, я тебя недооценил".

Жюльен, кивая, вглядывался в меня все внимательней.

- Я готов продолжать в таком духе хоть до утра, - сказал я, - но, подозреваю, напрасно потеряю время. Серюзье мог рассказать любой из этих эпизодов кому угодно, причем в мельчайших подробностях.

- И все же, согласитесь, в ваших устах эти воспоминания звучат довольно странно. Даже если их действительно рассказал вам Серюзье, от этого история не становится менее интересной.

- Было бы еще интересней, - азартно продолжал я, - послушать, как я буду отвечать на ваши вопросы. Положим, я еще мог бы в деталях заучить отдельные эпизоды из жизни Серюзье, но уж никак не всю его жизнь. Начнем?

- Ладно. Ну, например, однажды утром, в отсутствие мэтра Лекорше, я принимал одного нотариуса из Шато-Тьерри - забыл, как его звали...

- Как его звали? Не мэтр ли Буркен?

- Точно. Так вот, считая, что в кабинете я один, мой товарищ Серюзье вошел...

- Вошел, распевая: "Ах, все вперед, все вперед, все вперед!.. Вздернем нотариусов на фонарях"******. Бедный нотариус из Шато-Тьерри уронил с носа очки, а ты, разыгрывая праведный гнев, сказал мне: "Господин Серюзье, дабы отбить у вас охоту к подобным выходкам, я попрошу мэтра Лекорше отклонить ваше прошение о прибавке жалованья".

- Все правильно, - пробормотал Жюльен. - Ну а досье Торкайона? В нем была одна особенность...

- Да, в нем все страницы были залиты красными чернилами.

- Просто невероятно! Я считаю, продолжать не имеет смысла. Может быть, лучше вы расскажете, как обнаружили перемену в своей внешности?

Не заставляя себя упрашивать, я рассказал Жюльену об инциденте с фотографиями, о своих первых подозрениях, которые я старался в себе заглушить, пока не встретился с ним на Королевском мосту. Жюльен внимательно слушал и с не меньшим вниманием смотрел мне в глаза.

- Вот так я вдруг лишился собственной личности. И всех друзей, Жюльен. Я потому и решил довериться тебе, попытаться тебя убедить, что мне необходим друг. Очутиться нежданно-негаданно одному в целом мире, знать, что никто тебя не узнает, - это ужасно. Жюльен, я не могу и никогда не смогу представить тебе доказательств правдивости того, что я утверждаю, - по крайней мере таких, которые бы тебя удовлетворили. Нужно, чтобы ты сделал шаг мне навстречу. Задай себе простой вопрос: "А вдруг он говорит правду?" Умоляю тебя, подумай об этом. Представь себе хоть на мгновение старого друга, замурованного в чужом облике. Жюльен, я помню, как однажды, в этом самом кафе, мы сидели и гадали, как бы освободиться от старого зануды Лекорше, и ты сказал мне: "Какое бы невероятное приключение со мной ни случилось в жизни, оно не возместит мне эти годы корпения над бумагами в унылой конторе нотариуса". Как видишь, невероятное приключение, которого ты тогда жаждал в качестве компенсации, произошло со мной. Неужели ты утратил способность поверить в него? Будь нам по двадцать пять лет, Жюльен, ты бы мне поверил. Поверил бы с первых же слов.