Огонь сильнее мрака

– Долго ты, – шепнула Джил. Она совсем не запыхалась.

– Ну… извини… – прохрипел Джон. – По стенам… лазать… не обучены…

– Ш-ш! Вот он…

Джон глянул вдоль улицы. Кайдоргоф шагал впереди, опережая сыщиков на полсотни ре – шагал всё так же ровно, не оборачиваясь, но Джон теперь знал, чего стоит показная беспечность па-лотрашти.

– «День-и-ночь» с собой? – спросила Джил еле слышно.

Джон сунул руку в боковой карман. Он точно помнил, что клал туда цветы марьянника, но вместо ожидаемой сухой, чуть колючей ветки пальцы встретили на самом дне какой-то мелкий мусор. Джон вытянул щепотку из кармана.

– А, м-мать, – сказал он сквозь зубы. – Раздавил. В труху. И высыпалось почти всё… А то, что днём съели, уже кончилось?

– Эх ты, – Джил достала свою веточку, оторвала половину, протянула Джону. – Жуй давай. Конечно, кончилось. Пять часов прошло.

Джон, давясь, проглотил марьянник.

– Видимо-невидимо, – сказал он.

– Видимо-невидимо, – Джил сплюнула цветочный черешок. – Всё, пойдем.

– Погоди, – Джон придержал её за рукав, – а заговор? Ну, чтобы друг друга не потерять?

– Точно, чуть не забыла...

Она скороговоркой нашептала про мышь, сову, кота и кошку – и тронулась в путь. Джон, стараясь дышать ровно, двинулся вслед. Поначалу было странно идти вот так, не скрываясь, посреди улицы за Кайдоргофом, который в любую секунду мог обернуться и увидеть преследователей. Но Джил ступала уверенно, не таясь, и уверенность её мало-помалу передалась Джону. Они шли по мокрой от дождя брусчатке, скользкой, отполированной миллионами ног. Мостовая была древней, она помнила времена, когда городом и всей страной правила богиня, когда магия была законной и почти бесплатной, словно вода. Те времена прошли, потом началась война, с неба сыпался огненный град и лился огненный дождь. Люди бежали по мостовой, падали и оставались лежать, а дома вокруг превращались в горы дымящегося шлака. Затем был голод, была нищета. Энландрия, словно искалеченный зверь, силилась подняться на ноги, а камни лежали здесь – так, как их положили при Хальдер, основательнице Дуббинга…

Кайдоргоф переставлял ноги с упорством заведенной машины. Однажды он остановился, чтобы раскурить трубку, и Джон был благодарен за эту передышку, поскольку ступни молили о пощаде, а во рту пересохло. Но передышка быстро кончилась. Лжеучёный, попыхивая трубкой, вновь пошел своей дорогой – бодро, неустанно, и Джил пошла вслед. Пришлось и Джону. Несколько раз им попадались навстречу припозднившиеся гуляки, и один, выписывая кренделя, едва не налетел на Репейника – тот еле успел увернуться... Вокруг громоздились доходные дома, украшенные статуями, таинственными и даже страшноватыми ночью. Окна кое-где тлели жёлтым светом, но в большинстве были темны: горожане экономили дорогой керосин, а с газом в этом районе, видно, снова начались перебои. Муниципальные инженеры никак не могли наладить новую патентованную систему освещения – газовый рожок, несмотря на все технические ухищрения, оставался вещью ненадежной и взрывоопасной. Потому-то никто не спешил выкидывать старые, но безотказные керосиновые лампы, светившие из-под шёлковых абажуров уютным жёлтым светом. Джон вспомнил свой древний торшер, по инерции в памяти возник диван и всё, что с ним могло быть связано. Репейник сплюнул насухую и решил думать о чём-нибудь другом, но рядом шла Джил, и все мысли закономерным образом возвращались к ней.

– Свернул наш клиент, – заметила русалка.

– К реке, похоже, идёт, – предположил Джон. – Айда за ним в переулочек.

И точно, Кайдоргоф оказался в переулке, грязном, пропахшем человеческой мочой и крысиным дерьмом. Над головой угрожающе нависали ветхие балконы, под ногами шуршало и хлюпало. Из раскрытых окон неслись звуки: кто-то храпел, кто-то сонно бурчал, на верхнем этаже шла ругань – дуэт женского визга и мужского пьяного баса. С облегчением выбравшись из пещерной тьмы, сыщики очутились на берегу Линни. Здесь река была полноводной, широкой, набережная возносилась над чёрной водой на два человеческих роста, а приземистые одноэтажные дома, стоявшие вдоль берега, смотрели на людей маленькими квадратными окошками, похожими на крепостные бойницы. То были городские склады. Когда-то здесь хранилась мука, консервы; висели внутри на крюках, скованные волшебным холодом, коровьи туши. Когда началась война, материковые войска ударили по складам кислотными бомбами. Черепицу разъело, стропила рухнули, магическая кислота протекла вниз и превратила всё, что было внутри, в дымящийся вонючий студень. Миазмы отравили все ближние районы, люди бросали дома, и даже птицы облетали это место стороной. Кислота просачивалась сквозь землю, стекала в реку – именно тогда веселая, прозрачная Линни превратилась в угрюмую сточную канаву.

Даже сейчас, если принюхаться, можно было уловить в воздухе кислый душок, будто от подсохшей рвоты. В муниципалитете ежегодно предлагали сровнять здания с землёй и отстроить район заново. Приглашали ученых экспертов, те, напялив прорезиненные костюмы, бродили по развалинам, брали пробы, размахивали в воздухе мудрёными приборами, и всякий раз возвращались с неутешительным ответом: здания фонят, земля под ними всё ещё отравлена, и здесь даже мертвецов хоронить не стоит. Мало ли что. Чиновники облегчённо вздыхали и переносили рассмотрение ещё на год, а склады оставались стоять, как стояли – мрачные, с провалившимися крышами и слепыми бойницами окон. Пустые: ни один бродяга в здравом уме не стал бы здесь ночевать.

Кайдоргоф замедлил ход, стал приглядываться к обшарпанным стенам, даже пару раз остановился, заглядывая в окошки – похоже, что-то искал. Пройдя еще немного, он встал у широченных двустворчатых ворот, устроенных между двумя окнами – получилась будто бы оскаленная пасть и маленькие злые глаза. Ворота были крест-накрест забиты тяжёлыми брусьями, но Кайдоргоф вцепился в какую-то скобу, потянул, и в углу ворот со скрипом отворилась маленькая дверь. Пригнувшись, Кайдоргоф шагнул внутрь. Дверь закрылась, превратившись в еле заметный прямоугольный контур на фоне выцветших от времени досок.

– Всё, – негромко сказала Джил. – Нашли.

Они стояли поодаль, на набережной: Джон – отдыхая, прислонившись к фонарному столбу, Джил – прямо и неподвижно, точно одетая в чёрное статуя.

– Думаешь, сюда па-лотрашти привезли лабораторию? На склад? – недоверчиво спросил Джон. – Там же, поди, дышать нечем. Ядовитое всё.

Джил неопределенно взмахнула рукой:

– Живут по тыще лет. Зелье своё каждый день глотают. Может им и дышать-то не надо…

Джон заглянул ей в лицо и увидел, что русалка улыбается.

– Да ладно, – сказала она,– пару часов-то можно там высидеть. Вон, смотри, крыша целая почти.

И правда, этот дом при бомбёжке пострадал меньше прочих. В нескольких окнах даже сохранились стекла.

– Ну что, полезли? – спросила Джил, переступая с ноги на ногу.

Джон покачал головой:

– Я бы не стал.

– Почему? – нахмурилась девушка. – Проверить же надо.

– Наш друг там наверняка не один, – объяснил Джон. – Да и место поганое, и темно внутри. Залезем, вляпаемся в дерьмо какое-нибудь. А тут как раз Кайдоргоф с ребятами подоспеют.

– Я в темноте вижу нормально,– обиженно заметила Джил.

– Ты – да, – согласился Джон.

Джил подумала.

– Ладно, – с неохотой сказала она. – Тем более, «день-и-ночь» скоро выдохнется. Мало съели, одну ветку на двоих всего. Вот если бы кой-кто поаккуратней был…

– Ну, будет тебе. Давай лучше сюда завтра с утра? Бахилы охотничьи наденем, фонарь возьмём. Травы твоей нажуёмся. А?

Девушка заложила руки за спину и поковыряла носком сапога истёртый булыжник.

– Ладно, – разочарованно сказала она. – Уходим. Как там говорят… Один час утром…

– …стоит двух вечером, – закончил Джон и слегка улыбнулся. Джил улыбнулась в ответ – широко, не стесняясь зубов. Как раньше. «А давай кэб возьмем да ко мне заедем, рукой же подать», – подумал Джон. Слова звучали неплохо, он совсем собрался произнести их вслух, но тут воздух рядом с русалкой пошёл рябью, как закипающая вода в кастрюле. Джон шарахнулся назад, оттаскивая Джил за руку и дёргая из-за пазухи револьвер, который, как назло, зацепился и не хотел вытаскиваться. Из пустоты оформилась бесцветная фигура, грузная, облачённая в плащ. Джон выхватил оружие и прицелился, но тут раздался механический щелчок, фигура мгновенно обрела цвета, и, размахивая руками, громким шёпотом воскликнула: