Огонь сильнее мрака

– Эй, – послышался чей-то голос. – Я тут. Ты где?

Джон вздрогнул. Только сейчас он осознал, что на время совершенно забыл про Джил. Забыл, несмотря на то, что находился в её собственной квартире, а сама девушка стояла рядом: руку протяни – коснешься. Он виновато обернулся. Джил сидела всё там же, перед трельяжем у окна, и глядела куда-то в сторону. В руках она крутила свою веточку.

– Я здесь, – сказал он. Джил повернула голову на голос.

– Вот так оно и работает, – сказала она. – Пока не заговоришь – про тебя не вспомнят.

Джон сощурился. Почему-то никак не удавалось посмотреть Джил в лицо: словно глаза слепило ярким солнцем. Да и не хотелось, в общем-то, смотреть ей в лицо. Больше всего хотелось глядеть на ветку дня-и-ночи в руках, на ветку, фиолетовую с желтым, сухую и ароматную…

Джил щелкнула пальцами.

– Очнись, Джонни. Опять не вижу.

Репейник потряс головой.

– Пока не заговоришь, значит? – переспросил он. – Д-да… Смотри-ка. Только как мы теперь вдвоём работать будем, если я тебя не… – он замолк, пытаясь вспомнить, о чём только что говорил. И с кем. С кем? Он говорил с кем-то?..

Снова Джил вынырнула из небытия. Шагнула близко к Джону, словно в тумане, вытянула руки, нашла его плечи, обхватила, наклонила голову и проговорила:

– Видит мышь, и сова, и болотная змея. Кот, и кошка, и ты немножко.

И всё снова стало как прежде. Морок исчез, Джил была рядом, живая и настоящая – пожалуй, даже слишком настоящая. Джон вдруг обнаружил, что держит ладони на её талии. Русалка выскользнула из объятий, пошла в прихожую. Крикнула, надевая длиннополый черный редингот:

– Давай, сейчас к тебе. Возьмёшь, что надо, и на место поедем.

Кот вякнул. Раздражённо поведя хвостом, он напружинился, метнул длинное тело на подоконник и там развалился, чтобы как следует вылизать брюхо.

На улице кэбмен долго смотрел на них, как на пустое место, силясь понять, откуда взялись перед его каретой двое людей, чего они хотят и почему так сердятся. Отъехав, он всё время сворачивал не туда – забывал, что везёт клиентов. Приходилось колотить в стенку и кричать. Один раз кэб вдруг остановился, а в открывшуюся дверь полезла толстуха в пышном платье и с зонтиком – кучер хотел взять пассажира, забыв о том, что уже везёт двоих. Джил засмеялась. Толстуха, внезапно для себя заметив попутчиков, взвизгнула, вывалилась из коляски и с треском захлопнула дверь. Кучер покатил дальше, пропустил, разумеется, Джонов адрес, а, когда сыщики вышли, рванул с места, не взяв плату – между прочим, три с полтиной форина.

– Потеха, – задумчиво проговорил Репейник, глядя вслед уходящему кэбу. – И часто ты так?

Они стояли на набережной Линни. Дождь кончился, из-за туч выглянуло невесёлое солнце, и река чешуйчато блестела, подёргиваясь от ветерка мелкой рябью.

Джил пожала плечами:

– Моя воля – каждый день бы так ходила. Но нельзя.

Они стали подниматься к Джону.

– Почему нельзя?

Джил шла по лестнице, ведя рукой по стене.

– Чары силу тянут. Ослабею, болеть начну.

– Вон оно что.

– Да не бойся, – засмеялась Джил, – через полчаса кончится. На целый день – всю ветку сжевать надо.

– Целый день! – до Джона вдруг дошло. – Так вот как ты к этим упырям в квартиры забиралась. Невидимкой-то легко домушничать, небось?

– Догадливый ты, Джонни...

Любой знал: магия, заключенная в машинах, постоянно истощалась. Её требовалось пополнять, подзаряжать волшебные устройства. Когда-то для этого существовали башни. Теперь, когда башни стали бесполезными памятниками архитектуры, работали только те машины, что впитывали магию из атмосферы, накапливая её в кристаллах – мелких, слабосильных. А вот народная магия не нуждалась в башнях: источником магии был сам человек, он же служил накопителем. Травы и заговоры лишь концентрировали слабые природные силы человека – так линза собирает в точку солнечные лучи. Примерно так же творили магию боги. Только их способность управлять чарами была развита в тысячу раз сильнее людской. Впрочем, боги предпочитали не тратить свои силы, а брать их у подданных.

Джон отпер дверь, пропустил девушку вперед, а сам задержался, чтоб извлечь из почтового ящика плотную стопку газет: два номера «Утреннего Времени» и «Часового» и один – «Еженедельного Зеркала». Вытащив газеты, Репейник захлопнул дверь. Раздался знакомый щелчок пружинного замка, но к этому звуку примешался другой, незнакомый: лязгающий стук и затем – шорох. Джон нахмурил бровь, огляделся и, не найдя ничего подозрительного, догадался посмотреть глубже в ящик. На дне притаился почтовый конверт. Джон вынул письмо – толстое, с чем-то увесистым внутри – надорвал и заглянул внутрь.

– Что там? – подходя, спросила Джил.

– «Глазок», – ответил сквозь зубы Джон. – Интересно, кто прислал.

Он сунул в конверт руку, окончательно порвав серую бумагу, и вытащил то, что находилось внутри. На ладони у него лежал прибор, напоминающий монокль: линза в диковинной золотой оправе. Оправа состояла из нескольких мелких деталей, соединенных шарнирами и плотно друг к другу пригнанных. Сбоку от линзы отходил короткий, не более половины ре, шнурок, на конце которого сверкал золотой шарик величиной с маслину.

– Тебе правда интересно, кто прислал? – удивилась Джил. – Фернакль же. Ясней ясного.

Джон стиснул челюсти.

– Это была ирония, – сказал он.

– Дай-ка глянуть, – попросила русалка. – Никогда не видела.

Джон отдал «глазок» девушке, и та сразу принялась вертеть прибор в руках, нажимая на золотые сочленения и всматриваясь в стеклянное око линзы.

– Магическое устройство связи, – сказал Репейник мрачно. – От трёх до семи лет с конфискацией.

– Куда здесь говорить-то?

– Сюда, – Джон поймал болтавшийся на шнурке золотой шарик.

– Валяй, – Джил вернула прибор. – Вызывай. Я пока чайник поставлю.

И она, цокая подковками сапог, ушла на кухню. Джон посмотрел ей вслед, вздохнул и поплёлся в гостиную. Сев на диван, он какое-то время приглядывался к линзе, потом хмыкнул и нажал незаметный с первого взгляда рычажок. Сбоку оправы с механическим треском выдвинулся маленький дополнительный окуляр. Внутри окуляра тоже была линза, похожая на хрустальное чечевичное зернышко. Повозившись, Джон сумел отогнуть ногтем другой рычажок, еще мельче и незаметней первого. Теперь с другого бока оправы красовался короткий золочёный хвостик: это была опора. Джон поставил прибор на стол, придал с помощью опоры устойчивое положение и взял в руку шарик на шнурке. Что делать дальше, он представлял весьма отдалённо, но в этот момент мелкая линза испустила дрожащий белесый луч, и в свете этого луча над прибором забрезжили туманные очертания человеческого лица. Призрачные черты сгустились, стали ярче, блеснули очки, лицо вежливо улыбнулось:

– Покой вам, господин Джонован!

Репейник поднес шарик ко рту и сказал:

– И вам того же.

Он чувствовал себя неловко под взглядом призрака.

– Взял на себя смелость предложить вам средство, – сказал Хонна. – Чтобы иметь, так сказать, возможность… (он, по своему обычаю, сделал паузу) соотноситься на расстоянии.

– Я так и понял, что это ваш прибор, – сказал Джон.

– Можете пользовать, как только сочтёте нужным, – Хонна качнул головой. – Признаться, я боялся, что, э-э… обращение с устройством вызовет затруднения….

– Мне приходилось иметь дело с «глазками», – сухо сказал Джон.

– Вот и прекрасно! – с облегчением сказал Фернакль. – Как продвинулось расследование? Какие… (пауза) перспективы?

Репейник почесал макушку.

– Вот-вот найду вашу лабораторию, – пообещал он. – Очень важный след удалось взять.

– След? – заинтересовался Фернакль. – Что за след?

Джона так и подмывало сказать: «Привет от Великого Моллюска», но он сдержался и вместо этого произнёс:

– Вышел на тех, кого мы ищем. Нашлось заведение, где они проводят вечера, ну и… остальное – дело техники. И времени.

– О! – заметил Хонна с энтузиазмом, впрочем, довольно наигранным. – Что ж, дело, полагаю, верное. Хорошо бы только по возможности поскорей.