Огонь сильнее мрака

– Ты знал? Все время знал?

Джон остановился и закурил. Ветра не было, самокрутка занялась с первой затяжки.

– Знал, – сказал он. – Но сомневался.

Джил хмыкнула. Джон раздул ноздри, выдохнул две клубящиеся струи дыма.

– Видишь ли, какое дело, – сказал он. – У шкатулки были две главных цели. Первая – выполнить все пожелания хозяина. Создать для него идеальный мир мечты. И вторая – не допустить, чтобы кто-то разрушил этот мир. Когда два Найвела стали драться, она подсовывала им любые средства для победы. Обоим. Потому что обоих считала полноправными хозяевами. Странно, конечно, что она их не обездвижила, как нас с тобой. Но, с другой стороны, они же повелители мира. Что ж их, вечно прикованными держать? Хотите драться – пожалуйста, деритесь на здоровье. Победив, один из Найвелов... Как бы сказать... Доказал первенство. Утвердился в правах. Ну, и второму уже места в Сомниуме не осталось. После этого все, что я мог сделать – его спасти. Очень удачная, по-моему, мысль – взять шкатулку и, гм, эвакуировать его в наш мир.

– Так ты все-таки понял, кого эва... курируешь? – требовательно спросила Джил. Джон усмехнулся:

– На тот момент мне было до фонаря, кто это такой. Просто нужно было сваливать из Сомниума как можно скорей. Пользуясь моментом. И прихватить клиента. Как-никак, меня посылали за Найвелом, значит, Найвел должен быть спасен. Неважно, какой именно.

Джил, хмурясь, смотрела ему в глаза. Потом сдула прядь волос со лба.

– Все с тобой ясно, – сказала она. Джон вздохнул:

– Что тебе ясно?

– Ты его все-таки пожалел. Я знала, что пожалеешь.

Джон пожал плечами.

– Никого я не жалел. Да и какая разница. Деньги мы получили, следствие закрыто, Индюк будет доволен, Мэллори хлопочет вокруг спасенного племянника... А что племянник не в себе, в Сомниум рвется – так это от контузии. Ничего, пройдет.

Джил поковыряла землю носком сапога.

– Выходит, тот, настоящий победил. Получил девчонку. И мир мечты. Только ненадолго, пока коробочка работает. Как заряд кончится – сгинет. Вот радости-то. А второй? Второй же теперь под суд пойдет. И Ширли у него не будет. Еще неизвестно, кому хуже.

– Так, всё, – резко сказал Джон. – Хватит. Всем плохо. Всем всегда плохо, только по-разному. Жизнь у нас такая, понимаешь?

Джил кивнула:

– Угу. Понимаю. С детства научена.

Они подошли к остановке городского омнибуса. У Джона денег не было, всё пришлось отдать, когда везли в больницу истекающего кровью Найвела. Мэллори только что выдал Джону расписку аж на две тысячи форинов,но, увы, кэбмену распиской не заплатишь. Хорошо еще, Джил наскребла по карманам пол-форина – как раз на проезд до дома.

– А ты бы что выбрал? – спросила Джил. – Сгинуть с Ширли в Сомниуме? Или жить без Ширли тут, у нас?

Джон затоптал окурок.

– Вон омнибус идет, – сказал он. – Доставай мелочь.

Банк открывался только в восемь утра, так что они поехали к себе на набережную Линни. Открыв дверь квартиры, Репейник с наслаждением вдохнул домашний запах и подумал, что отмеренные на сегодня тревоги подошли к концу. Но он ошибался. Едва переступив порог, Джил сказала:

– Вот теперь самое время.

– Самое время для чего? – не понял Джон, но русалка уже направилась в комнату и принялась рыться в гардеробе.

– Слышь, – сказала она приглушенно из нафталиновых глубин. – У меня это... подарок для тебя.

Скинув на пол несколько рубашек, она нашла то, что искала, и подошла к Джону, неся серый бумажный сверток, неумело перевязанный бечевкой. Вручила, потупившись. Джон взял сверток, взвесил в руке.

– Тяжелый. Что там?

– Открывай, – буркнула Джил. Джон, качая головой, распутал бечевку и стал разворачивать бумажный кокон. На полдороге он вдруг понял – еще толком не поверив, боялся поверить – но руки уже знали, нетерпеливо рыли бумагу, чтобы поскорей добраться до знакомого предмета, стиснуть рукоять, провернуть барабан, взвести курок... Джон бросил на пол обертку, оглядел револьвер. Ствол и каморы забились песком, рукоять отсырела, но ржавчины нигде не было видно. Хорошая сталь, с присадками. Разобрать, почистить – и стреляй еще хоть сто лет.

– Все нормально? – спросила Джил, не поднимая глаз. Джон сунул револьвер в карман, шагнул к ней и обнял.

– Почему не сказал? – спросила она. Он помолчал, слушая тиканье часов на стене, дыша запахом волос Джил, запахом тины и кувшинок.

– Хотел сам разобраться, – сказал он.

– Разобрался?

Джон покачал головой:

– Откуда знаешь?

Джил засопела. Руки её стиснули бока Джона. Заболели рёбра, но он терпел.

– Позавчера Немитиха меня домой погнала. Когда я того... на занятиях, с Мунсом. Я пришла. Тебя нет еще. Под дверью записка. Подняла. Думала – от тебя. Расстроенная была, задумалась, не сообразила. А когда поняла, уже поздно было. Прочла.

– И пошла за мной?

Джил ослабила хватку, Джон невольно вздохнул.

– Не. Не за тобой. Решила вперед успеть. Тотчас же и отправилась. Пришла на ту фабрику. Сначала никого не было. Потом слышу – идет кто-то. А где спрятаться? Ну, одёжу скинула по-быстрому, да в воду. Этот, который с ружьем, наверху спрятался, в будке.

Она замялась, и Джон кивнул, подбадривая.

– А дальше?

– Дальше – ты пришёл. Поднялся к этому. Заговорили, заспорили, этот орать начал. Потом ты в воду бухнулся. Еще пистоль выронил, он на дно прямо камнем пошел. А этот ноги сделал. Я тебе помочь хотела, да ты сам выплыл и убежал. Тогда я так подумала – ну, это тебе, Джилена, проверка. Настал твой час, дурёха деревенская... Вышла из воды тихохонько. И пошла за этим. Я ж тихо могу, сам знаешь.

– Ну и ну, – сказал Джон. Он погладил Джил по голове. – Он ведь тебя заметить мог. Застрелил бы – не посмотрел, что девушка.

– Да он-то оглядывался, конечно. Тебя искал, видно. А я пряталась. Ну... так и дошли до дома.

– Какого дома? – спросил Джон. У него защекотало в кишках.

– До его дома, – просто сказала Джил, отстраняясь и глядя ему в лицо. – Я, понятно, зла на него была. Хотела постучаться. Он бы открыл – тут я ему башку и долой. Потом думаю – нет, нельзя. Я ж теперь девчонка городская, культурная. И обратно...

– Погоди, – сказал Джон, – какого дома?

– До его дома, – терпеливо объяснила Джил. – Так я потом обратно вернулась, на фабрику. За тобой. Чего-то решила, что ты еще там. Зря решила, тебя и след простыл. Вспомнила тогда, что пистоль утонул. Нырнула. Сразу нашла.

Джон глубоко вздохнул.

– Джил, – сказал он, – золото моё. Спасибо тебе за револьвер, за все спасибо. Молодец, что выследила этого говнюка, зря только мне ничего не говорила, конечно, но это все пустяки, ты мне только скажи... Где. Его. Дом.

– Так это, на здоровье, – сказала Джил и зубасто, широко заулыбалась. – Что не говорила – боязно чего-то стало. Вдруг заругаешь, мол, чего лезешь, куда не просили. Ты ж такой бываешь иногда, что держись. А в тот вечер как раз такой и был. Что пистоль нашла – то вообще ерунда, топи свой пистоль на здоровье, я еще сплаваю, мне не в тягость...

– Дом, – сказал Джон простудным голосом.

– А недалеко дом-то, – сказала Джил. – На тот берег перейти, да вниз по Линни немного. Он в рабочем квартале живет. Хибара такая старая.

Джон сжал её плечи, отступил и пошел на кухню. Из ящика стола он вынул пузырек с ружейным маслом, растворитель, тряпку и круглые щетки, похожие на ершики для посуды. Вернувшись в гостиную, сел за прикроватный столик, бросил на него набор для чистки и вынул из кармана револьвер. Барабан откинулся с песочным хрустом: предстояла долгая работа. Джон вытолкнул отсырелые патроны, обмакнул ершик в растворитель и стал чистить ствол.

– Джил, – сказал он спокойно, – ты иди на кухню, поешь, чего там осталось.

– А ты? – русалка следила за мерными движениями ершика: шших-шших, шших-шших.

– А я не хочу, – это было правдой. Есть не хотелось совсем. Хотелось вскочить, выбежать на улицу, броситься в реку, переплыть на тот берег и, не разбирая дороги, мчаться вдоль набережной, пока не покажется рабочий квартал, а потом найти тот дом, ворваться и... Но сначала надо было успокоиться. И почистить револьвер.