Огонь сильнее мрака

Да чего там – не думать. Это ведь неизбежно. Когда я похороню её, то, наверное, терять будет уже нечего. И я вернусь. К этим маленьким несчастным созданиям, проживающим свои короткие жизни в безнадёжной борьбе с голодом, страстями и старостью. Только не будет никого, кто бы избавил меня от проклятия, как О'Беннета, и я останусь тем, кем готов стать уже сейчас: самым одиноким существом в мире. И мне, наверное, плевать будет на кровь, на людские жизни и вообще на всё на свете. Вот как они, наверное, стали такими – Хальдер, Ведлет и прочая компания. Всему виной одиночество... Хотя какое там, на хрен, одиночество? Их ведь было много! Целый выводок богов, а они только и делали, что враждовали, и закончили тем, что перебили друг друга. Твою-то мать, мне бы сейчас встретить такого же, как я сам...

Он выпрямился, поражённый очень простой мыслью – такой простой, что удивительно было, как она не пришла в голову раньше. С минуту Джон глядел на луну, которая ещё виднелась над горизонтом, зеленоватую, с непривычным рисунком пятен, а затем бросился обратно к костру и принялся тормошить спящую русалку.

– Эй, – говорил он, – проснись. Джил, проснись, это важно. Да боги мёртвые, Джил!

– Ну? – она прокашлялась, села. – Уф... Не спится, что ли?

Джон встал рядом с ней на колени.

– Надо бы кое-куда наведаться, – сказал он. – Кое-что проверить.

Джил протёрла глаза и зевнула.

– А до утра не подождёт? – промямлила она.

– Лучше сейчас, – сказал Джон и протянул светящуюся ладонь. – Пока сила есть.

– Ну... ладно, – сказала она неуверенно. – В смысле... А куда идти-то?

Она тревожно привстала. Джон помог ей подняться.

– Идти вообще не придётся, – сказал он.

Парцелы, как всегда, появились из ниоткуда. Секунду назад их не было – и вот они кружат вокруг чёрным вихрем, заволакивая весь мир, словно стеной. Джил вздрогнула, прижалась к Джону, спрятала лицо у него на груди, как когда-то на разрушенном складе, когда телепорт уносил их из-под огня боевых жезлов. Джон закрыл глаза, сосчитал для верности до десяти, а, когда открыл, вокруг было темно. По-настоящему темно. Ни луны. Ни океана с серебряной дорожкой. Только далёкие ледяные звёзды на высоком угольном небе, мерцавшие, когда их, пролетая над головой, застили парцелы.

Джил подняла голову.

– Это что? – спросила она, озираясь. – Опять перенеслись? Куда?

Джон запоздало сообразил.

– Это Разрыв, – сказал он немного виновато. – Ты его никогда не видела ночью. Ночью – вот так.

Джил запахнула рубашку, обхватила себя руками.

– Холодно, – посетовала она.

– Это ненадолго, – сказал Джон. – Потерпи немного.

Он глянул под ноги: нет ли поблизости песчаного винограда. По счастью, они стояли на чистом месте, только далеко, в сотне ре, виднелся чёрный скукоженный куст. Джон отступил на пару шагов, в смятении потёр светящиеся ладони.

– Не знаю, как это делается, – сказал он. – Но, думаю, должен знать.

– Чего делается-то?

Джон глубоко вздохнул. Парцелы взметнулись над ним, как чёрное облако.

– Здесь меня обратил Хонна, – объяснил он. – Сделал что-то такое, что я стал богом. Не уверен, что получится, но я бы хотел... Словом, сделать то же самое.

Джил выдохнула. Струйка пара рассеялась в ледяном воздухе.

– С мной? – тихо спросила она.

Джон кивнул, не сводя с неё глаз.

– Думаешь, выйдет? – её голос терялся в пустыне, словно песок впитывал звуки, как воду.

Джон покачал головой.

– Не уверен. Но, если не выйдет, буду пытаться снова и снова. Иначе мы с тобой...

Он не закончил. Джил смотрела на него в темноте. Здесь, в Разрыве, её зрачки сияли, как у кошки – такого он раньше никогда не видел. Потом она кивнула:

– Давай.

Джон отступил на шаг. Парцелы роились в воздухе.

– Может быть опасно, – начал он, но Джил перебила:

– Раньше надо было думать. Давай. Я на всё согласная. Лишь бы с тобой.

Джон помедлил, ощущая, как тёмное облако собирается над головой, кружась, как огромный смерч.

– Просто скажи, когда что-то почувствуешь, – попросил он.

Чёрная, скупо блестящая воронка ударила Джил в грудь, прошила навылет. От неожиданности девушка покачнулась, но устояла. С удивлением посмотрела на Джона. Тот нахмурился. Парцелы рекой струились между ними. Антрацитовая чернота засветилась солнечным светом; свет перетекал от Репейника к Джил, освещал её лицо, полыхал огненным потоком. Вся воля Джона сейчас превратилась в этот поток. Свет был его стремлением, его существом.

– Ничего? – спросил Джон спустя минуту. Говорить было нелегко: звук растворялся в заполненной сиянием пустоте.

Джил помотала головой.

– Давит! – с трудом выговорила она. – Стоять тяжело! Ещё долго?

Джон заскрипел зубами. Неужели ошибся? Он лихорадочно, сумбурно вспоминал: серый рассвет, бриз, умирающий бог на песке. Звук со всех сторон, прекрасные величавые узоры, вселенная, как один огромный вздох. Последние слова Хонны, его смех, его...

– Джон! – крикнула Джил – Хватит! Не могу больше, тяжко! Верни нас, верни обратно! В другой раз попробуем!

И тут ему вспомнился Найвел. Ярко, всего на миг – оборванный, полуживой, в мире своей мечты, который оказался занят другим человеком. Вспомнилось, как Джон стоял перед ним, протягивая шкатулку, требуя вернуть их с двойником назад в реальность. И шкатулка – старая, потёртая, запятнанная кровью.

Всё той же кровью, которая так мало значила для людей и так много значила для богов.

Парцелы ярко полыхали, освещая пустыню на двадцать шагов вокруг. Джил стояла, оскалившись, скрестив запястья, зарывшись ступнями по щиколотку в песок. Она кренилась вперёд, напирая на огненный столб, не давая ему опрокинуть себя. Джон достал нож, протянул руку в поток парцел, ощутил их сумасшедшее течение, омывавшее пальцы. С размаху, не целясь, полоснул лезвием по ладони.

Руку обожгло, будто нож был раскалённым. Белое сияние вырвалось из-под кожи, смешалось с огненным вихрем, понеслось к Джил. Та словно вся вспыхнула, превратившись в жаркое солнце. Из недр слепящего шара донёсся крик, и в пустыне стало светло, как днём. Песок взметнулся в воздух, засверкал мириадами крошечных взрывов. Джон утонул в этом белом сиянии, но, утопая, сделал шаг вперёд, и другой, снова и снова. Нашёл Джил, неподвижно застывшую, объятую пламенем. Он обхватил её руками. Пожелал вернуться, потому что не знал, что мог сделать ещё. Что вообще мог сделать после того, что случилось.

И они вернулись.

На берегу почти рассвело: пока они были в Разрыве, ночь закончилась. Костёр догорел, угли больше не светились. Но светилось тело Джил: лицо, руки, грудь в распахнутой рубашке. Чистым белым светом, таким же, какой исходил от Джона. Репейник уложил её на расстеленный плащ, сжал ладонь, легонько встряхнул. Она заморгала и уставилась на него, дыша тяжело, как после бега.

– Ну ты даёшь, – сказала она хрипло. – Получилось хоть?

– Не знаю, – признался он. – Не уверен. Хотя есть один способ узнать.

Джил оперлась на руки, подтянулась и села.

– Что за способ-то?

Джон подобрал нож, выпавший из его ладони, когда они вернулись на остров. На клинке запеклась кровь, тёмная в синем утреннем сумраке. Джил взяла нож и посмотрела на Джона.

– Давай, – сказал он. – Неглубоко.

Пальцы русалки чуть подрагивали, но она перехватила нож остриём вниз, прижала его к коже и медленно, с нажимом провела по предплечью, по нежной внутренней стороне. Замерла, глядя, как из разреза сочится густая, искрящаяся, отливающая жемчугом влага.

Белая, как молоко.

– Есть, – тупо сказал Джон.

Джил подняла на него взгляд. Открыла и закрыла рот. Встала, постояла, держась за голову. Отошла на подгибающихся ногах к морю, наклонилась и плеснула водой в лицо. Выпрямилась, глядя вдаль, глубоко дыша – так, что ходили ходуном плечи.

Джон не торопясь приблизился и встал рядом.

– То есть я теперь богиня, значит, – сказала она неровным голосом.