Огонь сильнее мрака

– Не надо лекций, – лязгая зубами, попросил гэлтах. – Мы ведь настроили аппарат? Уже можно будущее смотреть?

– Можно, – развёл Морли руками. – Тасуй и снова клади сверху.

О'Беннет повиновался. Рычаги снова затрещали, просеяли карты, оставив на сей раз только одну. Морли нахмурился.

– Похоже, в будущем тебя ждёт единственный исход событий... Открывай.

О'Беннет перевернул карту и вздрогнул. Он не спешил показывать её остальным, только глядел, выкатив светлые глаза и шевеля губами. Джон привстал с места, чтобы рассмотреть, что он там такое увидел. На карте был изображён скелет с косой. Череп таращил провалы глазниц, нижняя челюсть отвисла в мерзком подобии улыбки.

– Смерть, – буднично прокомментировал Морли. – Так я и думал.

– Исправьте это, – пролепетал О'Беннет. Карта мелко дрожала в его руке.

– На самом деле, не самое дурное предзнаменование, – заметил бармен. – Башня по многим признакам гораздо...

– Хватит меня учить! – взвыл О'Беннет и запустил картой в Морли. Та взлетела в воздух и, кружась, приземлилась рядом с Предвестником. – Исправь то, что сделал, маголожец!

Морли скупо пожал плечами. Он подобрал карту, сдул с неё пыль и смешал с остальными. Затем принялся перебирать колоду, разглядывая изображения из-под тяжёлых полуприкрытых век. Наконец, выбрав, показал картинку всем собравшимся. На ярко-синем фоне сверкало жёлтое солнце; в центре карты танцевала смуглокожая женщина. Под ногами у неё виднелось тёмное пятно, похожее на спутанную верёвку.

– Мир, – сообщил Морли. – Символ исключительно благой и положительный. Если ты не смог найти дорогу в Ночи, то Мир придёт к тебе сам.

О'Беннет шумно сглотнул и облизнулся. Морли положил в лоток Мир и нажал рычаг. Зашуршало, загудело, карта провалилась вниз, и прибор затих.

О'Беннет сидел, наклонив голову, словно ждал какого-то сигнала. Стояла такая тишина, что Джону казалось, он слышит, как в углу под потолком паук плетёт паутину. Спустя минуту гэлтах поднял взгляд и несмело улыбнулся.

– Сработало, кажется, – пробормотал он. – Да, сработало! Больше не вижу ничего. Ни как ты убивала людей. (Джил скривилась, но промолчала). Ни как ты повёл своих приятелей в то подземелье. (Морли дёрнул щекой). И про тебя ничего не вижу... (Джон напрягся). Ни про лёд, ни про повешенно... повеше... Гха-а-а...

Он выпятил челюсть, завёл глаза кверху и, как деревянная кукла, боком рухнул на пол.

"Машинка таки наделала бед", – отстранённо подумал Джон. В следующую секунду поднялась суматоха. Джил подскочила к О'Беннету, перевернула на спину, потрогала шею. Выругавшись, сложила руки в замок, принялась толкать в грудь. О'Беннет безучастно дёргался в такт её движениям, на побелевшем лице его проступили веснушки. Глаза мёртво белели из-под век. Морли вцепился в прибор, тряс его, раз за разом бросал сверху злополучную карту, нажимал рычаг. Кажется, они что-то кричали. Доктора надо, за доктором бегите... Помирает... Какого доктора, нас же посадят, всех на каторгу... Плевать, выкрутимся, беги давай... Сейчас, сейчас, надо ещё раз, всё заработает... Морли, дубина, бросай играться... Сейчас, сейчас, ещё разок... Джон, да не сиди ты на жопе, беги... Джон, мать твою... Джон...

Но Репейник не двигался. Он видел, как пышет фиолетовым ореол вокруг головы Джил, видел красную, цвета артериальной крови, ауру Морли, видел, как тускнеет последний желтоватый отблеск над макушкой О'Беннета. Он знал, что должен сделать нечто важное и срочное – и чувствовал в себе силы это сделать – но не мог понять, что именно требуется. Всё вокруг казалось ненастоящим, как на сеансе с волшебным фонарем. Джил бросила возиться с О'Беннетом, только кричала на Джона и на Морли. Бледный, неподвижный гэлтах распростёрся на полу с задранной на животе рубашкой. Морли тряс волшебный прибор, карты рассыпались по полу. Всё это было рядом, и в то же время бесконечно далеко, и притом имело очень мало значения. А затем Джон опустил взгляд и увидел карту, которая лежала рядом с его ботинком. Синее небо. Солнце. Смуглая женщина. Куст песчаного винограда под её ногами – он был нарисован грубо, простыми извилистыми линиями, но узнать всё-таки было можно. И, как только Джон его узнал, он понял, что за солнце было нарисовано на карте: солнце Разрыва.

Он не знал, как у него получилось. Перед тем как закрыть глаза, Джон видел свою комнату – мебель по углам, сгорбленного над прибором Морли, умирающего О'Беннета, Джил с искажённым от гнева лицом. Как только Репейник зажмурился, в лицо ему ударил жаркий ветер, и всё стало красным-красно от яркого света, проникавшего сквозь веки. Он прикрыл лицо рукой, осторожно, щурясь, открыл глаза. Встал, увязая ступнями в горячем песке, огляделся. Над головой было небо – только не синее, как на карте, а раскалённо-белое. До самого горизонта, куда хватало зрения, расстилались барханы. И вдалеке, колеблясь в миражном мареве, на вершину бархана взбиралась тёмная человеческая фигурка. Даже отсюда было видно рыжую шевелюру.

– Трой! – закричал Джон. – Эй! Тро-ой!!

О'Беннет не оглянулся. Он продолжал своё бессмысленное восхождение, карабкаясь, оступаясь, съезжая по склону и вновь пытаясь одолеть высоту. Присмотревшись, Джон заметил на верхушке бархана тёмную кляксу песчаного винограда.

– Холера, – выдохнул он, пускаясь бегом. Как назло, О'Беннет стал взбираться быстрее. Вот его отделяет от вершины десяток ре; вот уже вдвое меньше; вот он поднялся на бархан и выпрямился во весь муравьиный рост.

– Стоять!!! – заорал Джон.

Из песка вынырнуло щупальце – отсюда оно виделось не толще сапожной нити. Нить заструилась по песку, заплясала, чуя скорую поживу. Гэлтах, словно не замечая опасности, слепо двинулся вперёд. Его шатало. До куста оставалось всего ничего.

И тогда Джон их увидел.

Они были маленькими, как горошины, и быстрыми, как взгляд. Чёрные блестящие точки закружились вокруг Джона, облетая его по спирали, оставляя за собой короткие шлейфы темноты. Сначала их было немного, около десятка, но, когда Джон подумал про О'Беннета и про то, что сейчас произойдёт, из ниоткуда появилось ещё с полсотни. Все они устремились прочь от Джона, сверкающим на солнце антрацитовым облаком пронеслись через барханы и окутали рыжего человечка. Тот остановился, озираясь и слабо взмахивая руками, а точки летали перед его лицом, мельтешили, застили взгляд. О'Беннет покачнулся, отступил на шаг, другой, опустился наземь и остался сидеть, тупо следя за сновавшими вокруг горошинами черноты. Щупальце винограда забилось, как взбесившаяся плеть, но теперь до жертвы было слишком далеко. О'Беннету ничего не грозило – кроме, разве что, ожогов на заднице от горяченного песка.

Джон пошёл к нему через барханы. Он уже начал привыкать, что может слышать на расстоянии то, о чём думают другие люди. Но сейчас всё было по-другому. Он читал не обрывки мыслей О'Беннета, не привычный мутный поток сознания. Джон постигал чужой ум. Чужой нрав. Чужую память. Дом на берегу, чаячьи гнёзда на скалах, штормовой ветер, мохнатый пастушеский пёс Лэрри, соседская девочка в кружевном капоре, запах шиповника от живой ограды, школа, учитель в испачканном мелом сюртуке, отцовский гнев, запертый душный чулан, тяжёлая корь, карманный ножик, который потерял в лесу. Ганнвар, домики из красного кирпича, попойка с Сайменом и Мидди, бордель "Коготки" с пыльным красным ковром, объявление о скачках, свист констебля, дружеский смех, списки на отчисление, багровая лысина декана, пустая койка в общежитии. Конторский шум, дешёвый обед на прогорклом масле, разговор с родителями, веснушчатые груди Бет, солнечный день на ипподроме, крики толпы, пачка форинов, которую видишь в последний раз, письмо, залитое воском от свечи, заброшенный дом на окраине, расписная ширма, набитый людьми омнибус. Покой. Радость. Нежность. Страх. Влюблённость. Разочарование. Надежда. Вожделение. Боль. Отчаяние. Безмятежность. Отвращение. Тоска. Одиночество. Стыд. Гнев.

Он взобрался на холм. Чёрные точки, вертевшиеся подле О'Беннета, сбились в рой, вернулись к Джону и запорхали вокруг сыщика, облетая кругами, то и дело меняя направление, ныряя и поднимаясь в воздухе – и за каждой тянулась коротким хвостом темнота. Джон вытянул руку. Одна из точек скользнула на ладонь, замерцала, словно чёрная звезда, окутала пальцы призрачным дымом. Репейник с полминуты глядел на неё. Затем, послушная его желанию, точка взлетела вновь и присоединилась к остальному рою.