Страница 10 из 24
Корнев нахмурил брови, взял со стола карандаш и принялся чертить им по чистому листу бумаги и буркнул довольно грубо:
— Кроме того, что Дудукин действительно побывал в Крестах, я от тебя пока ничего утешительного не услышал. Хочешь сказать, что никакого Фишера в Пскове и в помине нет? Думаешь, у этого Дудукина параноидальный бред? Думаешь, ошибся наш дедуля?
— Может быть так, а может — и нет! Старикан, конечно, мог ошибиться, отстреленная мошонка — сам понимаешь, — продолжил Зверев, — а наш таинственный милиционер мог просто испугаться, смалодушничать и скрыться, но… Эти двое сцепились друг с другом, а дедок по-прежнему вопил. Значит вариант с плохим зрением отпадает. Шувалов между делом обмолвился, что одна из свидетельниц, наблюдавшая потасовку Дудукина с неизвестным, заявила, что видела, как милиционер толкнул старика в грудь.
— И что с того?
— Подумай сам, если тот старшина, или кто он там был, был ни в чём не виновен, зачем ему бить старика?
— Толкнуть — не значит бить! Ничего это не доказывает! Тут и не на такое пойдёшь, если тебя пытаются огреть по голове тростью.
— Согласен, но всё равно я считаю, что вероятность того, что старик ошибся, крайне невысока. А теперь главное, — и тут-то Зверев выложил свой основной «козырь». — После нашей с тобой встречи я посетил архив и заставил немного потрудиться нашу очаровательную Эмилию Эдуардовну. Она тут же отбросила все свои дела и занялась поиском.
Корнев хмыкнул:
— Так уж и сразу?
— Я её убедил!
— Обещал на ней жениться?
— Ты меня пугаешь, Стёпа, да как тебе такое в голову могло придти? Пусть Эмилия Эдуардовна и привлекательная женщина…
Корнев рассмеялся:
— Знаю, знаю! Ты же у нас убеждённый холостяк! Ладно, не томи! Не хочу я слушать того, что ты ей наплёл, лучше расскажи, что она там в своих бумагах накопала.
— Эмилия Эдуардовна порылась в наших картотеках и нашла в них информацию про одного нелицеприятного типа — это некто Леонид Комельков, двадцать первого года рождения.
— Комельков? — Корнев напрягся. — Не помню такого.
— Леонид Комельков, прозвище Кольщик — бывалый рецидивист, первый раз сел по «малолетке» в тридцать пятом, отсидел год. Потом прибился к серьёзным ребятам. Его взял под себя Гроза…
— Гроза? Это который… — Корнев хлопнул себя по голове. — Ни черта не помню, кто такой этот твой Гроза.
— Герман Юрьевич Громов по кличке Гера Гроза. Матёрый бандюган, который взял кассу на Артельной, а потом ограбил меховой салон на Варварке. Попался из-за бабы… Стёпка, у тебя что, на войне совсем память отшибло?
— Так… — Корнев тут же надулся как индюк. — Ты мне это самое… брось! Ты лучше скажи, зачем ты мне всё это рассказываешь? Какое отношение это имеет к делу?
— А такое, что, как выяснилось из документов, наш Лёнька в годы войны угодил Кресты. С двумя своими корешами — одним из которых, кстати, и был тот самый Гроза, про которого ты ни черта не помнишь — наш Лёнька умудрился оттуда сбежать.
Зверев сиял, но Корнев всё ещё сидел насупившись.
— Продолжай.
— Грозу убили наши в сорок четвёртом при нападении на инкассаторов. Сизого, второго приятеля Кольщика, в сорок четвёртом сожительница шарахнула молотком по голове, после чего он благополучно окочурился ещё по дороге в лазарет. Эту барышню, кстати, оправдали, так как свидетели показали, что Сизый бросился на неё с ножом, но это к делу не относится.
Зверев сделал паузу и достал папиросу.
— Давай уже! Не томи! Двоих больше нет, что с Комельковым?
Зверев откинулся на спинку дивана, мечтательно посмотрел в потолок.
— Пепельницу дай!
Корнев выругался, но вынул из стола пепельницу. Павел Васильевич неспешно раскурил папиросу:
— Кольщик наверняка видел Фишера, находясь в Крестах, и пока что он единственный, кто может знать Фишера в лицо и опознать его.
— Да понял я тебя!.. понял! И где же ты собираешься теперь искать нашего Лёньку?
— А чего его искать? На днях Комелькова снова повязали. Он пытался оставить без кошелька и украшений одну немолодую уже дамочку, угрожал ей ножом…
— И…
Зверев смотрел на Корнева своим обычным взглядом, склонив на бок голову и нарочито растягивая слова:
— Сейчас Комельков находится в городской тюрьме, ведётся следствие.
— Твою ж мать… Какая же ты сволочь, Зверев! Что же ты столько времени молчал? — закричал Корнев и трясущейся рукой схватил трубку телефона.
— Сволочь? Опять это гнусное слово! Ну и плевать! — Зверев снова откинулся на спинку дивана и принялся тихонечко напевать «Мишку-одессита» из репертуара Леонида Утёсова.
Глава третья, в которой Корнев и Зверев используют разные методы допроса, благодаря этому узнают кое-что интересное