Страница 20 из 216
– Ты… – Иванушка замялся, подбирая подходящие слова, но так и не подобрав, сдался: – Ты теперь – обезьяна в коричневом балахоне. Правда, большая обезьяна! Хоть и с хвостом! И очень симпатичная! И цвет твоей шер…с…ти…
– Что?!..
Иван попятился.
– Сеня, Сеня, ну я же не виноват, ты же сама попро…
– Кабуча!!! Вань, ты прости, но ты сейчас вообще кабан в бурой хламиде, но не в этом дело!!!
– Что?!..
– Я говорю, дело в том, что это – резонанс! Что бы это ни было! Так Агафон говорил, когда его иллюзии наперекосяк шли от помех друг другу или другого источника магии!
– И что… ты этим… х-хочешь… – выдавил Иван, хотя и без жены понял уже всё. Кроме того, какому магу понадобилось похищать их друга вместе с конем, куда и зачем.
Нагрузив лошадей уцелевшей провизией и багажом, лукоморцы двинулись вперед. Несмотря на то, что тени вечера уже застилали не только землю, но и небо, они ощущали себя тараканами, ползущими по ярко освещенному ровному полу под занесенным тапком сорок пятого размера. Только оставшись без чародея они начали понимать, что с ним они чувствовали себя как за каменной стеной. Да, пусть сложенной как попало, местами без раствора, местами без фундамента, иногда поставленной на песке, кое-где высотой лишь в несколько сантиметров, но стеной. Никогда его им так не хватало, как теперь, перед лицом неизбежного нападения неизвестного колдуна на чужой земле. А еще ведь где-то притаился оборотень…
Но дорога тянулась и петляла – то заросшая чем попало, то размытая ливнями – а набрасываться на них никто не спешил. Несколько раз от нее ответвлялись тропы и тропки, но исследовать их лукоморцы смысла не видели. Тот, кто ворует магов вместе с конями, козьими дорожками ходить будет вряд ли.
Время шло, и сумерки опустились на горы, пряча во тьме лес и дорогу.
– Привал? – мрачно выдавила царевна. Иван кивнул.
Они немного углубились в лес, разнуздали и привязали коней, задали им зерна, и принялись на ощупь распаковывать свой ужин. По молчаливому согласию, ночевать они решили без костра.
– Вань… – спросила царевна, дожевывая копченую рыбу с хлебом. Кусок в горло не лез, но неизвестно, когда придется подкрепиться в следующий раз и сколько понадобится сил – и она ела деликатесную рыбу юй, которую при иных обстоятельствах смела бы с тарелки в минуту, давясь и морщась.
– Что, Сень? – откликнулся муж, пытавшийся справиться с такой же проблемой.
– А я… то есть обезьяна… если честно… очень противная?
Муж помолчал, что само по себе было отзывом ясным. Но будто этого было недостаточно, Иванушка, честно спрошенный, честно ответил:
– Помнишь, в дворцовом зверинце есть вольер с обезьянами?
Сенька помнила.
– Ну так вот… Помнишь, там есть такая макака… энергичная… остромордая… с красной… с красным… носом…
– И что? – голосом Серафимы сейчас можно было аннигилировать оборотней[45] тысячами.
– Ну так ты на нее нисколечко не похожа! – хоть запоздало, но сработал в царевиче инстинкт самосохранения.
Сенька промолчала, зная, что нечего супруга пинать, коли рожа носата – и всё равно борясь с неугомонным желанием сделать именно это.
– Сень… – не чувствуя жениного смятения, позвал Иван.
– У? – неохотно буркнула она.
– А я… кабан… какой?
– С виду вкусный, – ответила она вялым ударом возмездия – и замерла на миг. Потом, как ни в чем не бывало, поднялась, укладывая остатки трапезы в мешок, долго возилась у корзины, доставая бурдюки с водой, потом принялась перетряхивать какой-то сверток и с необъяснимой неуклюжестью выронила ложку – да так, что та отлетела в кусты в паре шагов от нее. Ругая монотонно себя криворукую, ложку, мужа, лес – всё, что попадалось в поле зрения или приходило на память – она осторожно ощупывая перед собой путь руками и ногами, двинулась на поиски ложки почти в полной тьме.
Иванушка, уже устроившийся на ночь, приподнялся с подстилки и вытянул шею:
– Что там?
– Да в кусты… ложка завалилась… ворона ее унеси…
– А-а… Ну ладно, – лениво протянул он и перевернулся на другой бок. Как бы невзначай рука его оказалась на рукояти меча, а колени подтянулись к груди.
Когда из кустов донесся короткий вскрик и возня, он в одну секунду был на ногах и мчался на помощь. Но она не понадобилась: кто-то, имевший неосторожность выдать свое присутствие его супруге, уже лежал физиономией в землю с заломленными за спину руками и ее коленкой на пояснице.
– Кто там? – едва в силах различить очертания тел, нетерпеливо спросил Иванушка.
– Абориген, кого еще тут поймаешь…
– Кто ты такой и что здесь делаешь? – строго спросил Иван.
– Не твое свинячье де…а-а-а-ай!
Легкое движение коленки царевны быстро сделало пленника более откровенным.
– Меня зовут Бе Мяо Му, и я младший лазутчик государя и государыни! Они вам покажут, если вы тронете меня хоть пальцем!
– Пальцем не буду, – тут же пообещала ее высочество.
– Что за государь и государыня? Какой державы? – продолжил расспросы Иванушка.
– Да не державы, невежественная ты свинья! Этих гор! Они живут на скале Семи Предзакатных Ветров в пещере Лунного Света на Ветках Сосен!
– Они оборотни?
– Ну конечно же!
– И ты тоже?
– О Небо, он догадался без подсказок!
– Так вас там трое?
Несмотря на свое положение, Мяо Му закатил глаза:
– Ну не глупый ли ты кусок свинины, Жуй Бо Дай?! Как такие возвышенные господа, как государь Спокойствие и Процветание и государыня Лепесток Персика могут жить, имея в прислужниках лишь такого ничтожного служку, как я?! У них во дворце живут сорок сороков таких, как я, да сорок сороков прочих слуг, да сорок сороков простых воинов, и сорок сороков воинов-князей, да прочего люда столько же!
Даже в темноте было видно, как разинулся рот Иванушки, насколько лихорадочно, настолько безуспешно подсчитывавшего, сколько народу умещается в пещере Лунного Света на Ветках Сосны – потому что в его голове такие новости не помещались никаким боком.
– Так это они нашего друга похитили? – доверив мужу разбираться с фактами и цифрами, Сенька продолжила допрос.
– Друга? Таньваньского монаха, вы имеете в виду, вашего наставника? Конечно, да. Его величество, да проживет он десять тысяч лет, как услышал от меня, что монах едет по нашей дороге, так вскочил на грозовую тучу и вмиг утащил его в пещеру.
– Зачем?!
– Ох и пустоголовая ты мартышка! Он подарит его государыне Лепестку Персика, которая примет поток его незамутненного ян и будет жить вечно, потому что тело такого святого человека, как ваш учитель за годы его скитаний, должно быть, приобрело самые изумительные свойства!
– И это всё? – не совсем понимая – чтобы не сказать, совсем не понимая хитрого плана местной элиты, уточнила царевна.
– Ну не безмозглая ли ты макака! – презрительно фыркнул Бе. – А еще говорили, что его ученик Дунь У Лун – мудрец, равный Небу! Тупица, равный комку грязи, вот ты кто! Спрашиваешь самые понятные на Белом Свете вещи! Потом государь Спокойствие и Процветание сварят его заживо, разделят мясо между всеми нами, и мы тоже станем бессмертными!
– Ах ты ж!.. – замахнулся Иван. Пленник дернулся, ойкнул, уменьшился, извернулся – и прыснул на дерево. Но рефлексы Сеньки оказались проворней: рука с ножом выметнулась – и с ветки под ноги им свалилось маленькое мохнатое тельце.
– К-кто… что это?.. А где?.. – тщась разглядеть, Иван потянулся к поверженному зверьку.
– Куница, – ответила Серафима, несколько лет уже не расстававшаяся с кольцом-кошкой.
– Так она… он… это действительно оборотень?
– Был, – уточнила ее высочество. Нагнувшись, она порвала шпагат, обмотанный вокруг живота зверя, и что-то взяла в руки.
– Чушь… дичь… ерунда какая-то… дурацкий сон… – бормотал Иван, ощупывая зверька, минуту назад бывшего человеком. – Что он нес? Какой поток ян? Какой государь? Какой дворец – это в пещере-то! И что они собираются сделать с Агафоном… Это же… дичь!
45
И мужей.