Искупление грехов

— Да склонятся перед вами ваши враги, высокородные! — поприветствовал староста вновь прибывших.

Командир гарнизона махнул рукой, приказывая старосте распрямиться.

— Пустое. Ткесан, да? — проговорил он, снимая шлем и обводя взглядом встречающих. Мужчиной он оказался нестарым, выглядел лет на 35[2], носил аккуратную бороду и усы, волосы были подстрижены коротко. Подбородок широкий, лицо скуластое, но не грубое — черты очень правильные. Глаза внимательные, спокойные.

[2] 35 местных лет приблизительно равны 38 нашим годам.

— Да, высокородный, простите…

— Граф Кадли, Саргос Кадли, — представился командир гарнизона. — Со мной трое моих сотников — Келан, младший граф Эгон[3], Асгар, младший граф Тонга и барон Скраги.

[3] В данном случае Келан — имя. Младший граф — отпрыск графского рода без претензии на владение, Эгон — название рода.

— Рад приветствовать высокородных в этом посёлке, — снова поклонился Ткесан, но в этот раз не так глубоко. — Прошу вас! Я готов проводить вас до ваших домов или до администрации…

— Пожалуй, в дома, Ткесан. Разместимся, тогда и делами займёмся. Кто с вами, не представите?

— Конечно, высокородный, — староста начал перечислять своих спутников. Когда дело дошло до меня, я вежливо и глубоко поклонился. Где я — нори, а где — целый граф? Впрочем, когда я взглянул на Саргоса Кадли, тот всё ещё меня рассматривал. Не знаю, чего в его взгляде было больше — удивления или интереса.

— Уважаемые, мне бы хотелось обсудить много вопросов, связанных с вверенным мне поселением, — обращаясь к нам, сказал граф Кадли. — Но если никто не возражает, то мы отложим это. Мастер Соксон, мы пехота, и все эти морские путешествия….

— Конечно, граф, — улыбнулся мудрец. — Я к вашим услугам.

— Ну вот и отлично, Ткесан! — граф положил руку на плечо старосты, и тот, кажется, вздрогнул. — Веди! Уважаемые…

Граф и его спутники быстро удалились, а с ними ушли практически все встречающие. Я остался только для того, чтобы посмотреть на пехоту. Всё-таки учиться никогда не поздно. Кто знает, может, и со стороны что-нибудь пойму. Ещё удивительнее было то, что ко мне подошёл Бекс и встал рядом.

— Впечатляет, Шрам? — спросил он.

— Боюсь, уважаемый барон, слово «впечатляет» не способно отразить все мои чувства, — честно признался я. — Скорее поражает, подавляет и даже — унижает.

— Пижонство, Шрам, — Бекс покачал головой. — Пижонство всё это и показуха. Дай боги, один-два когтя могут такое провернуть прямо посреди боя.

— Мы пытались ввести похожее в сотне… Но даже перед боем не успеваем перестроиться, уважаемый барон, — ответил я, поймав внимательный взгляд Бекса. — Так что пока приходится работать десятками. Вот стою и пытаюсь чего-нибудь у них понахвататься

— Странно. — Бекс усмехнулся. — А мне казалось, ты слишком… честолюбив, чтобы признаваться в своём неумении.

— Я немножко бунтарь, уважаемый барон. И я — наглец, как мне часто говорят, — признался я. — Но честолюбие… Я — нори, о каком честолюбии речь? Мне бы вэри стать и всех своих бойцов до вэри дотянуть. Простая цель и никакого честолюбия.

— А разве цель стать вэри так рано — не честолюбие? — удивился барон, и я невольно задумался. Может, он прав? Может, я слишком спешу?

— Уважаемый барон, я пережил начало Нашествия, которое не пережил Линг, довёл полсотни человек до Форта Ааори, — здесь, конечно, я прихвастнул, — и вернулся с этой полусотней, чтобы освободить Мобан. Я попал в земли Линга и спас человека, воевал и сражался…

— Вот-вот! — подбодрил меня Бекс.

— … И стоит мне приехать в Мобан, как меня может остановить нищий пьяница и начать мне рассказывать, как я никчёмен, — закончил я, посмотрев на барона. — Согласитесь, желание поскорее стать полноправным членом общества — не самое плохое, и всё ещё далеко от честолюбия.

— Хм, и всё же… Все ааори в таком же положении, но именно вы постоянно рвётесь вперёд, — возразил барон и улыбнулся. — Подумай над этим, Шрам. Ты и так в отличных условиях, так стоит ли спешить?

Ответа барон не ждал, да мне и нечего было ответить. Ну прав он был — было во мне это самое честолюбие. Пусть и не такое раздутое, как ему казалось. Дождавшись моего кивка, Бекс развернулся и пошёл в посёлок, а я отправился следом через пару минут. Может, я и честолюбивый выскочка, но Пятнашка в меня вдолбила одно правило — всегда проверяй, чем заняты твои бойцы. А Пятнашку я уважаю и люблю — поэтому всегда прислушиваюсь. Потому долго пребывать в праздности себе не позволяю. Да и позавтракать хочется — чего уж там. Готовить я так и не научился, поэтому всегда с нетерпением жду поваров.

Наша маленькая казарма жила своей обычной жизнью. Над кухней поднимался дымок — там вечно что-нибудь готовят. Не завтрак, обед и ужин — так запасы на новый выход в Линг или просто припасы на будущее. Дежурные сушат мясо, овощи и фрукты, готовят сухари. Кто знает, когда и куда занесет нас нелёгкая, и сколько мы там пробудем. Первыми меня всегда встречают десятники — Пятнашка, Хохо, Ша-арми (бывший Шасть), Эр-Нори (бывший Кривой) и Нож. Докладывают, что сделано, узнают, что надо сделать — а в этот раз ещё и выведывают, как прошла торжественная встреча. Даже Ладна пришла, оторвавшись от своего госпиталя с десятком наших раненых.

Честно рассказываю, что было. У меня секретов от своих нет. А моя сотня — это свои. С ними мы прошли вместе слишком многое, чтобы можно было относиться к ним как к чужим. Даже те, чьи имена я не помнил полгода назад — стали для меня родными. Даже новенькие, которых я набирал в своих поездках в Мобан — тоже стали своими. Я просто понял, что так надо — иначе всё придется делать в гордом одиночестве. И я знаю точно — это правильно. И то, что всё это мне насоветовал эр Скаэн, дела не меняет. Это был отличный совет, который я принял не только к сведению, но и на вооружение. Теперь в Мобане мне делать нечего. В ближайшие дни чиновник имперской администрации появится в посёлке — и поездки в город, где даже спустя полгода после Нашествия приходится пробираться к цели чуть ли не ночью и ползком, наконец, закончатся.

Когда я добрался до своего дома и, по совместительству, штаба — со мной осталась только Пятнашка. Она, как обычно, весь свой десяток уже распределила по делам, и теперь получила возможность пообщаться со мной лично. Как бы она ни отбивалась, но осталась моим заместителем в сотне — просто потому, что была исполнительна и предусмотрительна. А вовсе не потому, что мне хотелось почаще видеть её рядом.

— Что думаешь по поводу наместника? — спросила она.

— Не знаю, Пятнаш. Надо с ним сначала пообщаться, — признался я. — На первый взгляд неплохой. Но мало ли? Может, сейчас пойдёт всех карать направо и налево.

— Нет, думаю, что не пойдёт, — не согласилась девушка. — Людей ему неоткуда пока брать. Вот через год — тогда может. Но ты же и не хочешь задерживаться здесь на целый год? Или планы переменились?

— Нет-нет. Зимой уходим на юг, в Форт, — подтвердил я.

План этот появился совсем недавно и всё ещё обсуждался. Остались мы в Линге потому, что это было условием наших привилегий. Служить в посёлке мы были обязаны до тех пор, пока не прибудет сотня из Форта, не приедет наместник и имперские егеря. Теперь все условия были выполнены, и возле Линга нас больше ничего не удерживало. Несмотря на то, что платили нам немало, многие бойцы до сих пор не смогли закрыть свой долг за досрочный переход в нори, устроенный во время Нашествия эром Скаэном. В Форте мы могли заняться свободной охотой — в той же Пуще или в Диких Землях — и заработать на трофеях. В Линге пока приходилось жить на жалование. Местные твари были не изучены, и их внутренности, кости и шерсть нужны были разве что нашим мудрецам.

За прошедшие полгода казна сотни заметно уменьшилась, и это вызывало тревогу всех десятников, да и многих старожилов сотни. Требовалось срочно поднять доходы, иначе останемся мы без медикаментов и снаряжения уже через год. Вот тогда и созрело решение к зиме оставить службу в Линге, отправившись в поисках лучшей доли. Ждали только прибытия наместника.