Атлантида: возвращение короля

— Я просто не хочу, чтобы тебе было больно, — пробормотал он.

Эмброузу хотелось заключить ее в объятия, прижать к груди. Он хотел почувствовать биение ее сердца рядом со своим. Ему не следовало так кричать на нее — вспышка гнева была вызвана страхом и смущением.

Он хотел быть тем, кто расскажет ей, наедине, о причине своего изгнания. Нет большего позора, чем не суметь рассказать историю самому и причинить боль тому, кто тебе дорог больше всего. И это было именно то, что Эмброуз чувствовал прямо сейчас — стыд.

Боль в ее глазах убивала его.

— Мне очень жаль, — повторила она, опустив плечи от поражения.

— Прости меня, — прошептал он, прежде чем заключить ее в объятия.

Эмброуз ожидал, что она будет сопротивляться, но она не сопротивлялась, она легко бросилась в его объятия, как будто знала, что он должен прикоснуться к ней. Эмброуз не заслужил этого — она была такой красивой, такой любящей.

Даже после того, как она обманула его, он не мог оставаться сердитым. Эмброуз знал, почему она это сделала, и понимал. Он ничего не рассказывал ей о себе, когда она рассказывала ему о своей семье, о своем учении. Мари не заслуживала того, чтобы ее держали в неведении.

— Я не хотел так сердиться, — сказал он ей в волосы, крепче прижимая к себе. Мужчина почувствовал мягкое дыхание воды на своем плече и вздрогнул. Такая невинная и милая, не готовая к жизни под океаном. — Я больше не буду просить у тебя прощения, Мари. Я буду делать все для тебя — всю неделю, я покажу мой мир. Я отвечу на все вопросы обо мне. Ни лжи, ни секретов. Клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы загладить свою вину.

Она отстранилась от его груди, настороженно глядя на него снизу-вверх. Затем девушка медленно улыбнулась.

— Я обвела тебя вокруг пальца, не так ли?

Эмброуз вздохнул и кивнул.

— Действительно. По крайней мере, ты больше не плачешь, — сказал он, прижимая ее к себе еще раз, когда облегчение накрыло его. Сейчас Мари была единственным человеком, который у него был. Если он потеряет ее из-за своего собственного характера, Эмброуз не знал, что он будет делать тогда.

— Не надо, — сказала она, ткнув его в грудь своим чертовым острым ногтем, — не кричи на меня. Это будет очень плохой пример для Деймоса, если он когда-нибудь увидит.

Его глаза сузились.

— Деймос? Вот о ком ты беспокоишься?

Она кивнула, одарив его согласным взглядом.

— Ну, конечно. Я планирую, что он будет вашим главнокомандующим, так что мы должны начать тренировать его.

— У него достаточно «подготовки», — сказал Эмброуз в ужасе. Она хотела, чтобы этот бездушный убийца был его главнокомандующим? О чем она только думала?

— Не убивай-все-что-дышит, тренируется, — сказала она бойко. — Но соблюдай приличия. И, по-видимому, мне тоже нужно научить тебя.

Он оскорблено посмотрел на нее сверху вниз.

— Прошу прощения? У меня прекрасные манеры.

Мари похлопала его по плечу своей изящной маленькой ручкой.

— Ну конечно же, дорогуша. Конечно, ты знаешь.

— Дорогуша? Женщина, ты только что оскорбила меня?

Мари посмотрела на него, потом прищурила глаза.

— На первый взгляд, «дорогуша» означает милый и нежный. Если ты хочешь считать это оскорбительным… тогда пожалуйста. — Она пожала плечами, дразнящий огонек в ее глазах завораживал, успокаивал его.

Он захохотал, приподняв бровь.

— Ладно. Это не очень хорошо, Мари. Но не волнуйся. Я верну тебя… с восьмищуполном размере.

Мари подняла руку.

— Ладно! Этого достаточно.

— С жирными, как ад, волосами, бездушными черными глазами…

— Серьезно, Эмброуз…

— И впалый желудок…

Мари рассмеялась, схватила его и зажала ему рот рукой.

— Из-за тебя мне будут сниться кошмары, — сказала она, обнимая его за шею.

Эмброуз усмехнулся, затем пощекотал ее бока. Ее визг звенел у него в ушах, заставляя его смеяться вместе с ней.

— Я сейчас описаюсь, — предупредила она сквозь смех, отбиваясь от его рук.

— Атланты не умеют писать, — нараспев произнес Эмброуз.

— Ну, а я буду!

— Развлекайся.

— Эмброуз, прекрати! Я не очень люблю щекотку!

Он покачал головой, прижимая ее к стене и обнимая за талию. Его бедра прижались к ее бедрам, и ее смех стих.

Боги, она была так прекрасна. Свет в ее глазах бросал розовый отблеск на ее лицо, придавая ей юный и невинный вид, к чему он был непривычен. Атланты были жесткими бойцами. У них никогда не было такой мягкости, как у самой Мари.

Ее изгибы были идеальными, мягкими, желанными в его руках. Он положил руки ей на талию и придвинулся ближе. Ее глаза потемнели от серебряного до ониксового, давая ему достаточно стимула, чтобы сделать то, что он делал дальше.

Он поднял руку, касаясь стены и желая, чтобы Акрина убрала чары со стены. Мари ахнула, когда он схватил ее за талию, подхватил на руки, и они двинулись сквозь стену.

Через несколько секунд они уже были в его детской. У него не было времени ностальгировать. Единственное, что он сделал, это задернул шторы, а затем положил ее на бирюзовую большую подушку, стоявшую в центре комнаты. Вокруг подушки были мраморные колоны, маслянистые шары танцевали вокруг края кровати, ловя магическое свечение комнаты, а затем отбрасывая его по всей комнате.

Эмброуз не мог больше ждать. Слабый образ ее смертного тела мерцал под чешуей, подталкивая его вперед. Дыхание Мари было прерывистым, возбужденным. Он бросился на нее, одной рукой удерживая ее руки над головой, а другой прижимая девушку к себе.

— Я должен обладать тобой, — прошептал он, прежде чем взять ее подбородок в свою руку и прижаться губами к ее губам.

Жалобный стон, вырвавшийся из ее горла, обрек их обоих на огненный жар.

Он снова почувствовал приятное жжение в ногах и понял, что пути назад нет.

Глава 27

Ее мягкое, приветливое тело двигалось под ним, создавая трение, которое вытягивало рваный стон из его дыхания. Эмброуз провел руками по ее нежной плоти, нащупывая шелковистую кожу. Когда он нашел, еще один стон вырвался из ее груди. Чешуя исчезла, и Мари была более чем готова к встрече с ним. Боги, но от одного ее прикосновения внутри нарастал неистовый жар.

Эмброуз захватил ее рот своим, облизал нижнюю губу и впился зубами в пухлую плоть. Девушка застонала ему в рот, проводя руками по его спине, чтобы обхватить за шею, прося дать ей еще.

Страсть полилась по телу и поглотила его, полностью овладевая им.

— Хочу тебя, — прошептала она, впиваясь ногтями в его шею. Боль-удовольствие пронзила его спину и отдалась прямо в член.

— Я твой, Мари. Весь твой.

Она мимолетно улыбнулась и начала бороться с его хваткой на своих запястьях. Эмброуз ослабил хватку, снова взял ее за подбородок и грубо поцеловал, требуя, чтобы она поцеловала его в ответ.

Она так и сделала.

Ее язык скользнул в его рот, коснувшись его губ. Ее вкуса было достаточно, чтобы заставить Эмброуза зарычать. Мысли об их последней встрече пришли ему в голову, и он дернулся, возбужденный до предела.

Он оторвал свои губы от ее губ, проводя ими вниз по ее подбородку и шее. Она откинула голову назад, подставляя ему свою нежную кожу. Доверие, которое она ему оказала, лишило его дара речи, и все, что он мог сделать, — это принять ее, поклониться ей.

Это то, что она заслужила. Чтобы ей поклонялись. Любили. Чтобы о ней заботились и дарили удовольствие. Эмброуз напрягся, когда Мари скользнула руками вниз по нему, потянувшись к той его части, которая хотела ее больше всего.

Дыхание с шипением вырвалось из его груди, когда её мягкая рука обхватила его. Мари погладила тепло, заставив Эмброуза замереть и вздрогнуть над ней. Ему не следовало так бурно реагировать на ее прикосновения, но он ничего не мог с собой поделать. Жар ее ладоней был разрушительным.