Страница 3 из 12
Я тоже поднялся.
– А вы что, слышали обо мне?
– Не только слышал, но и читал ваши книги.
– Вот как? И что же вы читали?
– Да много чего. «Последний из Атлантиды», «Космический апокалипсис», «Проклятие времён», «Нашествие», «Найти себя», «Персона нон грата»…
Он остановился, как бы передохнуть. Я молча смотрел на него. Потом, словно одумавшись, отрезал:
– Вы меня с кем-то путаете. Я ничего такого не писал. Да и книг моих давно уже нет в магазинах. Это, наверное, мой однофамилец. Лапиных много.
– Ничего я не путаю! – с жаром заговорил гость. – Ваши книги продавались во всех газетных киосках. С фотографиями! Правда, вы там были несколько моложе.
– У вас есть книги с моими фотографиями? – наконец дошло до меня. – Вы это серьёзно?
Гость потупился.
– Раньше были. Я же объясняю! Всё, что было в прошлой жизни, исчезло.
– Вместе с женой?
– Точно.
– Очень интересно. Было, значит, и сплыло…
Николай Иванович резанул меня взглядом.
– Не иронизируйте, – строго произнёс. – Всё гораздо серьёзней, чем вы думаете.
– Ну уж конечно! – с готовностью кивнул я. – У вас очень буйная фантазия. Вам самому нужно рассказы писать. Ведь для писателя главное что? Главное – свято верить в то, о чём пишешь. Вы, как я вижу, верите в свои фантазии, вот и опишите их! Гонорар получите. Прославитесь. И уговаривать никого не придётся.
– А вы не хотите попробовать?
– Мне домой пора, – отрезал я, направляясь к выходу. Остановился у двери, выразительно посмотрел на гостя. Тот нехотя двинулся ко мне.
– А ведь вы ещё стихи пишете.
– Да что вы говорите!
Николай Иванович вдруг вскинул голову и начал декламировать, глядя в потолок:
– Замолчите! – крикнул я. – Откуда вы это взяли?
– То есть как? – спокойно ответил гость. – Из вашей книги.
– Какой, к чёрту, книги? Я эти стихи никогда не печатал и даже никому не показывал. Это очень слабые, напыщенные стихи! Их мельком видел один человек! Единственный рукописный вариант я уничтожил собственными руками двадцать лет назад!
– Я же вам говорю, это стихотворение напечатано в вашей автобиографической дилогии. Книга издана в Ленинграде в две тысячи втором году. Тираж – пятьдесят тысяч экземпляров. Цена – пятнадцать рублей. В магазинах её уже не найти. Только с рук…
Свет померк в моих глазах. Я почувствовал слабость в ногах и, опёршись о край стола, медленно опустился на стул.
– Вы что, издеваетесь?
Гость молча смотрел на меня сверху вниз. Лицо было серьёзно, в глазах – сочувствие.
Сделав над собой усилие, я поднялся.
– Говорите прямо: откуда вы взялись? Кто вас прислал?
– Я уже сказал, я вчера из похода вернулся, а тут чёрт те что происходит. Вот и решил, что, кроме вас, в этом никто не разберётся.
– В чём – этом?
– Во всей этой чертовщине! Вы сами посудите, откуда бы я мог знать об этом вашем стихотворении? Вы в своей книге так и написали, что хотели его уничтожить, но вам лень было встать с кровати и порвать листок со стихами. А утром вы передумали и не стали его выбрасывать. Так оно и осталось. А потом вы решили его опубликовать – для полноты картины, так сказать. Чтобы лучше был виден ваш рост, от беспомощности к высотам мастерства.
– Какой картины? Что вы мелете? Я вам говорю, что собственноручно уничтожил это дрянное стихотворение. Оно существует только в моей памяти и больше нигде, понимаете? Я сам уже не помню этот бред!
– Но откуда тогда я знаю про него?
Я дёрнулся всем телом и замер. Действительно, откуда? Я точно помню, что листок со стихотворением уничтожил в 1998 году, зимой, в лютый мороз. У меня и в мыслях не было предавать его огласке! Я написал его в минуту душевного смятения, а после стыдился написанного, как всякий человек стыдится собственной слабости. Я постарался забыть его, вычеркнуть из памяти сам факт его написания!
– Константин Фёдорович…
Я навёл резкость в глазах. Передо мной стоял мой гость. Реальный человек из реального мира.
– Не переживайте так. Из-за какого-то стихотворения, стоит ли оно того? У меня, вон, вся жизнь пошла прахом, а я ничего, живу.
Я помотал головой, обвёл взглядом кабинет. Всё было на своих местах: четыре письменных стола, покосившиеся книжные шкафы, журнальный столик с электрочайником и немытыми чашками, колченогая вешалка, мутное окно и серенькая погода за ним… Каким жалким всё это казалось! Боже мой, какое убожество! И в этом гадком кабинете я провожу лучшие годы своей жизни – жизни, которая обещала так много.
А что, если…
Я с новым интересом глянул на своего собеседника. Вот он стоит рядом – высокий, стройный, с грустной улыбкой на тонких губах. В глазах светится ум. Он совсем не похож на сумасшедшего.
– Как вас зовут, я запамятовал? – спросил я, собираясь с мыслями.
– Николай Иванович, – с готовностью ответил он.
– Вот что, Николай Иванович. Давайте поступим следующим образом. Сейчас я всё обдумаю как следует, а завтра вы мне расскажете свою историю самым подробнейшим образом. Договорились?
Николай Иванович кивнул с задумчивым видом.
– Я знал, что вас это зацепит. Я ведь ещё далеко не всё вам рассказал.
– Вот и славно, – поспешно проговорил я. – Завтра всё и обсудим. А на сегодня достаточно. У меня и так голова идёт кругом.
– Конечно, вам нужно отдохнуть как следует. А завтра, на свежую голову…
Я лишь усмехнулся.
– Боюсь, добром это не кончится.
– Не надо так мрачно. Откуда такой пессимизм? В книгах-то вы вон какой решительный.
Я предостерегающе поднял руку.
– Про книги не нужно. Хорошо?
– Хорошо, – кивнул Николай Иванович.
– А где мы с вами встретимся? – спросил я.
– Предлагаю у меня в лаборатории. Тут недалеко! Институт прикладной физики. Бульвар Гагарина, шестнадцать. Четвёртый этаж. Приезжайте утром, часиков в десять. Я кофе приготовлю. Вы такого ещё не пробовали. Аромат – обалденный!
Я ещё раз оглядел кабинет и согласно кивнул.
– Хорошо, я приду.
Мы пожали друг другу руки, и гость мой исчез. Через две минуты я замкнул кабинет и пошёл пешком домой, благо идти было не далеко.
Говорят, что утро вечера мудренее. Я долго верил в эту глупость, как все мы безоглядно верим во множество поговорок и самых глупых прибауток. Сила есть – ума не надо. Я знаю только то, что ничего не знаю. Век живи, век учись, дураком помрёшь, и т. д. и т. п. Всё это чушь собачья! В этом мире нет ничего ясного и устоявшегося. Любая истина – относительна. Все «окончательные» выводы относятся лишь к данности, которая непрерывно меняется у тебя на глазах. Да и то ли мы видим, что есть на самом деле?
В то памятное утро я шёл по бульвару Гагарина вдоль берега Ангары под холодным мелким дождиком, чувствуя в душе неимоверную тяжесть. Накануне я весь вечер искал своё злополучное стихотворение. Конечно, я его не нашёл. Рукописного варианта просто не существовало! Но я надеялся на бездонную память компьютера, на его закоулки и потаённые места! Эти надежды не оправдались. На терабайтном диске были давно позабытые письма, какие-то безумные рецензии, реплики разных чудаков, планы работ, черновики рукописей и уже готовые рукописи – целая бездна их! Не было лишь этого стихотворения – единственного написанного мною стихотворения, этой судороги раненной души! Мне и в голову не приходило его печатать. Как же оно могло стать достоянием гласности? Нет, это какой-то бред. Мне всё это привиделось. Или я чего-то такое подзабыл, о чём непременно должен вспомнить. Что-то очень важное. Но что?