Страница 83 из 90
— Лабораторией, — автоматически ответил Коган. — Да, государь, благодарю.
— По поводу академии я тоже подумаю, но сейчас важнее всего — похороны. Потом — венчание на царство и присяга народа. Ты увидишь, что Москва, несмотря ни на что, останется с Годуновыми.
Федор кивнул, давая понять, что аудиенция закончена, и Когану ничего не оставалось, как выйти из зала.
В свои апартаменты он возвращался с тяжелым чувством.
Смерть Симеона Годунова свершилась как гром среди ясного неба.
Несмотря на имевшиеся у них с Симеоном разногласия, и до сих пор болевшие от дыбы плечи, Коган был ошеломлен и раздавлен этим известием.
У него, практически, не было сомнений в том, что смерть главы Тайного приказа была насильственной — старика, безусловно, отравили, а это, в свою очередь, означало, что следующими в списке жертв наверняка окажутся вдовствующая царица и ее сын.
Со своей стороны, Коган чувствовал себя обязанным сделать все, для того, чтобы этого не произошло. Его не оставляло странное чувство, что именно здесь и сейчас, в этом времени и месте, он может совершить что-то, что, возможно, изменит всю дальнейшую историю России, возможно — приведет ее к новому будущему.
Кроме того — здесь была Настасья.
Он снова вздохнул.
Пока что все его попытки как-то поговорить с ней разбивались о вежливое отчуждение — девушка отвечала на вопросы, не поднимая глаз, словно трепетная лань.
К тому же, ее наставница, как назло, сразу оказывалась где-нибудь неподалеку, прислушиваясь к разговору, и незамедлительно встревая в него, с каким-нибудь поручением для послушницы.
Что оставалось ему делать?
Он предложил Федору свои услуги врача, и ему выделели целое крыло во дворце, где он мог заниматься врачеванием, а также научными экспериментами.
И сейчас Коган обдумывал вариант, который позволил бы укрепить власть Федора, а вместе с ней — и его безопасность.
У него был на примете один план, для реализации которого он попросил царя предоставить в его распоряжение нескольких алхимиков из немецкой слободы.
Иоганн Шварц, сухонький маленький старичок, с венчиком торчащих белых волос вокруг розовой лысины, ждал его в специально оборудованной для работы комнате. Столы были заполнены причудливыми сосудами, стеклянными трубками, вычурными коваными штативами, и многочисленными пузырьками с цветными жидкостями.
— Доктор Яган, — поклонился Шварц. — Всё готово к работе!
Коган кивнул и потер виски.
— Отлично, — сказал он. — Тогда начнем с перегонки. Где у вас тут селитра?
***
Князь Андрей Телятевский, загородив ладонью глаза от восходящего солнца, наблюдал за выстроившейся по ту сторону реки армией.
— Холопы, — пробормотал он сквозь зубы. — Стали стеной, ровно овцы — первым же залпом мы положим половину, как только они начнут переправу!
— А ежели не начнут? — спросил стоявший рядом Катырев-Ростовский. — Ежели они, наоборот, ждут, когда мы на них двинемся?
— Начнут, — усмехнулся Телятевский. — Зря, что ли, они сюда, под Кромы, из Путивля шли? Нет, Самозванцу кураж нужен — показать хочет, что за него и в огонь, и в воду люди идти готовы… К тому же, Миша, — он понизил голос, — мыслю, нехитрый маневр у них на уме — обойти, стало быть, хотят, с тылу. Егеря доложили — ночью несколько отрядов казаков подалась к югу — смекаешь? Ну да, там их Басманов встретит.
Катырев-Ростовский покачал головой. — Не нравится мне все это, Андрей, — проговорил он. — Уж больно мрачен Басманов был давеча. Как бы твои меры к шатости не привели.
— Авось! — отмахнулся Телятевский. — Куда он денется? Хотел бы — ехал на все четыре стороны, хочь с тем же Шереметевым в Орел. Без него нашел бы кого поставить. А коли остался — будет слушать, что я скажу. Как-никак, почти осьмдесят тыщ под началом у меня тут.
И он засмеялся, обнажив белые ровные зубы.
Михаил Катырев-Ростовский, однако же, не разделял бодрого настроя военачальника.
«Слишком уж он весел» — подумалось ему. Он с тревогой поглядывал на растянувшиеся по обе стороны от холма полки. Полком правой руки командовал князь Василий Голицын, левой — боярин Михаил Салтыков, Сторожевой полк возглавлял Петр Басманов.
Ближе всех к реке находился Передовой полк, находившийся под командованием младшего брата Голицына — Ивана.
Тем временем из-за реки послышались звуки труб, барабанная дробь, ряды вражеских войск раздвинулись, и вперед двинулась польская кавалерия — облаченный в сверкающие латы шляхтичи с развивающимися за спинами белыми крыльями, ринулись в реку.
— Брод вызнали, — с досадой сплюнул Телятевский. — Ну да ладно, сейчас вас встретят огоньком.
Однако, стрельцы передового полка не спешили разряжать пищали — полк медленно, но верно отступал. Следом за поляками в воду вошли казаки, выше и ниже по течению холопы сталкивали на воду плоты.
— Что ж он медлит? — нахмурился князь. — Сейчас самое время было бы!
Не выдержав, он выхватил у хоругвеносца трубу и поднес к губам.
Пронзительный сигнал разнесся над главным полком — ряды пришли в движение и двинулись вперед и вниз — на врага.
— Что-то неладно, Андрей — подал голос Катырев-Ростовский. — Почему боковые полки молчат?
Словно в ответ ему со стороны армии Самозванца пришел боевой клич, прокатывающийся волной по полкам: — Димитрий! Димитрий! Царевич Димитрий!
— Измена, князь! — крикнул Катырев-Ростовский, запрыгивая в седло.
— Ничего! — прорычал Телятевский. — И с изменниками разберемся!
Катырев-Ростовский с сомнением покачал головой — полки правой и левой руки приветствовали войска Самозванца, сливаясь с ними на глазах.
В главном полку на призыв Телятевского откликнулись несколько сотников, но основная масса не двигалась с места — ряды стрельцов пришли в замешательство.
— Ко мне, верные слуги государевы! — крикнул Телятевский, гарцуя на вороном скакуне, размахивая саблей.
— Государь — за рекой! — выкрикнул кто-то из-за спин, и сразу поднялся согласный гул.
— Айда к своим, православные!
— Димитрий! Димитрий!
— Уходить надо, Андрей! — бросил Катырев-Ростовский, оказавшись рядом с Телятевским.
Тот неверяще вертел по сторонам головой. — Это что же… — пробормотал он. — Это — все?!
Вокруг них собралось от силы полторы сотни стрельцов.
— Уходим! На Москву — предупредить государя! — втолковывал князю Катырев-Ростовский.
— Иуды! — внезапно тонким, сорвавшимся голосм выкрикнул Телятевский, воздев клинок к небу. — Будьте прокляты, иуды!
— Поехали, поехали, Андрей, пока не поздно, — торопил друга Михаил.
Они уже выезжали на тракт, когда наперерез им с гиканьем и свистом выехали казаки.
Завидя численность отряда, они разразились смехом и улюлюканьем, держась на расстоянии выстрела, но не предпринимая попыток напасть.
— Проваливайте, годуновские прихвостни! — неслось им вслед.
У самого тракта их ждал еще один отряд.
При виде его предводителя, Телятевский побагровел от ярости.
— Басманов! — крикнул он. — Клятвопреступник! Иуда!
Петр Басманов ответил кривой ухмылкой. — Я служу истинному государю! — крикнул он в ответ. — А ты, годуновский зять, убирайся, откель пожаловал!
Разъяренный, Телятевский, оттолкнув пытавшегося удержать его Катырева-Ростовского понесся во весь опор на Басманова.
— Трус! — кричал он. — Выходи на поединок!
Басманов выехал вперёд, как будто принимая вызов, однако, когда Телятевский был в нескольких метрах от него, достал пистолет из-за спины, неспешно прицелился и выстрелил.
Конь пронзительно заржал и повалился на землю, увлекая за собой всадника. Тот вылетел из седла, перекатился через спину и распластался на земле ничком.
Басманов подъехал к нему, не торопясь, спешился, и перевернул тело носком сапога.
Лицо его искривилось злой улыбкой.
— Передайте Симеону — пусть подыскивает своей дочке-вдовушке другого зятька! — под смех казаков крикнул он. — Этот, кажется, свернул себе шею!