Крылья рух

– Уходим.

Сёстры Тарджиньи совсем притихли за своим глупым розовым занавесом. Но стоило горе-женихам уйти, как девочки выскочили и убежали. Мирэм, которая должна была выйти замуж после Тарджиньи, бросила на неё сердитый взгляд, а самая младшая, Саера – испуганный. Придёт, мол, сейчас мать и отругает тебя, как следует!

– Ой, как страшно, – Тарджинья взяла крохотные ножницы и стала обстригать себе ногти. Полукружья падали прямо на белоснежные простыни. Потом она подберёт обстриженные ногти и отдаст младшей, чтобы та закопала под деревом – джинны верили, что ногти нельзя выбрасывать, кто-то может найти их и навести на тебя злые чары.

Мать вошла, распахнув дверь и захлопнув её так, что весь дом-пирамида, наверное, сотрясся. Тарджинья чуть не выронила ножницы и покосилась на мать – обычно та держала себя в руках. Но сейчас лицо у неё было красным от злости, под стать широкому летнему платью без рукавов. Фарния из рода Фалеала была крупной, полной женщиной с грубыми чертами лица и жёстким взглядом. Но раньше Тарджинья никогда не боялась матери, а после того, как сбежала, и вовсе приукрасила её образ в своих воспоминаниях. Глядя теперь на разозлённую Фарнию, Тарджинья мельком подумала, как же быстро рассыпался тот образ.

Лучше бы её и вправду прокляли и не пустили в Долину.

– Я смотрю, рухай-птица сделала тебя ещё и грубиянкой, – Фарния подошла, шлёпая босыми ногами, и Тарджинья вдруг спрятала ножницы за спину. Ей представилось, как мать тычет в неё этими ножницами, и стало жутко. Нет, конечно, это просто игра воображения…

– С тобой говорить бесполезно! – Тарджинья вскрикнула, когда её схватили за волосы. – И тебе выбор давать – бесполезно!

Слёзы помимо воли выступили у Тарджиньи на глазах.

– Я сама выберу тебе жениха! – Фарния выпустила волосы Тарджиньи, и та попыталась вскочить и отбежать, но на плечо её опустилась железная рука. – Сиди! Слушай меня до конца, безрассудная девчонка. Если ты на свадьбе что-то выкинешь… всё испортишь… клянусь, оттащу тебя в Гибельный лес и там оставлю.

Тарджинья глотала слёзы, стараясь не заплакать в голос.

– И не вздумай сестёр подговаривать! Ничего у тебя не выйдет, – отпустив Тарджинью, мать сказала уже мягче, перестав злиться:

– Смирись. Ты должна стать, как все мы. Принести детей в свой род, жить в согласии со мной, со своими сёстрами, с мужем. Так надо, Тарджинья.

«Я хочу к подругам, – Тарджинья уставилась мимо неё. – К Эсфи… Я не брошу её… Так – не надо…»

– Будь же хорошей девочкой. Вытри слёзы, причеши волосы, выбери себе красивое платье. Хватит в этой рвани ходить, – Фарния ткнула пальцем, на котором красовалось рубиновое кольцо, в белое платье Тарджиньи. Оно было чистым, но сильно потрепалось за время путешествия. И тем не менее, Тарджинья упорно не хотела его снимать.

– Хорошо, – услышала Тарджинья свой собственный голос – слабый, как у старухи. Зато мать обрадовалась:

– Вот и славно! Тогда я побыстрее найду тебе жениха, и свадьбу сделаем пышную. Потом ты забудешь про своих… как ты их называла? – Фарния небрежно махнула рукой. Была охота, мол, запоминать человечьи имена!

– Какая разница, – всё так же слабо отозвалась Тарджинья. Мать согласно кивнула:

– Вот и я о чём говорю. Сердце поболит и перестанет. Зато ты поймёшь, что сделала правильный выбор. Потом поймёшь, – и, развернувшись, она понесла своё грузное тело к двери.

«Я? Это я сделала выбор?» – Тарджинья беззвучно смеялась, пока смех не перешёл в рыдания. К счастью, мать уже ушла. Тарджинья бросила ножницы, подобралась к окну и посмотрела вниз. Её комната была под самой крышей дома-пирамиды, и отсюда Тарджинья видела сестёр, сидящих у старой смоковницы – они что-то вышивали золотыми, серебряными, алыми нитями. Глаза Тарджиньи снова наполнились слезами, она вытерла их ладонью и подумала: а ведь как хорошо всё начиналось…

– Как же нас встретят? – беспокоился Кариман, когда они остановились в каком-то ихранджанском городишке на постоялом дворе.

– За-ме-ча-тель-но, – прицокнув языком, заверила его Тарджинья. Она помнила обо всех предрассудках джиннов, но была отчего-то уверена, что мать и сёстры примут её в распростёртые объятия.

Охранного отряда с Тарджиньей и Кариманом уже не было. Не тащить же десять здоровых мужчин через море и весь Ихранджан до самой Долины Фалеала! Поэтому Тарджинья уговорила дядю оставить отряд в лесу после того, как они улетели из Эмгра. Ночью, при свете луны и под уханье филина, Кариман и Тарджинья поднялись в небо, крепко держась за руки.

– Ох и рассердится Эсфи! – вздохнула Тарджинья, как только Кариман опустил её на влажную от дождя землю в другом лесу. За много-много тысяч шагов от того места, где остался охранный отряд.

– Вернёмся – покаемся, – расхохотался Кариман, но чем ближе к Долине Фалеала – тем молчаливее и беспокойнее он становился.

– Хорошо ли мы придумали – возвращаться? – так часто повторял дядя, что у Тарджиньи лопнуло терпение, и она сказала, что лучше пойдёт пешком, чем будет всё это выслушивать. Кариман умолк, а скоро они уже были в Долине.

– Чтоб меня рухай-птица клюнула! – закричал первый джинн, который им встретился, и помчался прочь. Не минуло и часа, как Тарджинью и Каримана окружила родня, забросала вопросами. В глазах зарябило от пёстрых одежд джиннов, сердце Тарджиньи заколотилось от волнения, а во рту стало сухо. Она даже толком не могла никому ответить, а Кариман озирался, вцепившись в свой посох, и бормотал что-то невпопад.

– Вы вернулись, – вперёд вышла Фарния, и сразу наступило молчание. Под её взглядом Тарджинья снова стала той маленькой непослушной девчонкой, и говорить ей совсем расхотелось. – Брат. Дочь.

Значит, не прокляла! Не отказалась! Тарджинья взвизгнула от радости и бросилась обнимать мать при всей родне, но тут же отстранилась. Вспомнила, как было положено – и склонила голову, лепеча:

– Счастлива видеть тебя, мама.

Кариман нерешительно протянул руку сестре, и Фарния дотронулась до неё кончиками пальцев.

– Счастлива и я вас видеть. Счастье для нас всех… что проклятье не пало на ваши головы!

Родственники дружно рассмеялись, а потом, на пиршестве в честь своего возвращения, Тарджинья пила «весёлую воду», от которой мысли становились лёгкими-лёгкими, как травинки на ветру, и возбуждённо болтала:

– Эсфи и Мэриэн добрые, дружелюбные, не такие, какими людей тут описывают, и если вы с нами полетите в гости, то сами увидите, как интересно в большом мире! Хорошо?

Саера пискнула: «Да», но Мирэм тут же прикрыла ей рот ладонью, а мать сдержанно отозвалась:

– Мы об этом поговорим.

И поговорили – Тарджинья долго не забудет, как мать заперла её в комнате и окатила ледяными словами:

– Никуда ты отсюда не денешься. Хочешь, не хочешь, я тебя не спрашиваю. Довольно я твоё своеволие терпела! Попробуй опять попытаться сбежать – и десяти шагов не пройдёшь, как тебя схватят. Поняла?

Тарджинья молчала и дивилась себе, своей глупости – как она могла об этом не подумать? Едва мать вышла, Тарджинья позвала младшую сестру и уговорила её позвать дядю Каримана. Но Саера вернулась, пряча глаза: Кариман услышал, что Тарджинью заперли, и отказался приходить, твердя, что она наверняка попросит помощи, а он не сможет помочь. Мол, это дело Фарнии, и другим нечего вмешиваться! Выслушав Саеру, Тарджинья в ярости облила водой стены своей комнаты, кляня тот день, когда решила, что дяде можно доверять.

– Выберешь жениха, – велела мать, однако Тарджинья отказывала всем, кто приходил, а тех, кто был слишком самоуверен, осыпала насмешками. Она понимала, что мать этого долго не потерпит, но остановиться не могла. Хотелось вывести Фарнию из себя… и сделать ей так же больно, как было самой Тарджинье.

Вот и вывела из себя. Прислонившись лбом к оконному стеклу, Тарджинья смотрела на вышивающих сестёр. Слёзы стекали у неё по щекам и капали с кончика носа, и Тарджинья знала – ей всё равно больнее.

IV

Закат был хорош – белую массу облаков снизу подсвечивали лучи солнца, превращая её в огромное красное одеяло. Мэриэн любовалась этим зрелищем, сидя у входа в свою палатку, и вспоминала последний разговор с Эсфи. Та забралась с ногами на постель, как бывало раньше, и завернулась в такое же красное одеяло, а Мэриэн аккуратно прикрыла за собой дверь и подошла ближе. Эсфи ведь хотела поговорить. Наедине.