Без края

Вэя снова вмешалась в происходящее. Шае не в чем было себя винить – просто им обоим, ей и Сержу, пришло время возвращаться в поднебесье. Лучшее, что они могли сделать, это отпустить и дать всему случиться, и как раз Сержу это давалось легко, он вел себя так, словно всю жизнь только и готовился к этому моменту. Он любил жизнь, старался получать удовольствие от каждого ее момента, но при этом не держался ни за славу, ни за свои успехи, ни за талант, готов был отпустить все в любое мгновение.

Шае, как женщине, как бабушке любимого, ненаглядного внука, было гораздо сложнее. И ей таки пришлось увидеть, как он сделал свой последний вдох.

Вэя баюкала ее каждое мгновение, не оставляла ни на секунду. Шае тогда стало казаться, что она сходит с ума, потому что она начала говорить с Вэей. Бродила целыми днями по пустой квартире или сидела в кресле у окна и говорила с ней, говорила… И словно Вэя ей отвечала, Шая иногда отчетливо слышала ее голос, а иногда казалось, что ответы Вэи словно в мысли ей приходят, как будто возникают в голове. Шая понимала, что в этом нет ничего нормального, но ее почему-то это совершенно не беспокоило. Наоборот – голос Вэи успокаивал, умиротворял и, казалось, если она слышит ее, значит, все будет хорошо…

Через два месяца Шая закончила свое земное существование с легким сердцем. Она сделала последний вдох, закрыла глаза, и темноту стал заливать белый свет, яркий, но мягкий, в который хотелось упасть, как в облако.

Часть 2

Серж не вошел в мир с ними, но Вэя не переживала за него – значит, вернется позже. А Шая снова была в кругу, и от этого входить в мир было еще более волнительно, чем обычно.

Еще в притяжении Вэя почувствовала Шаю – перепутать это ощущение нельзя было ни с чем. От него распускались огромные цветы, в которые вплетались солнце и море, порывы свежего ветра, вкус сладких лесных ягод. Это распускалась ее любовь ко всему окружающему, и это была ни с чем не сравнимая красота. Вэя чувствовала, что и другим душам передается этот душевный подъем.

В их мире было теплое, свежее лето. Природа была очень спокойной, умиротворенной и словно каждый клейкий листочек тополя, каждая травинка, каждая пушинка одуванчика были проникнуты осознанием того, что происходит что-то особенное.

Шамуи стоял у окна их просторного деревянного дома, глядя на зелень травы и леса вдали. Вэя подошла к нему сзади, обняла, прижалась всем телом, закрыла глаза, чувствуя, как сливаются их души в узнавании, в избавлении от долгой мучительной разлуки. Шамуи прижал ее руки к себе, потом повернулся к ней, вдыхал ее, вспоминал сладкую радость от близкого присутствия родной души.

– Быть твоей подругой это еще более мучительно, чем быть с тобой в разных мирах, – сказал он наконец.

Вэя сжала его крепко.

– Никогда больше, никогда, – смеясь отозвалась она, – на за что! И вообще пообещай мне, что мы больше не будем жить так долго, лучше как Серж – двадцать лет и готово!

– Обещаю, – сказал Шамуи.

Наклонился к ее губам, поцеловал долгим, самозабвенным поцелуем, до мурашек, до такого острого желания, что хотелось кричать и петь одновременно. Подхватил Вэю на руки и понес наверх, в спальню, на белые прохладные простыни под порывами легкого теплого ветра, залетающего в открытые окна.

В общем мире всегда что-то мешает – обиды, нерешенные проблемы, скрип кровати, то голова болит, то слишком жарко, чтобы заниматься сексом, то неподходящее время, то нет подходящего места. В поднебесье же близость это тоже своего рода медитация, более духовный акт, чем физический, хотя и телесные ощущения при этом такие, что можно было бы навсегда возненавидеть общий мир за то, во что в нем превращается самое трепетное действо на свете.

Людям, когда они любят друг друга, хочется слиться более того, чем позволяют их тела. Для душ же нет такой границы. Они действительно сливаются не только телами, но и на более тонком уровне, душами, вибрациями. Они словно исполняют партию на двоих – слаженную, гармоничную и очень красивую по звучанию, и эта их ни на что не похожая мелодия вдохновляет и еще более усиливает наслаждение от близости.

Однако, как и в общем мире, такое возможно не с каждым, а только если ты встретил свою резонансную душу. Кто-то, кажется, и не стремился к этому, как Серж, которому достаточно было его симуляции Асланы. Влаз и Кёльне никак не могли найти те две души, которые гармонично дополнили бы их двоих. А Флайя, похоже, вообще не искала любви, предпочитала оставаться свободной и, как и Серж, придерживалась убеждения, что для духовного роста нужно не поддерживать свои привязанности, а избавляться от них, ведь только в этом случае душа может попасть в верхний мир.

– Что там, в верхнем мире? – спрашивал иногда Шамуи, когда они сидели с Вэей и Сержем тихими летними вечерами на веранде.

– Ты же знаешь, что никто не знает, – отвечал Серж. – Но говорят, там должно быть лучше, чем здесь. Не надо постоянно ходить в общий мир, чтобы повышать вибрации, а значит, там гораздо меньше, а точнее вообще нет страданий, и ты всегда сохраняешь свою память. И еще говорят, что там ты начинаешь ощущать себя как нечто большее. То есть, с одной стороны, ты сохраняешь свое сознание, но при этом словно вбираешь тысячи других сознаний с опытом, знаниями, способностями творить и начинаешь чувствовать себя как что-то великое, могучее, способное на что угодно.

– Да, но говорят еще, что вместе с этим у тебя совершенно пропадает желание создавать что-то, – возражал Шамуи. – Зачем, если ты и так знаешь, что все можешь.

– Да, говорят такое, – соглашался Серж. – Именно поэтому, по слухам, некоторые старые души совсем не хотят подниматься выше и предпочитают оставаться в поднебесье. Так можно продолжать жить, чувствовать, творить.

– А кто-то, наоборот, утверждает, что там нет ничего, потому души и не хотят туда.

Серж смеялся, услышав такое.

– Прямо как в земной жизни, – говорил он. – Кто-то верит в рай, а кто-то говорит, что после жизни нет ничего, пустота. А в итоге кто во что верит, тот то и получает. Так что, может, нам просто стоит придумать что-то свое?

Эти разговоры никогда не заканчивались ничем определенным, но и никогда не кончались. Только одно было ясно – в общем мире они уже во все наигрались, более того, эти игры уже порядком наскучили и приносили все меньше удовлетворения и потому все чаще возникали мысли, что надо двигаться дальше. Может, только их страсть друг к другу мешает им подниматься выше? – приходила мысль Вэе и Шамуи одна на двоих. И все-таки даже несмотря на существование такой возможности, они не хотели отказываться друг от друга.

– Такое облегчение всегда, когда возвращаешься, – сказал Шамуи, когда они с Вэей лежали в постели уже просто обнявшись, но по-прежнему не отпуская друг друга ни на секунду. – Словно просыпаешься после плохого сна. Снова вспоминаешь все, понимаешь, что все было не зря, что есть что-то до начала и после конца, что есть ты сам и ты гораздо больше, чем одна человеческая жизнь.

Вэя положила голову на плечо Шамуи, руку ему на грудь, было так тепло и спокойно. Ее тоже беспокоили мысли о том, что в поднебесье они хотя и находятся больше и дольше, чем в общем мире, но все равно они не знают, что будет дальше и будет ли. Просто сейчас совсем не хотелось об этом думать. Когда Шамуи был рядом, все было хорошо, и можно было просто слушать его голос, его дыхание, биение его сердца.

– Ты заметила, что в общем мире нам становится все сложнее? – продолжил Шамуи. – Мы сами не хотим там быть, и он тоже словно выталкивает нас.

– Придется стать кем-то знаменитым, чтобы остаться в поднебесье на века, – сказала Вэя. – Или настрадаться так, чтобы хватило на многие столетия. Или и то и другое одновременно. Видишь, как у Сержа это получается? Он в этот раз просто превзошел сам себя.

– О да, смертельно больной мальчик-скрипач – виртуозно созданный образ. В этом Серж мастер, надо отдать ему должное.