Без края

Шамуи все-таки выскользнул из рук Вэи и поднялся с постели. Ей так жаль было его отпускать от себя, не насытилась еще его присутствием, им самим.

– Я вернусь, – пообещал Шамуи, как будто услышав ее мысли, – я и сам уже скучаю по тебе, но надо поесть.

И как только он умудряется слышать ее мысли, ведь Нев лишает души этой способности в их мире.

– Просто я всегда с тобой, – сказал Шамуи и улыбнулся, надевая мягкие домашние брюки.

– И как тут вообще можно хотеть есть, – сказала Вэя, – мы же в поднебесье, а не в общем мире.

– Кажется, я еще не отошел от привычек земной жизни.

Вэя любовалась Шамуи. Высокий, широкоплечий, узкие бедра, длинные ноги. Высокий лоб, благородные черты лица, темно-русые волосы волной уложены назад. Брови светлые, и их почти не видно, отчего в лице Шамуи видится что-то мистическое, неуловимое, непонятое, словно он немного не из мира людей. Его красота не романтическая, не броская, ее замечаешь, только когда начинаешь вглядываться, познавать.

В его движениях обманчивая леность и спокойствие. Кажется, ничто в мире не может ни смутить его, ни обескуражить, ни напугать. Больше всех воплощений Шамуи Вэя любила именно это, и пусть он немного изменился со временем, но все равно ей казалось, что оно полнее всего отражает его суть. Радовало и то, что Шамуи тоже любил этот образ больше всех остальных, хотя и по другим, как ему казалось, причинам – потому что в том воплощении он обрел свою мудрость, свое спокойствие и после него раскрыл свою способность создавать новое в мирах.

Вэя выглядела как обычно – хрупкая длинноногая шатенка среднего роста, красивая, с зелеными глазами и без особых примет. Она казалась себе обычной, хотя и понимала, что, пожалуй, недооценивает себя, и ее внешность скорее свидетельствует о недостатке воображения, чем страдает от нехватки привлекательности. Но Шамуи любил ее именно такой, и ее повторяющаяся во многих воплощениях внешность всегда вызывала в нем чувство узнавания с первых же секунд знакомства, поэтому Вэя не стремилась быть более оригинальной и необычной.

Единственное, что было не совсем обычно в ее внешности – она выглядела очень молодо, лет на семнадцать, как на той фотографии с Шаей на море. Шамуи по человеческим меркам можно было дать лет тридцать пять. К счастью, в поднебесье, где возраст не имел никакого практического значения, они могли позволить себе выглядеть как угодно.

Вэя завернулась в простыню и отправилась за Шамуи. В этом мире в их доме был всегда чистый пол, и Вэя шла по нему, с удовольствием ступая босыми ногами.

Все окна были без рам, просто пустые проемы, и легкий ветер гулял по комнатам и коридорам, разнося запахи лета. Легкие шторы вздымались и опадали, шелестели листвой высокие тополя. Вечерело.

– О, сегодня у нас будет ночь, – Шамуи сверкнул глазами на Вэю. – Это очень романтично.

Вэя подошла к нему и снова обняла сзади, пока он нарезал ветчину, хлеб и помидоры.

– Как приятно есть и не мучиться сомнениями, зная, что твоя ветчина – это просто вкус, созданный твоим воображением, – сказал Шамуи и собрал первый бутерброд.

– Ты будешь? – спросил он Вэю.

Вэя уже собиралась отвергнуть саму идею еды в такой момент, но Шамуи опередил ее:

– О, постой-ка, я знаю, от чего ты не сможешь отказаться!

И не успела Вэя на это ответить, как на столе появилась круглая белая миска с супом, а рядом на тарелочке поджаристые круглые булочки с чесноком и зеленью.

– Это тот самый суп? – воскликнула Вэя, устремляясь к ней, чтобы наклониться и понюхать.

– Тот самый, – отозвался Шамуи, делая следующий бутерброд.

– Грибной сливочный протертый?

– Ага.

– Ой, горяченький еще, какая прелесть! Спасибо!

Вэя обхватила Шамуи за шею и хотела поцеловать. Простыня соскользнула на пол, Шамуи, воспользовавшись моментом, подхватил Вэю, посадил на стол. Они снова обвились вокруг друг друга, Вэя оплела его руками и ногами, чувствуя кожей его обнаженный торс, и Шамуи прижимал ее к себе крепко, горячо, и они снова забыли на какое-то время о еде…

– Как думаешь, это может надоесть когда-нибудь? – спросила Вэя, когда они лежали на полу, и легкий ветер овевал их почти обнаженные тела.

– Думаю, нет, – ответил Шамуи.

– Почему?

– Мы столько веков уже вместе, не надоело же. Более того, наверняка есть такие миры, где нам будет еще лучше, чем здесь.

– Правда?

Вэя поднялась облокотившись на локоть и посмотрела на Шамуи. Уже стемнело, но она отчетливо видела его лицо, неяркие блики в карих глазах. Он притянул ее к себе одной рукой, поцеловал долгим поцелуем. Столько в этом было нежности и страсти одновременно.

– Правда.

Комната наполнилась неярким теплым светом. Суп остался таким же горячим, несмотря на то, что Шамуи и Вэя надолго отвлеклись от еды, бутерброды такими же свежими, так что поели с удовольствием.

Шамуи домывал посуду – да брось ты это, уговаривала Вэя, тут можно этого не делать, но это же приятно, возражал Шамуи, заниматься такой необременительной рутиной, – когда на пороге их дома возник гость, а точнее гостья. Мягкий теплый свет, заливавший комнату, стал поярче.

– Аслана? – удивленно сказала Вэя.

Серж вернулся? Почему они не почувствовали этого?

Аслана была его творением, поэтому не могла существовать в мире, в котором его не было.

И тут Шамуи понял, в чем дело.

– Нев, это ты?

– Я, – ответила Аслана.

В создаваемых мирах души могли принимать какое угодно обличье. Чаще они использовали полюбившиеся образы, хотя по настроению могли менять свой облик. Однако души всегда можно было узнать по некоему ощущению, которое они вызывали и которое всегда оставалось одинаковым, вне зависимости от того, как выглядели их тела. Все равно что пользователь в общем мире меняет разные аватарки, но при этом его ник остается одним и тем же, и по нему его всегда можно узнать.

Только сейчас Вэя обратила внимание, что Аслана вызывает то же чувство, что и Нев – ощущение отсутствия, как некое смутное, размытое пятно, на котором невозможно сфокусироваться. Но вот что интересно – Аслана и раньше чувствовалась так же. Вэя не придавала этому значения, было не особо интересно вдаваться в оттенки ощущений, которые вызывала воображаемая подружка Сержа. Но если в Аслане было это и раньше, значит, она и тогда была не просто плодом воображения? А Серж знал об этом? И что будет, если он не знал, но узнает, что Нев изображал его подружку?

Вэя ощутила порыв заглянуть в сознание Нева, чтобы найти ответы на свои вопросы, и чуть ли не впервые пожалела, что он лишал ее этой возможности.

– Я расскажу, – сказала Аслана, словно отвечая на ее мысли. – За этим и пришла.

– Так ты все-таки Аслана или Нев? – спросила Вея.

– Тебя интересует, мужчина я или женщина?

Вэя пожала плечами. В их мире это было не так важно, не имело принципиального значения, просто хотелось разобраться в ситуации.

– Чаю? – спросил Шамуи, чтобы разрядить обстановку.

Не дожидаясь ответа, он направился к кухонному столу. Тут же на нем появился и включился чайник, уютно зашумев при нагревании, Шамуи застучал блюдцами и чашками, зашуршал разрываемой упаковкой чая. На столе перед Вэей и Асланой появились разноцветные подсвечники, и в них вспыхнули сами собой, зажглись свечи, добавляя уюта мягкому электрическому свету и теплому, медовому оттенку дерева, из которого был сделан дом и почти все в нем.

Когда Шамуи поставил перед ними чашки с чаем и сам тоже сел за стол, в дом с веранды, лениво переваливаясь с лапы на лапу, зашла тигрица Мока и развалилась на полу в кухонной зоне, где они сидели за столом. Быстрее бы возвращался Серж, подумала Вэя, с тигренком было бы еще лучше.

Как будто услышав ее мысли, Шамуи незаметно повел рукой, и на мягкое сидение углового дивана, на котором сидела Вэя, вскочил кот. Потоптался рядом с ней, устраиваясь, и привалился к ее ноге, задремал.

Вэя провела рукой по его гладкой шелковой макушке и спинке, посмотрела на Шамуи. Он улыбнулся.