Темная сторона

– Ты! – вскрикнул непонятно, то ли спрашивая, то ли утверждая, всхрипнул, будто у него случилось краткое удушье, и внезапно впился в мой рот своим, шокируя яростью напора.

Поцелуй этот был таким отчаянно свирепым, каким-то истинно собственническим. Не сказать, что у меня обширный опыт, но его хватило, чтобы понять: так не целуют впервые или случайных людей. Только кого-то своего, того, кто ближе некуда, с кем делал это множество раз и нуждаешься в повторении снова и снова. Чей ответ и безоговорочное согласие на подобное неистовство тебе прекрасно известны. До боли, до вкуса соли от треснувших губ, что способны отпугнуть с непривычки, показаться едва ли не насилием, жестокостью, являясь на самом деле отчаянной жаждой. Поцелуй-поглощение с не менее неистовой отдачей. И от него меня «унесло» начисто. Разум со всеми своими заморочками, чувством времени, пространства, холода, тепла, правильности или чужеродности испарился. Я целовала его в ответ, жестко, до укусов, цепляясь, ломая ногти, сжимала кольцом ноги, терлась грудью, промежностью, извивалась, как ополоумевшая. Лишь на пару секунд он отстранился, порывисто протиснул ладонь между нами, чтобы освободить себя и дернуть в сторону мое белье. Проникновение вышло нисколько не деликатным, но было все равно. Не давая мне привыкнуть к почти чрезмерной наполненности, он стал буквально вколачивать себя в меня, содрогаясь, захлебываясь дыханием, шепча и рыча что-то. Мне ни слова было уже не разобрать, потому что накрыло меня едва ли не через десяток его мощных толчков. Глаза закатились, легкие жгло от крика, мышцы сошли с ума, позвоночник пылал. Едва первая сокрушительная волна пошла на спад, я распахнула глаза, чтобы встретиться с его пугающе пристальным взглядом на искаженном собственным удовольствием божественно прекрасном лице. Мой умопомрачительный любовник застыл, словно диким усилием сдерживая наступление эйфории и страдая от этого безумно.

– Пусть так… – прорычал он и ударил бедрами снова, одновременно впиваясь в изгиб моей шеи… клыками?

Я истошно заорала от страха и боли, которых, однако было недостаточно для того, чтобы остановить новую волну оргазма, накрывшую меня. А рот мне он заткнул, прижав к нему свое разодранное запястье. Кровь хлестала из него, и как бы я ни боролась, силясь стиснуть челюсти, выходило только хуже. Мне приходилось сглатывать густую, сладко-соленую, горячую жидкость, захлебываясь, пока он пил и пил из меня огромными жадными глотками. В голове опустело, зазвенело, тело стало ватным и сознание померкло.

Глава 6

Вот уже сколько часов подряд я, не отрываясь и едва дыша, пялился на обнаженную женщину на моей кровати, не в силах справиться с потрясением. Боясь хоть на секунду отвести глаза из страха, что это всего лишь галлюцинация и моя Лори исчезнет, если хоть моргну.

Это не Лори!

Держи все время в голове, мужик! Голос разума, который то и дело посылала на хер картинка, что я видел. Каждая черта лица, мягкие изгибы тела, форма ладоней, пальцев, узкие лодыжки, роскошные бедра – все это было ее. Никакая копия, двойник не может быть похожим настолько. До мелочей, до этого неповторимого, еле уловимого оттенка серебра в русых прядях, маленькой родинки под подбородком, которую можно заметить, только когда ее голова запрокинута, как сейчас, во сне или в экстазе. Сколько раз ее вид становился и моей последней каплей, отправляя в собственную эйфорию, вместе с тягучими сжатиями ее лона и финальными стонами. Ведь даже это было точно таким же, как я помнил. Войти в нее было как вернуться домой после долгого-долгого изнурившего чуть не до смерти пути. Вогнать себя в нее разом, поддаваясь извечному страстному нетерпению моей возлюбленной и своему бесконечно бушующему по ней плотскому голоду.

Это не Лоралин!!!

Но выглядит, как она, пахнет, как она, ощущается, как она, целовала меня беспощадно и яростно, как она! Кусаясь, поглощая жадно, требуя все, что могу ей дать, предъявляя права цепкими объятиями как на своего. Вбирая в себя с полной готовностью, не приноравливаясь, как если бы я лишь на краткое мгновение покинул сладкий плен ее тела и тут же вернулся, осознав, насколько был глуп, сделав это.

Может, я рехнулся? Выдаю желаемое за действительное? Тоска по возлюбленной все же доконала меня, а память услужливо ей подыгрывает, подстраивая в своих глубинах образ из прошлого под то, что предстало передо мной ныне?

Черта с два! Я не забыл ни единой черточки – это же просто невозможно! Нельзя забыть хоть что-то о той, кого любил так долго и неистово. О той, что струится по твоим венам вместе с…

Кровь. Да, точно. Это не моя Лори. Не моя.

У покусавших меня перевертышей, может, зубы были в каком-нибудь ядовитом дерьме и поэтому мне все это мерещится?

Сдав Алису Касьяну, я перенесся домой и первым делом отыскал в ящике тумбы у входа визитку Макса, которую он демонстративно оставил, уходя, полыхая от ярости. Моя гордая несчастная кошка сто раз грозилась ее выкинуть, но так и не сделала этого.

Набрал номер мрачного оборотня и долго слушал гудки.

– Кто? – рявкнул наконец знакомый грубый голос нисколько не дружелюбно.

– Я.

– Глеб? – Я скривился. Макс будто нарочно называл меня всегда по имени, забивая на то, что для своих я исключительно «Рубль», а для посторонних – господин Рублев.

– Он самый. Слушай, Алиса меня, конечно, прибьет, если… когда… когда очнется, но я бы на твоем месте смотался к лекарю Касьяну. Жизнь – такая сука… ну чтобы не жалеть потом.

– Спасибо, – сухо ответил мой собеседник и сразу отключился.

– Ну вот я и обеспечил себе пару часов твоих упреков и воплей, Алиса, – сказал намеренно громко, посмотрев в направлении ее спальни на втором этаже квартиры. – Поэтому ты просто обязана выжить, чтобы устроить мне чих-пых.

За стеной опять шла гулянка полным ходом, и это внезапно достало меня. Тупые, близорукие, эгоистичные людишки, которым глубоко по хрен на все, кроме собственных сиюминутных удовольствий. Им дела нет, что, пока они тут глаза заливают и сношаются, кто-то рядом чуть не погиб, сводя приносимый им ущерб к минимуму.

Вышел на свою половину крыши, перенесся на соседскую, подставившись под холодный ливень, позволяя ему, словно душу, смыть с себя кровь и запах поверженных противников. Встал у разделительной стены, глядя на ярко освещенную квартиру с пьяными бездельниками внизу и спрашивая себя, чего сюда приперся. Что собирался делать? Ворваться, страшно оскалившись, сверкая красными глазами и выставив когти, чтобы они там все обосрались и сбежали куда глаза глядят? Идиотизм. Еще поубиваются. Можно, конечно, внушить им всем желание срочно разойтись, но там было человек двадцать, и потом мне срочно нужно будет из кого-то пить – сил ментальное воздействие отнимает ого-го сколько. По всякому выходило, что мне проще плюнуть, как обычно, и пойти нормально помыться и спать.

Едва собрался вернуться, на крышу вышла женщина, окруженная аурой смертельной болезни, как коконом. И судя по тому, что этот самый кокон лип вплотную к ее коже и даже вроде просачивался сквозь нее, времени ей осталось всего-ничего.

Обреченная девица, вся расфуфыренная, неуклюже цокающая на высоченных каблуках незаметно покидает вечеринку и выбирается на крышу высотки. Сейчас точно соберется сигануть.

Пока я еще размышлял, уйти или остаться, она приперла от бассейна тяжеленное кресло. Хм, вот и зачем эти сложности? Чисто женская ерунда. Хочешь реально убиться – вались через парапет, и дело с концом. Может, ждет, что ее кто останавливать придет?

Взобравшись на бетонную преграду, незнакомка села и вдруг разревелась. Хорошо хоть ветер дул от меня – терпеть вообще не могу запаха женских слез.

Зачем заговорил с ней, а не ушел просто, дав довести задуманное до конца? Теперь уже никакой демон в этом не разберется. Куда как важнее, к чему это привело. К поступку, с последствиями которого я понятия не имел что делать.

Проклятье, это был импульс, удар молнии, нечто почти рефлекторное, как потребность бороться всеми силами за следующий вдох в момент удушья. Я обратил ее раньше, чем позволил хоть одной разумной мысли высказаться против подобного.