Удержи меня

– Как твое здоровье, Машенька? – спросил Михаил Петрович, бывший в курсе и наших с Данькой отношений, и моих проблем.

– Спасибо, не хуже. Я же лечусь сейчас, через месяц посмотрим.

– Все, Машуня, пошли отсюда, – Данька обнял меня за плечи и подтолкнул к выходу. – Поедем к Сереге, солнце мое? – спросил он шепотом, щекотно дыша в ухо. – Поедем, я соскучился по тебе и так тебя хочу, такую…

– Я не могу надолго, – вздохнула я, погладив его по щеке. – Сегодня мне Юльку забирать, у нее тренировка в четыре.

– Ну, хоть ненадолго, – согласился со вздохом Даниил.

По дороге он опять завел со мной выматывающий нервы разговор об операции. Я уже не знала, что хуже – упрямое молчание и равнодушие мужа или вот эта настойчивая забота любовника. И то, и другое одинаково причиняло страдания.

– Слушай, Машуля, а муж-то что сказал все-таки?

– Я не хочу говорить об этом, Даня.

– Уходи от него, – предложил вдруг Даниил, развернув меня к себе. – Нет, Машка, в самом деле – давай махнем рукой на всех, заберем детей и рванем отсюда куда-нибудь. С работой проблем не будет – я хирург, всегда устроюсь. Тебя вылечим, ребятишек в школу определим. Машка, ты только представь…

Я закрыла его рот рукой и покачала головой, давая понять, что он свихнулся. О чем вообще он говорил сейчас? Как я могу встать и уйти, а Юлька? При всех разногласиях она очень любит Артема, и я просто права не имею лишать ребенка общения с отцом. Да и Данькин Максим… Как он воспримет всю эту ситуацию? Нет, это глупый и бесполезный треп.

– Не надо, Даня…

Он замолчал, скрестив руки на руле и глядя куда-то вперед. Мне вдруг стало жарко, я расстегнула пальто, стянула с шеи длинный шарф, но ощущение духоты не проходило, и я приоткрыла немного окно.

– Что? – встрепенулся Даниил, глядя на меня с тревогой. – Плохо?

– Да…что-то душно…

Он включил кондиционер, направив на меня струю прохладного воздуха, озабоченно пощупал лоб, взяв за запястье, посчитал пульс.

– Ну что, доктор? Умру не сразу? – вяло пошутила я, и Данька вдруг разозлился:

– Прекрати шутить такими вещами! Неужели ты не понимаешь, что я просто не могу слышать этого? И прошу тебя, Маша, отнесись к моим словам серьезно, я ведь врач, поэтому послушай меня, пожалуйста. Пока степень – единица, риск минимальный, Машка, ничего не будет, ну, может не быть, процентов на восемьдесят.

– Даня, с моим везением я попаду как раз в двадцать, – улыбнулась я, погладив его по лицу и заглядывая в глаза. – Давай прекратим этот разговор бесполезный, только мучаем друг друга.

– Машка, ты такая настырная, я раньше не замечал за тобой.

Взглянув на часы, я поняла, что уже никто и никуда не едет – времени осталось как раз, чтобы доехать до Юлькиной школы. Даниил молчал всю дорогу, я тоже не горела желанием общаться, только возле школьных ворот, остановив машину, Данька повернулся ко мне, взял за руки и тихо попросил:

– Маша, отнесись хоть немного посерьезнее, ну, не хочешь о нас со своим, так о Юльке подумай – с кем девчонка останется, если вдруг?

Я выдернула руки и выскочила из машины, едва сдерживаясь, чтобы не зареветь в голос – мысль о Юльке была самой невыносимой из всего, я постоянно думала о том, как же будет жить мой заяц, если со мной что-то случится. Я смотрела на нее, и сердце сжималось – да, есть бабушка, моя мама, но меня-то уже не будет. Я могу не дожить до ее выпускного вечера, не увидеть ее в бальном платье, взрослую, красивую. И кто будет возить ее на конкурсы, делать прически, чистить специальной щеткой ее туфельки, говорить ей, что она самая лучшая, и что наплевать, какое при этом место они заняли с Олегом?.. Спрятавшись за угол, я вынула платок и вытерла глаза, чтобы не вызывать у ребенка ненужных вопросов, она и так в последнее время постоянно приглядывается ко мне, прислушивается, пытаясь понять, что же происходит в семье. О, вовремя – вот и Юлька, бежит навстречу, подпрыгивая и размахивая руками:

– Мамуся!

– Привет, заяц! – я поцеловала ее в нос, измазав помадой. – Как дела?

– Пятерку по математике получила, в дневник! – радостно сообщила дочь, довольная тем, что взбучки от отца сегодня, возможно, не последует, хотя не факт, не факт…

– Молодчина! Что – побежали, надо еще домой успеть, ты ж голодная? – беря ее за руку, я направилась к автобусной остановке.

– Нет, мне папа денег утром дал, я в столовке поела, – сообщила дочь, торопливо шагая рядом со мной.

– Дай, угадаю – сок и пицца?

– Нет, чай и пирожное! – честно созналась Юлька, которая не в силах была отказаться от выпечки и сдобы, и виновато посмотрела на меня.

– Юлька! – укоризненно покачала я головой. – Опять ведь тренер орать будет!

– Ну, мам, что теперь – вообще не есть? Я ж не каждый день…

– Ладно, побежали, автобус наш!

Мы галопом помчались к автобусу, заскочили в него, плюхнулись на сиденья, переводя дух. Меня опять затошнило, я сглотнула слюну, стараясь не поддаться противному ощущению, но перед глазами замелькали мушки. Подошедшая женщина-кондуктор обеспокоено спросила:

– Вам что, плохо?

– Нет, спасибо, все в порядке, – пробормотала я, протягивая ей деньги.

Юлька тоже с испугом смотрела на меня, прижавшись, как мышка, к моей руке:

– Мам, ты что такая зеленая стала? У тебя голова болит, да? – допытывалась она, заглядывая в глаза, и я согласно кивнула:

– Да, заяц, разболелась что-то.

– Может, я папе позвоню, пусть он меня увезет на тренировку? – предложила она, но я отрицательно покачала головой:

– Нет, Юляша, у него много работы, я отвезу тебя сама.

– У него вечно много работы, а если мало – то футбол! – заявила вдруг дочь, надув губы. – Его никогда дома не бывает!

Надо бы пресечь эти разговоры об отце, не должна Юлька так отзываться об Артеме, но, с другой стороны, она права, а за правду не наказывают. Артем в последнее время действительно редко бывал дома, возвращаясь с работы только к вечеру, а днем изредка заскакивал пообедать.

Раньше, когда он играл в футбол, его возвращения домой со сборов или выездных матчей всегда были праздниками, я старалась сделать все, чтобы они с Юлькой проводили вместе как можно больше времени, чтобы дочь знала, как выглядит отец, не только по многочисленным календарям и фотографиям. И Артем тоже компенсировал ей свое отсутствие походами в театры, в кино, в цирк или просто прогулками по центру города.

А теперь все изменилось, и Артем вел себя так, словно мы с Юлькой сделались вдруг непосильной ношей, которую он вынужден тащить, как порядочный человек. Я уже и не задумывалась на эту тему, а Юлька никак не могла понять причину такого поведения отца.

Однако сегодняшний вечер принес сюрприз – Артем приехал домой рано, и мы, вернувшись с тренировки, застали его дома и даже в хорошем настроении.

– Привет, – он сидел в кресле и просматривал какие-то бумаги. – Вы рано.

– И ты тоже дома, – заметила дочь, вешая в шкаф куртку. – Все построил?

– Все! – засмеялся Артем, делая вид, что, кроме Юльки, больше никого и нет. – Ну что, красотуля, как дела в школе?

Юлька принесла дневник и тетради, Артем придирчиво проинспектировал все, а потом объявил:

– Ну, раз все в порядке, собирай вещи. Мы с тобой летим в Турцию.

– Куда?! – опешила дочь, и он повторил:

– В Турцию. Я еду играть, а ты хоть море посмотришь.

– А мама? – вдруг опомнилась Юлька, подскакивая ко мне и опускаясь рядом на диван.

– А что мама? Дома будет.

От такой несправедливости Юлька расплакалась, обняв меня за шею и шепча на ухо:

– Я без тебя не поеду!

– Юля, успокойся. Я действительно не могу ехать, даже если бы папа хотел взять меня с собой, – поглаживая вздрагивающую от плача спину дочери, проговорила я. – Мне еще нужно лечиться, поэтому вы поедете вдвоем.

Оксана.

О том, что муж мне изменяет, я узнала не вчера и не сегодня. Сколько живем – столько и таскается, кобель. Стараюсь делать вид, что не замечаю, а как выкинешь из головы точащую мысль о том, что так же, как и меня, он обнимает и целует еще кого-то? И это постоянное вранье про дежурства, вызовы на работу, про подмены с приятелями… Надоело все, завязать бы глаза и свалить от него, но мне, к сожалению, некуда. У меня нет никого, кроме этого поганца Даниила и сына Максимки. Мать умерла, когда мне было семь лет, отец женился, появились два брата – и меня спихнули в деревню на попечение бабки. Мне только-только исполнилось восемнадцать, когда у старой «поехала крыша», и она на лыжах рванула по улице, и это в июле-то месяце… Синильное слабоумие, старческий маразм – или как там еще это у психиатров зовется? Словом, бабку упекли в «психушку», а там она недолго протянула, полгода всего.