Страница 25 из 40
Здесь он был немножко не прав. Все отпечатанное на бумаге автоматически становится новостью. Всякая новость попадает на бумагу, значит, то, что отпечатывается на бумаге, – новости. И в этом правда.
Он вспомнил слова госпожи Эликсир: «Если б это не было правдой, разве это разрешили бы отпечатать?»
Вильям никогда не интересовался политикой. И сейчас, размышляя о том, кто что и кому разрешает, он вдруг понял, что задействует какие-то незнакомые умственные мышцы. Некоторые из них имели прямое отношение к генетической памяти.
– Можно нанять побольше людей, которые будут собирать для нас новости, – сказала Сахарисса. – И как насчет новостей из других стран или городов? Из Псевдополиса и Щеботана? Достаточно поговорить с пассажирами почтовых карет…
– А гномам было бы интересно узнать, что происходит в Убервальде и на Медной горе, – заметил Хорошагора, оглаживая бороду.
– Да дотуда не меньше недели езды на карете! – воскликнул Вильям.
– Ну и что? Все равно это будет новостями.
– А что, если воспользоваться семафорами? – спросила Сахарисса.
– Клик-башнями? Да ты спятила! – изумился Вильям. – Это ведь ужасно дорого!
– И что с того? Ты же сам только что переживал, мол, у нас слишком много денег.
Вдруг полыхнул какой-то свет, и Вильям резко обернулся.
Некое странное… существо занимало дверной проем. Была тренога. За ней – пара тощих ног в черных брюках, а на ней – черный ящик. Над ящиком торчала черная рука, в которой дымился какой-то странный лоток.
– Зер гут получайтся, – донесся голос. – Свет гут отражайтся от гномий шлем, йа прямо не умейт удерживаться. Вы хотейт иконографист? Йа – Отто Шрик.
– О, – сказала Сахарисса. – Правда иконографист?
– Йа натюрлих волшебник и маг темной комнаты. Экспериментовайт всегда! – сообщил Отто Шрик. – Кроме того, оборудование мое собственное имейтся, а также имейтся энерговость и позитичность!
– Сахарисса! – прошипел Вильям.
– Ну, для начала мы могли бы предложить тебе доллар в день…
– Сахарисса!
– Да? Что?
– Он – вампир!
– Не могу не выражайт протест, – встрял прятавшийся за ящиком Отто. – Очень легко предполагайт, что любой, кто имейт акцент из Убервальд, ист вампир. Но Убервальд имейт несколько тысяч уроженцев, которые не ист вампир.
Вильям смущенно замахал руками.
– Да-да, конечно, прошу меня извинить, но…
– Впрочем, йа ист натюрлих вампир, – продолжал Отто. – Однако если б йа приветствовайт вас как-нибудь подобно: «Хей, мужик, чо за дела, чувак, где пропадал?», что бы вы говорийт?
– Мы ничего и не заподозрили бы, – признался Вильям.
– Как бы там ни бывайт, заметка применяйт слово «требуется», и мне показывайтся в этом насущная безотлагательность, – сказал Отто. – А еще йа имейт вот это…
Он вскинул вверх тощую руку с голубыми венами, в которой была сжата свернутая черная ленточка.
– О? Ты дал зарок? – уточнила Сахарисса.
– В Зале Доверия, что в Скотобойном переулке, – триумфально провозгласил Отто, – который йа посещайт еженедельно для песнопеваний и чаераспитий с булочками, а также для благотворящих беседований на темы внутренней крепости, помогающих воздержанию от потреблений организмовых жидкостей. Йа больше не ист глупый кровососатель!
– А ты что скажешь, господин Хорошагора? – спросил Вильям.
Хорошагора задумчиво почесал нос.
– Тебе решать, – наконец промолвил он. – Но если этот тип попробует сотворить какую-нибудь гнусность с моими ребятами, я ему ноги по самую шею отсеку. Кстати, а что это за зарок?
– Движение Убервальдских Трезвенников, – объяснила Сахарисса. – Вступающий в него вампир дает зарок не прикасаться к человеческой крови…
Отто вздрогнул.
– Мы предпочитайт говорить «слово на букву “к”», – поправил он.
– К слову на букву «к», – быстро поправилась Сахарисса. – Кстати, это Движение пользуется большой популярностью. Вампиры знают, что это их единственная возможность влиться в ряды общества.
– Ну… хорошо, – согласился Вильям. В присутствии вампиров он ощущал некое смутное беспокойство, но после всего услышанного отказать Отто было все равно что пнуть щенка. – Ты не против, если мы разместим тебя в подвале?
– Подвал? – переспросил Отто. – Вундербар!
«Сначала были гномы, – садясь за стол, думал Вильям. – Над их старательностью издевались, их обзывали коротышками, но они молча, не поднимая голов[5], собственными руками выковали свое процветание. Потом появились тролли. Этим было немного проще, ведь швырнешь в такого камень, а обратно прилетит целый валун. Потом из гробов восстали зомби. Пара вервольфов проскользнула в плохо прикрытую дверь. Лепреконы, несмотря на неважное начало, тоже довольно быстро интегрировались в общество, поскольку отличались упрямством и обманывать их было гораздо опаснее, чем тех же троллей: тролль, по крайней мере, не может нырнуть тебе в штанину. Остается не так уж много видов…»
А вот вампирам так и не удалось ничего добиться. Общительностью они не отличались, даже друг с другом не больно-то ладили и были неприятно странными. А кроме того, только представьте себе вампира, открывающего собственную продуктовую лавку!
Постепенно до самых толковых из них начало доходить: люди будут относиться к вампирам более благосклонно, если те перестанут быть вампирами. Достаточно высокая цена за общественное признание, а может, и не очень высокая, учитывая, что тебе в любой момент могли вбить кол в грудь, отрубить голову и развеять твой пепел над рекой. Жизнь в качестве бифштекса tartare не так уж и плоха по сравнению со смертью на коле au naturelle[6].
– Э-э… А также мы хотели бы поближе рассмотреть, кого именно берем на работу, – громко произнес Вильям.
Отто очень медленно и опасливо вылез из-за своего аппарата. Он был тощим, бледным и носил маленькие овальные темные очки. И все еще сжимал в руке черную ленточку так, словно она была спасительным талисманом, что отчасти соответствовало действительности.
– Все в порядке, мы не кусаемся, – сказала Сахарисса.
– Хотя долг платежом красен, – хмыкнул Хорошагора.
– Несколько бестактное замечание, господин Хорошагора, – упрекнула Сахарисса.
– Как и я сам, – буркнул гном, возвращаясь к отпечатной плите. – Зато все знают, что я из себя представляю.
– Вы не пожалейт, – уверил Отто. – Йа полностью исправляйтся, уверяйт от всей души. Какие именно картинки йа должен для вас исполняйт?
– Ты должен будешь иллюстрировать новости, – ответил Вильям.
– А что ист новости?
– Новости – это… – Вильям слегка замешкался. – Новости – это то, что мы отпечатываем на бумаге…
– Ну а как вам вот это?! – раздался чей-то жизнерадостный голос.
Вильям обернулся. Поверх картонной коробки на него смотрело ужасно знакомое лицо.
– Привет, господин Винтлер, – поздоровался Вильям. – Э-э… Сахарисса, не могла бы ты сходить к…
Он не успел. Господин Винтлер принадлежал к разновидности людей, считавших, что бодрое «эгегей!» – наиболее остроумный ответ, который только возможно придумать. Таких людей обычным холодным приемом не остановишь.
– Так вот, копаюсь я сегодня утром в своем огороде, – сообщил он. – И представляешь, нахожу вот этот корень пастернака! Ну, думаю, тот молодой человек в словопечатне просто обхохочется, когда его увидит. Даже моя супружница не смогла удержаться от смеха…
К ужасу Вильяма, он запустил руку в коробку.
– Господин Винтлер, не думаю, что… – Но рука уже поднималась. Что-то громко заскребло по стенке коробки.
– Готов поспорить, молодая дамочка тоже не прочь похихикать.
Вильям закрыл глаза.
Он услышал, как удивленно ахнула Сахарисса.
– Право! Совсем как живой!
Вильям открыл глаза.
– Так это ведь нос, – выдавил он. – Пастернак, похожий на шишковатое лицо с огромным носом!
5
Что было совсем не трудно, как язвили всяческие недоброжелатели.
6
Кроме того, любой осмелившийся употребить анк-морпоркский бифштекс с кровью обеспечивал себе полную приключений и опасностей жизнь, которая удовлетворила бы даже самого отвязного авантюриста.