Катерина

– Даже думать боюсь, что после свадьбы было.

– Что, что… свекры аж из дому уходили, лишь бы не слышать стонов да воплей.

– Видно, это у вас семейное, – улыбнулась Катя. – Ты тоже своему покоя не даешь. Жопой-то крутишь, а потом еще жалуешься.

– А чего бы и не покрутить? После свадьбы уже неинтересно будет.

– Ох, Стешка. Вы друг друга стоите.

– Тут не поспоришь, все ж каждой твари по паре. Вот мы и нашлись с Колькой. А к тебе кто-нибудь сватался? Ходил же вроде один…

– То давно было и, кажется, не правда.

– Вот заберет тебя дядька в столицу, а там от женихов отбоя не будет.

– Чтобы забрать, ему для начала приехать надо. Мне уже и не верится. И знаешь, если не приедет, переживу. Лидия Васильевна с Семеном Владимировичем очень хорошие люди, меня не гонят, заботятся. Я им очень обязана.

– А я прямо вижу тебя в Петербурге, да в роскошном платье в карете. И едешь на бал, где до утра кружишься в вальсе с гусаром, али князем каким. Твоя матушка сил на ученья не жалела, вон какая умная получилась. Это ж как принято говорить, – задумалась. – А! Утонченная, вот.

– Выдумщица ты… Какие балы? Какие гусары?

– А про князя не сказала, – засмеялась белобрысая и конопатая Стеша. – Тогда отметаем гусаров и балы, с молодым князем гуляешь по мостовой.

– Все-то ты об одном…

– Ну, извини… У кого, что зудит…

Катя вернулась к Киртановым к обеду, сменила платье, после пошла к Марьяне, чтобы помочь собрать на стол. И пока они расставляли тарелки, кухарка все охала:

– Ну, совсем исхудала, голубушка. Кожа да кости. Тебе еще замуж выходить, детей рожать. А для того силы нужны.

– Да ничего не исхудала, – посмотрела на себя в отражении подноса.

– Исхудала, говорю, – и поставила на стол плошку со сметаной. – Вот кушала бы сметанки побольше, хлебушка.

– Согласна я с Марьяной, – вошла хозяйка.

– Лидия Васильевна, и вы туда же? – нахмурилась Катя.

Вдруг раздался громкий стук в дверь. Женщины спохватились, побежали, Марьяна так вообще запуталась в подоле и наступила на кошачий хвост, отчего животина заорала да вцепилась когтями в юбку кухарки.

Но не успели они за ручку взяться, как дверь открылась. Вошли в дом Киртанов и еще трое, двое работяг несли под руки какого-то господина. Тот всем видом указывал на то, что находится в почти бессознательном состоянии. Стонал, бормотал что-то невнятное, глаза жмурил, за сердце то и дело хватался. Усадили мужики его в кресло и тут же покинули хозяйский дом.

– Семен, кто это? Что случилось? – засуетилась Лидия Васильевна.

– Это, Лидушка, многоуважаемый Мокий Филиппович, дядя нашей Катерины.

Катя чуть в обморок не хлопнулась, как услышала. Марьяна тут же кинулась ее фартуком обмахивать.

– Отставить обмороки! – Киртанов сел на стул, поправил пенсне.

– Что случилось? – Лидия Васильевна смотрела то на мужа, то на убиенного в кресле, но потом собралась с духом, – Марьяна! Срочно неси наливку и мокрое полотенце.

Кухарка побежала обратно на кухню, на этот раз заблаговременно отвесив пинка кошке, коя снова улеглась прямо посередине пути. А Катя так и стояла, ни жива, ни мертва.

– Привез наш Степан Мокия Филипповича уже такого. Я пытался расспросить, что же с ним приключилось в дороге, но все без толку.

Через час стараний, а точнее после четырех рюмок наливки и холодных примочек, мужчина начал-таки разговаривать по-человечески. Он лежал на диване, на лбу у него лежало полотенце, руки Мокий Филиппович сложил на груди аки покойник, глаза блестели, то ли от слез, то ли от легкого опьянения.

– Это же надо, – простонал несчастный, – не успел с парома сойти. Обобрали, ироды. Чуть душу не вытрясли. Все до копейки, сундук с костюмами и прочими принадлежностями, – и начал чуть слышно перечислять, что же лежало в сундуке. – Это что же такое делается? Куда же полиция смотрит?

– Дядя? – подошла к нему Катя, глаза уже успели распухнуть от слез, а нос покраснеть.

– Вы кто будете, сударыня? – уставился на нее с недоверием.

– Как кто? – удивился Киртанов, – это Катерина Петровна Аксенова, племянница ваша.

– Ах, Ка-а-а-тя, – как-то без особого трепета протянул Мокий, – ну, здравствуй. Не думал я, что познакомлюсь с тобой при таких печальных обстоятельствах.

– Да, папенька с ма… – но он не дал договорить.

– Надо же… Лишился всего. Думал, живым уже не выберусь из лап разбойничьих.

Тогда Катя посмотрела печальным взглядом на Лидию Васильевну, отчего у той сердце защемило.

После запоздалого обеда Мокий Филиппович окончательно пришел в себя. Выглядел мужчина вроде и благородно, но как-то несуразно. С виду и не скажешь, что приходится родным братом Аксенову – толстоват, ростом мал, на узких плечах еле проглядывалась короткая шейка, на коей сидела крупная голова с огромными глазами чуть навыкате, утиным носом и пухлыми губками. Одет он был непривычно, хотя, семейство Киртановых дальше родной губернии не выезжало, посему они не знали, что нынче носят в столице.

К вечеру Аксенов соизволил-таки посетить дом покойного брата. Вошел он в ворота, оглядел двор, потом поднялся на крыльцо, потрогал резные балясины, поковырял ногтем и все губы поджимал. И наконец-то вошел внутрь.

– За усадьбой я приглядывал, как мог, – зашел следом за ним Киртанов, – мои работники трудились в поте лица, но с жатвой успели.

– И много ли получилось зерна? – послышалось из подсобки, куда первым делом заглянул Мокий Филиппович.

– Достаточно.

– Это хорошо.

На его ответ Киртанов только головой покачал.

– Да, – вернулся мужчина в залу, стряхнул пыль с пиджака. – Брат мой, царствие ему небесное, прожил простаком. Домишко худое, чрезмерно скромное.

– Это вы поняли, позвольте узнать, оглядев подсобку? – Семен Владимирович сложил руки на груди. Человеком он был сдержанным, но встречая явное невежество и напускной снобизм, начинал закипать.

– Я это понял, стоило мне войти во двор.

– Хорошего вечера, сударь, – боле с этим человеком Киртанову говорить не хотелось. – Катерина пусть эту ночь у нас пробудет, вам все же осмотреться надобно.

– Верно-верно.

Когда Семен Владимирович вернулся, застал жену за столом в обеденной зале. Столько грусти на лице любимой супруги помещику наблюдать еще не доводилось.

– Где Катя? – сел рядом с ней, взял за руку.

– Спит. Устала, бедняжка, – затем посмотрела ему в глаза, – не помощник он ей, не помощник.

– Как ни прискорбно признавать, но это так.

Часы отстукивали десятый час, за окнами давно стемнело, кошка лежала около стола и вылизывала отдавленный Марьяной хвост. А чета Киртановых все сидели, о чем-то думали.

– Вот тебе и родственник из столицы, – грустно усмехнулась.

– Ну, кто знает. Может, поживет здесь, проникнется.

– Дай Бог, чтобы так и случилось. Идем-ка спать, голова что-то звенит.

– Идем…

Супруги удалились в комнату, и в доме стало совсем тихо. А вот в имении графа сейчас Никанор держал ответ перед хозяином:

– Докладывай, – Блэр сидел в просторной зале внизу в кресле с высокой спинкой. Черные высокие сапоги поблескивали в свете свечей

– Все сделано, ваша Милость. Господина встретили, до села добрался в целости, разве что в растрепанных чувствах.

– Много ли при нем было?

– Почти ничего, – развел руками Никанор.

Граф тогда вскинул брови:

– Ничего?

– Сундук со старьем, какого даже мы не держим и три рубля наличности.

– Хорошо. Ступай.

– А как же просьба моя, ваша Милость? – вожак сжимал в руках потертый картуз.

– Задание ты выполнил, так что веди племянника своего. Посмотрим, что там за зверь такой, – усмехнулся Элвин.

– Так, завтра приведу, – улыбнулся Никанор.

– Да, да… Иди уже.

Когда вожак ушел, Блэр положил ноги на резную банкетку, взял в руки фужер с кровью и задумался. Волей судьбы все сложилось даже лучше, чем он мог себе представить. Отсутствие денег у Аксенова значительно упрощало задуманное.