Страница 43 из 48
-Теперь могу рассчитаться сполна. Бери, сколько хочешь. Но и мне немного по старой дружбе оставь. Хотя, на "Христианиафиорде"- до сих пор не могу забыть это дурацкое название парохода, на котором мы плыли из Америки в Европу - я по твоим словам, полностью с тобой рассчитался. Ну, когда тебя пытались арестовать в Галифаксе британские власти, и ты подрался с тем лейтенантом Джонсом. Если бы я за тебя не вступился, он точно бы выдрал все твои шикарные кудри и вышвырнул за борт. Ты после сказал, что я тебе ничего не должен.
-Да-а, славная была драка.
-Ты даже покусал матросов, помогавших лейтенанту.
-Кажется, ты тоже пускал в дело зубки.
-Одному чуть ухо за тебя не откусил. А твои дружки-соратники - Гриша Чудновский, Никитка Мухин, Лейба Фишелев стояли в сторонке и со страхом наблюдали.
Опять рассмеялись.
-Сколько прошли вместе,- вздохнул нарком,- межрайонка, июльские дни, Кресты. Ах, нет, в Кресты ты не попал, до сих пор не пойму, почему тебя тогда не арестовали.
-А я не пойму, почему Временщики не обвинили тебя в шпионаже, как Лысого и Гришку с Никитой, за проезд через Германию на немецкие деньги. Я-то на свои кровные через Швецию добирался. Это мы с тобой уже в Петрограде встретились.
-Не было никаких немецких денег. Я вернулся в Россию по линии международного фонда возвращения эмигрантов на родину.
-Не рассказывай сказки, Лёва. Твой заклятый друг Ленин, вытащил тебя из канадского лагеря, на немецкие деньги, и оба вы приехали сюда на те же марки, только на разных паровозах.
-Хоть бы и так,- согласился Троцкий.- Победителей не судят.
Он потер руки, как муха на потолке:
-Еще полгода и от белого деникинско-врангелевского духа в России не останется и следа. Мы вычистим до блеска царские авгиевы конюшни вместе с генералами. Это они врут про Учредительное собрание для всех сословий. На самом деле, мечтают вернуть старые порядки. Советские войска скоро освободят Харьков, Киев, Крым. Красные полки возьмут Ригу и Вильно, то же самое произойдет с Эстляндией, Сибирью. В сердцах трудовых народов живет стремление к объединению своих сил.
-Не на митинге, Лёва,- усмехнулся Зингер. - Сначала вы даёте латышам и эстонцам, по указке кайзера, свободу, а теперь снова собираетесь их освобождать. Не странно ли звучит? Вы запутались.
-Это ты запутался, мой друг.- Лев Давидович резко встал, сгреб золотые украшения двумя руками, высыпал на стол. Они покатились, падая на пол. - Вот что для тебя революция- грабь награбленное. А для нас, настоящих большевиков, это построение нового, бесклассового мира. Свободного для всех. Свободного от этой золотой дряни.
-Ишь как заговорил,- ухмыльнулся Зингер.- Давно ли ты убежденным большевиком стал? Раньше, помню, ты поклонялся этой "золотой дряни", а люди, по сути, не меняются никогда. И насколько помню из наших дискуссий, ты с этим соглашался. Про себя скажу так - для меня это не дрянь, а личная свобода. Не хочу я больше вашей советской свободы, Лева, насмотрелся. Вы уже теперь грызетесь, как пауки в банке. Ты люто ненавидишь своего "друга" Ленина. А двум медведям... Ленин тебе рано или поздно припомнит, что ты брал Зимний, а не он. Или он тебя сожрет в результате или ты его. Но не радуйся. Вы породили монстров, у которых и на тебя зубки найдутся. Одни усы и бородка от тебя останутся.
Повисла тишина. Где-то рядом раздался хохот солдат, будто они подслушивали разговор в штабном вагоне. Троцкий открыл дверь, велел своим помощникам, дежурившим рядом, утихомирить бойцов и принести чаю.
Чай настоящий, ароматный принесли немедленно в большом глиняном чайнике. Самовар "кочегарили" для наркома постоянно в одном из вагонов, а подавали в китайском чайнике. Дыма товарищ Троцкий органически не выносил, и самым большим испытанием для него было вдыхать ароматы паровозной топки. Но основатель Красной армии мужественно переносил все тяготы и лишения военной жизни. Вместе с чаем на стол поставили вазу с коричневым сахаром и баранками.
-Угощайтесь, господа,- гостеприимно предложил Лев Давидович, откусывая кусок сахара. Поморщился.- Зуб надо лечить, давно мучаюсь, но к врачу боюсь идти. Однажды мне тащили зуб, в Испании, целых два часа, прям как у Чехова в "Хирургии" и с тех пор боюсь зубных эскулапов.
-Водку с хреном надо прикладывать,- посоветовала Васнецова.
Троцкий замер, потом рассмеялся, погрозил шутливо пальцем:
-А-а, хитрая, образованная барышня. Едко. Это из того же рассказа Чехова, знаем.
-Вы похожи на того самого фельдшера Курятина, который тащил зуб у дьячка, да вытащить не мог, - продолжила Елена.
-Это, так сказать, иносказательно, понимаю. Только Россия не гнилой зуб, его просто так не вытащишь и не выбросишь.
-Пока вы только тем и занимаетесь, что мучаете народ, как дьячка Вонмигласова.
-Что ж, экстренная хирургия порой необходима, иначе погибнет весь организм. Только напрасно вы, мадемуазель, правильно? отождествляете белое движение, корниловцев и деникинцев с Россией. Если б было так, за ними пошел бы весь народ, а большинство с нами.
-Это "большинство" потом горько пожалеет.
Троцкий усмехнулся, помял рукой клинообразную бородку, неожиданно согласился:
-Возможно. Возможно, даже я пожалею. Но жизнь-это движение вперед, должен быть постоянный эксперимент, обновление, а в затхлом болоте могут жить только жабы. Вы еще очень молоды, но рано или поздно поймете непоколебимые законы диалектики. О вас мне докладывал Егоров - кадетка Александровского училища, дочь самого полковника контрразведки Васнецова. С вами мне более- менее, понятно. С Аркадием тоже.
Откусив все же кусок рафинада, Троцкий начал его по-стариковски рассасываться во рту, будто на домашнем чаепитии.