Страница 39 из 48
-Счастливый.
-Он-то, божий человек, за что пострадает? Отпустили хотя бы его.
-Потом обсудим, Казимир Евграфович. Нужно трогаться. Обратной дороги уже нет.
-Эх, грехи наши тяжкие. Спаси и сохрани, Царица небесная.- Машинист несколько раз перекрестился, перевел рычаг регулятора тяги от себя.
Паровоз часто запыхтел, словно проснувшись от долгого безмятежного сна, медленно пополз вдоль перрона. На нем по-прежнему никого не было.
Только когда миновали платформу и по бокам выросли покосившиеся ангары с какой-то рухлядью, на пути выскочили солдаты и сам начальник бронепоезда Подгубный. За пыхтением паровоза, усиливающего ход, Елена не слышала выстрелов, но видела дымки из их ружей. Несколько раз стукнуло в заднюю часть кабины, будто мальчишки-хулиганы бросали камешки.
Елена вошла в пулеметный вагон, когда Аркадий связывал сзади руки Свирчевскому. Чекист уже пришел в себя и бормотал что-то нечленораздельное. Данила с неизменной улыбкой помог перекатить его на топчане к борту.
Кирилл Андреевич, открыл глаза:
-Глупый ты, Аркаша, нам далеко не уехать. Подгубный, поди, уже все телефоны и телеграф оборвал. Дорогу перекроют на ближайшей станции.
-Ну да, один ты умный. Неужели ты и в самом деле решил, что я в Мценск или Шахово собираюсь, не знаю, что прямой железной дороги из Навля до них нет? И не нужен мне Лёва Троцкий, денег с него за спасение все равно не вытрясешь. Он и в Америки-то как последний жид жил, чуть ли ни по помойкам побирался, доллары экономил, хотя в газете, как и я, получал неплохо. Бог с ним. У меня и без него злата достаточно.
Зингер взял свой саквояж, расстегнул ремень, щелкнул застежкой, широко распахнул. Елена присвистнула, а чекист заводил носом, словно к нему поднесли его любимый пирог с капустой и яйцами. Данила заливисто засмеялся.
Саквояж до верху был наполнен ювелирными украшениями: золотыми и серебряными кольцами, серьгами, медальонами, браслетами в разноцветных камнях, часами.
-Неплохо,- выдавил Свирчевский.- Вот, значит, как ты пролетарскую революцию, Аркаша, понимал. Использовал, так сказать, в личных целях, как куртизанку.
-Что с куртизанки возьмешь, кроме нехорошей болезни? - ухмыльнулся Зингер.- А по сути, да, любая революция - продажная женщина. Мне это отчетливо стало ясно. И не завидуй. Это я не награбил, это река времени на берег вынесла.
-И прямо тебе в руки. Такого только по сгоревшим деревням и селам не наскребешь.
-Сожженных вами, большевиками.
-А ты не жег?
-Жег! И расстреливал, за что раскаялся и вечно каяться буду, церковь поставлю. А "наскреб" я это не в деревнях, как ты ернически заметил, Кирюшка. Однажды я отвечал за отправку очередной партии конфискованных у буржуев и попов драгоценностей в Москву. Кое-что, хм, завалялось. И никто, никто даже не почесался. Дал пару колечек солдатам из караульной службы, и они глаза закрыли. Знал бы, больше взял. Все равно награбленное вам на пользу не пойдет.
-А тебе пойдет.
-Пойдет. Вы потратите золото на укрепление своей партийной тирании. А я на счастье своё и близких мне людей.
-Кто же эти близкие, уж не Елена ли Николаевна?
-Она самая.
-Ей не до тебя. Она думает как бы быстрее до своего штаба добраться, о нашем наступлении сообщить.
Елена молчала и переводила взгляд с одного на другого.
-Что теперь толку сообщать?- пожал плечами Аркадий.- Наступление завтра утром. В нашу 13-ую армию накануне латыши и хохлы прибыли. Их к маршу готовят.
-Завтра? - переспросила Васнецова.
-Завтра, послезавтра, какая, в сущности, разница? Я уже говорил, Кутепову со Скоблиным в любом случае не устоять. Даже если они получат точную информацию, ничего не изменится. Поздно. Спектакль с подсунутыми Скоблину документами, я так понимаю, удался. Кутепов отказался перебрасывать части корниловцев к Кромам. Верно, Кирюшка?
-Верно, Аркашка. Поздно. Я рад, что мой хитроумный план сработал. Поэтому непонятно куда и зачем мы тогда едем.
-Как куда? На свободу. Хочешь, я тебе пару бриллиантиков дам? Ха-ха.
-Ты сумасшедший. Он сумасшедший, Елена. Разве вы не видите?
-Она все видит. И прекрасно понимает, что тебе, Сверчок, конец в любом случае. Ну, кто поверит, что ты не по своей инициативе угнал к белым бронепоезд, а под дулом револьвера? Если даже и поверят, кто тебе это простит? Начальник контрразведки фронта спасовал перед сопливой девчонкой и полоумным Зингером, которого никто никогда всерьез не воспринимал. Кому ты будешь нужен после этого? Если не расстреляют, отправят, вон, помощником машиниста на паровоз.
Данила опять заржал, потянул руку к золотым украшениям. Ему Зингер не препятствовал. Парень схватил золотую сережку, зажал ее в кулаке:
-Моя.
-Твоя,- согласился Аркадий.- Я не жадный.
За узкими окошками-бойницами вагона мелькали почти голые деревья, безжизненные полустанки: Приволье, Синезёрки, Стяжное. Над заброшенными полями и перелесками вьюжили снежные облачка. Местами снег покрывал бело-серыми лоскутами пожухлые ковры из поникших трав. Осень в этом году играла в прятки - то, казалось бы, уже отдала права зиме, то снова звала в гости лето.
Вдруг состав начал резко тормозить. Вагоны завибрировали, словно съехали на гравий.
-Что случилось?- Аркадий схватил подмышку саквояж, побежал в кабину машиниста. За ним поспешили Елена и Данила. Но объяснять Казимиру Евграфовичу ничего не пришлось. Впереди, на путях стояла дрезина, ощетинившаяся ружьями и пулеметом. Рядом - пушка. До дрезины было с полверсты. Метель прекратилась и "еж" просматривался издалека.