Страница 20 из 60
И вот эти интересы как раз и столкнулись на десятке гектар покрытой снегом земли, где достаивала свои последние часы, а может быть, и минуты деревня, история которой насчитывала примерно четыреста тридцать лет.
Вдруг с берега раздался голос одного из боевиков, многократно усиленный динамиком шлема:
— Давайте ненадолго прекратим стрельбу! В деревне могут находиться люди, которых мы должны живыми доставить к нам на базу! Если это так, то давайте приостановим огонь, чтобы модуль мог приземлиться и улететь уже с ними!
— А на кой? — так же ответил кто-то из защитников Сталочной. — Потом всё равно бой продолжится! И кого вы там собрались спасать? Этих экологов-предателей? Нет, вам придётся потрудиться!..
И перестрелка возобновилась с новой силой.
И никто не мог сказать, сколько она ещё продлится и какими будут её итоги.
* * *
Лес (100 метров к югу от Сталочной), 04:35.
— Вам придётся вести себя тихо.
Шёпот велка Зора звучал особенно убедительно. Хотя сам велк и подозревал, что здесь, на другом берегу Сталки, из-за более низкого радиационного фона его сверхспособность на воздействие на людей голосом будет слабее, дети, которые полукругом стояли перед ним, сидящим на снегу, жадно ловили слова велка. И, по всей видимости, безгранично верили ему.
— Ни одного лишнего звука. Иначе вы уже не сможете отпраздновать свой следующий день рождения. Иначе будет плохо всем — и мне в том числе.
Их группу охраняло несколько солдат, кольцом выстроившихся вокруг детей и Зора с оружием наперевес. Остальные бойцы под руководством командиров отделений, в темпе сворачивали свой временный лагерь.
— Не надо жаловаться. Вы не поможете ни себе, ни мне, ни солдатам, только навредите. Научитесь терпению, и в будущем, я уверен, всё с вами будет хорошо. Запомните, это очень важно…
— Велк Зор, мне в кустики надо… — так же тихо сказала какая-то девочка лет шести.
— И мне…
— И мне…
— Только быстро. И под моим присмотром, — вздохнул велк.
Всё-таки иногда с детьми бывает сложновато. Именно тогда, когда это может оказаться фатальным для них всех.
Зор вышел из кольца охраны и цепочкой повёл малышню следом за собой, к особенно густому скоплению торчащих прямо из снега голых веток, которые летом, наверное, были красивыми и пышными зелёными кустами.
— Приготовьтесь к тому, что вам придётся убегать, прятаться, мёрзнуть на этом холоде — без всякой возможности сделать свои дела или поесть, чтобы вас при этом не заметили, — не упустил шанса продолжить лекцию велк, на всякий случай деликатно отвернувшись. — Закончится еда, попить негде — разве что снег есть… Не бойтесь. Страх вам будет только мешать. Я буду рядом. Столько, сколько смогу. Всё, заканчивайте. У нас мало времени…
Зор заметил, как засуетились солдаты, строясь в ровные шеренги, и понял, что лагерь окончательно свёрнут. А значит, пора отправляться в неизвестном направлении, прежде чем их всех настигнут те, кто приземлился в лес по эту сторону реки.
Командир взвода что-то сказал бойцам, те что-то хором ответили — велк не понимал, что именно. Одно отделение вмиг окружило сталков, другое отправилось против течения Сталки, ещё одно — в глубь леса под острым углом к течению реки. Остальные рассредотачивались вдоль берега — вероятно, именно их должны будут обнаружить враги, придя на место резервного лагеря.
Один из бойцов тронул Зора за плечо и показал рукой вдоль Сталки против течения.
— Да понял я… Пошли, — бросил велк своим маленьким спутникам и, взяв ближайшего к себе за руку, небыстрым бегом направился вместе с солдатами охраны туда, куда перед этим ушло одно из отделений, чтобы проверить путь, по которому должны были следовать уцелевшие местные жители.
Дети все взялись за руки, образовали одну длинную цепочку, которая оказалась свёрнута внутри охранного кольца в три параллельные линии, и старательно засеменили вслед за Зором.
При этом на их лицах не было видно и капли страха. Они верили, что велк сделает всё, чтобы их уберечь. Больше даже, чем окружавшие их солдаты.
А Зор бежал вперёд, и в глазах его была обречённость.
Он тревожился не за себя — в конце концов, он уже пожил сорок с лишним лет, — а за детей. И постоянно возвращался к мысли о том, что в карманах его куртки было всего девять небольших сладких батончиков — всё, что он успел взять с собой из найденных в деревне запасов.
По одному для него самого и каждого ребёнка. Еда максимум на полдня. Потом надо будет что-то придумывать.
Если, конечно, он будет ещё в силах что-либо придумать.
* * *
Лес (8,5 километров к югу от Сталочной), 04:35.
В низу пологого склона невысокой горы, на вершине которой до прошлого вечера стояла федеральная база, царило сонное оцепенение и спокойствие.
На разложенных поверх снега сорванных ветках безмолвно лежали те, кто был ранен во время обстрела этой части леса.
Им не угрожал холод. В боевой экипировке была функция обогрева, которая, правда, съедала много энергии из аккумуляторов, поэтому раненые специально включили мощность ниже оптимальной — от двадцати до сорока процентов, в зависимости от состояния.
Им не угрожали голод и жажда. В особых карманах в броне имелись батончики концентратов — те самые небольшие запасы, о которых Миронов говорил сталкам. А бронеперчатки, если включить обогрев посильнее и направить тепло в нужные энергоканалы, вполне могли растапливать снег, а при достаточных затратах времени — нагревать полученную воду примерно до температуры тела.
Им не очень уж угрожали ранения. Медики оперативно обработали повреждения, вкололи необходимые лекарства и заставили включить режим лечения в полевых условиях в компьютерах комбинезонов. Теперь за состоянием пациентов должна была следить внутренняя автоматика бронекостюмов.
Им могло угрожать только открытое нападение.
Вокруг лёжки расхаживали уцелевшие при обстреле бойцы и военспецы, причём последние временно позаимствовали плазмеры у раненых, оставив тем для самозащиты лишь личные бластеры. Привалившись к дереву, дремал старлей, который вечером несколько часов безуспешно пытался связаться с Федерацией.
Именно с ним ближе к полуночи и говорил Миронов по поводу ожидающегося поздно ночью или рано утром нападения десанта мятежников. Конкретных цифр не называлось; подполковник просто сказал приготовиться к отражению новой атаки. Но по его тону старший лейтенант понял, что ничего хорошего не ожидается и их весьма условно боеспособная группа может столкнуться с превосходящим по численности отрядом противника.
Ещё подполковник тогда сказал, что назначает бывшего штабного дежурного командиром группы и перекладывает на него часть своей ответственности за судьбу раненых и специалистов.
И то, и другое было вполне логично. Во-первых, старлей был среди них старшим по званию, во-вторых, как и все, под контролем заведующего личной боевой подготовкой военнослужащих базы (в те страшные вечерние минуты буквально разорванного прямым попаданием снаряда) определённое количество часов в неделю проходил тренировки с реальными бойцами и голограммами, а значит, не был задохликом и знал, как обращаться с плазменным ружьём. Бывшее место в штабе должно было позволить ему использовать навыки по координации действий солдат. А раз его назначали главным на этом участке леса, то к нему автоматически переходила и доля ответственности за судьбу вверенных ему людей.
На всякий случай Миронов прислал несколько солдат на подмогу, но всё равно охрана «госпиталя под открытым небом» выглядела как-то несолидно, принимая во внимание потенциальную опасность. Но это было хоть что-то…
Сонное оцепенение было нарушено зуммером оперативного канала связи, прозвучавшим из внутренних динамиков шлема, который спящий старлей держал в руках.
Тихий, почти неслышный из-под чёрной бронированной полусферы звук заставил бывшего дежурного встрепенуться, затем, приходя в себя от короткого беспокойного сна, надеть шлем и голосовой командой подключиться к каналу.