Страница 77 из 130
Одним резким движением она сдернула с нее капюшон. Под ним оказалось милое лицо хрупкой девушки, искаженное болью и яростной злобой. По подбородку преступницы стекала кровь.
— Дайва?.. — потерянно пробормотала Мериона, от неожиданности теряя равновесие и осев на пол. — Что?.. Не может быть! Ты ведь была моей лучшей прислужницей! Как так вышло? Зачем, Дайва?! Зачем?! Почему ты убила их всех и напала на меня?!
Дайва перевела на матриарха свои яркие голубые глаза, полные гнева, и зло усмехнулась, пытаясь пошевелиться и перевернуться, но кинжал, торчащий из лопатки, вызвал только новую волну боли и кровавого кашля.
— Почему? А почему ты, самая жалкая из правительниц, дала приказ запечатать проход, когда там, в гибнущем городе, остался мой маленький слабый брат, который не успел добежать до тоннелей, и еще сотни таких же невинных как он? Почему ты приказала выпороть меня прилюдно на площади, когда я попросила о сущей мелочи — отпустить меня пораньше домой, к больному брату, за которым некому было ухаживать? А? Почему ты считаешь себя выше других? Ты — никто! Твоя мать, Гиселла, была великим матриархом! И она не сумела воспитать себе достойную замену! Ты убогое подобие правительницы, и те хетай-ра, которые посмели подчиняться твоим нелепым приказам, мертвы благодаря мне! И пусть это послужит уроком для остальных, которые вздумают слушаться тебя! — Дайва сплюнула под ноги окаменевшей от такой наглости Мерионе.
— Да как ты смеешь?! Эту власть я заслужила по праву крови, богиня ниспослала мне свою милость! Никто не может обвинять меня и мои приказы в нелепости, особенно какая-то зарвавшаяся служанка! — матриарх, сжав губы в узкую полоску и широко раздув ноздри, поднялась на ноги, нависая над преступницей непоколебимой скалой.
Дайва хрипло засмеялась, ее жуткий хохот перемежался с надсадным кашлем. Изо рта выходили сгустки крови.
— Как ты глупа и наивна!.. Матриарх Первого Бархана Иамес зорко следит за остальными городами. И я не простая служанка, как тебе бы этого хотелось… Она прислала меня в Третий Бархан, чтобы я наблюдала за будущей претенденткой на трон — Мерионой Анакорит. Мне поручено было оценить тебя, чтобы матриарх Иамес могла вовремя повлиять на ход событий и устранить помеху, если что! И ты оказалась капризной разбалованной дочерью! О! Поверь, Иамес уже узнала обо всех твоих грехах и слабостях… Пусть я не убила тебя, но Первый Бархан не позволит… тебе править… Мериона… — последние слова дались преступнице с трудом, но пугающая улыбка не сходила с ее лица.
Мериона не верила собственным ушам, она сжала свои побелевшие кулаки до хруста. Все хетай-ра, наблюдавшие эту картину, опасливо отступили назад, боясь попасть под горячую руку.
— Именем Великой Матери Эван’Лин и властью, данной мне богиней по праву крови, я, матриарх Третьего Бархана Мериона Иманила Анакорит, обвиняю тебя, Дайва, в совершении тяжких преступлений. И приговариваю к смерти.
Матриарх одним быстрым движением выхватила у себя из-за пояса длинный изящный меч, вырезанный из белой кости, и, ни минуты не колеблясь, вонзила его в спину Дайвы, верша с каменным сердцем свое правосудие.
Каравану пришлось практически сразу же сняться с места: никто больше не мог спать, все обсуждали произошедшее. Лантея неоднократно пыталась по дороге поговорить с сестрой о случившемся, но Мериона жестко прерывала все ее попытки и отмахивалась, как от надоедливой мухи. Было видно, что эта история с Дайвой произвела на матриарха большое впечатление, однако открываться даже младшей сестре она не желала. Девушка была вынуждена прекратить свои попытки и проводить все свободное время в компании Манса и Ашарха, которые, напротив, активно обсуждали ночные события, постоянно забрасывая спутницу вопросами.
Так караван, хоть и мало отдыхавший, все же проделал обычную норму пути, так как всех по дороге весьма подогревали разговоры. Когда ноги выживших начали гудеть через десяток долгих часов однообразной ходьбы, то хетай-ра встали лагерем в небольшой пещере с глубоким пресным озером. Удивительно красивое место поразило всех не только своим великолепием: в нем, к счастью, обнаружили пресноводных слепых рыб, которых часто можно было встретить в подземных озерах. Ужин у всего лагеря получился довольно сытным и вкусным. Да и сон выживших в этот раз ничто не потревожило: убийца, наконец, была поймана, поэтому можно было спать спокойно.
После пробуждения жители разрушенного Бархана вновь продолжили свой нелегкий путь. Но за все время унылого марша по одинаковым коридорам удача ни разу не улыбнулась хетай-ра: им встретилось лишь одно озеро с соленой водой, из которого нельзя было пить, так еще и все найденные ранее светляки к вечеру погибли от голода. Обычно они кормились грибами и мхом, но хетай-ра съедали практически всю найденную растительность, которой и так было недостаточно много для пяти сотен выживших. Да и выпускали насекомых на свободу только по вечерам, этого было слишком мало для светляков.
Жители вновь сделали привал в темноте. Они были голодны, жажда застилала им глаза: ведь все рассчитывали, что в пути будет больше источников питьевой воды. После сна выжившие казались уже не такими бодрыми: сил становилось все меньше, а дорога не кончалась. Стены тоннелей оставались такими же голыми и безжизненными. И даже во время очередного перехода разведке ничего не удалось найти: впереди не было ни растений, ни зверей, ни воды.
Следующие несколько переходов ничем не отличались от предыдущих. Хетай-ра начинали терять веру в то, из Диких тоннелей на самом деле существовал выход. Они шли уже достаточно долго, каждый день продолжая сбивать себе ноги в кровь в темноте, но за поворотом все не показывался долгожданный Первый Бархан. Перед сном бедные дети уже не могли так просто уснуть: у них болели животы, они плакали на весь лагерь. Да и многие взрослые плохо себя чувствовали, жалуясь лекарям на недомогание. Во всем были виноваты обезвоживание и недоедание, которые в конечном итоге повлекли за собой первых жертв: после одного из пробуждений в лагере обнаружили два тела, несколько жителей умерли во сне от истощения.
Над караваном царило настоящее отчаяние, сил становилось все меньше, и никто не знал, сколько это еще будет продолжаться. Единственный раз выжившим удалось найти одну небольшую пещеру, где стены оказались покрыты влагой, и на них росло совсем немного съедобной флоры. Оголодавшие хетай-ра, отталкивая друг друга, бросились на стены, руками сдирая мох и съедая его в сыром виде. Другие же лизали языками влажные стены, пытаясь хоть как-нибудь утолить жажду. Массовая борьба закончилась еще несколькими погибшими: кому-то пробили голову, другого мужчину оцарапали когтями по горлу, и он умер от кровопотери. Тела оставили в этой же пещере: искать виноватых было бессмысленно, ибо каждый немного, но приложил руку к их гибели.
После следующей ночи навсегда лежать на камнях остались уже восемь хетай-ра. В основном, это были старики, которые упорно шли с самого начала, но не смогли долго продержаться на такой жесткой диете, однако были среди умерших и дети. Выжившие уже не тешили себя никакой надеждой, они сильно замедлились, каждый передвигался держась в темноте за стенку. Многие жители оставались сидеть или лежать на полу тоннелей и больше не поднимались, а караван так и шел дальше. Аш, Манс и Лантея также были обессилены. Они старались держаться рядом, подбадривая друг друга и распределяя между собой крошечные кусочки сушеного мха, завалявшиеся в карманах. Они берегли воду до последнего, но и их фляги быстро опустели.
Когда полуживой единственный разведчик вернулся назад к каравану с криками ликования, что впереди Первый Бархан, то ему даже не сразу поверили. Хетай-ра долго пытались понять, не снится ли им это, но многие неожиданно сумели найти в себе последние крохи энергии, чтобы подняться, напрячься и сделать этот рывок. Несколько часов выжившие, шагающие дальше только благодаря свету надежды, неуверенно замерцавшему впереди, преодолевали последние километры.