Страница 52 из 130
— Извинение! Извинение! — хетай-ра повторял на ломаном залмарском языке одно и тоже слово.
Ашарх попытался поднять Манса, но тот монотонно продолжал просить прощения, раскачиваясь из стороны в сторону в пугающем трансе. Преподаватель принялся нашептывать что-то успокоительное, хотя он и сам был на взводе после всего произошедшего. Впервые в жизни профессор убил кого-то. Эта теплая кровь теперь навсегда останется на его руках и запечатлеется темным пятном в памяти.
На глазах юноши заблестели слезы. Аш неожиданно очень четко осознал, что перед ним в этот момент находился еще совсем молодой парень, который, пусть и стал совершеннолетним, но пока что, видимо, очень мало сталкивался с жестокостью окружающего мира и не умел правильно на нее реагировать. У Манса было благородное сердце — он пообещал сестре всеми силами защищать гостя, а сам позволил убийце подкрасться так близко. Ашарх понял, что именно за это хетай-ра и извинялся. Но он определенно сумел в эту ночь доказать свою верность.
Так и сидели в комнате с окровавленным трупом двое мужчин с необычайно разными судьбами. Один плакал из-за жестокости мира, а другой думал о том, что впервые оборвал чью-то жизнь.
В это время Лантея, несмотря на глубокую ночь, еле перебирая утопающими в песке ногами, брела по пустыне. Солнце село уже давно, холодный ветер пронизывал до костей, от него не спасал даже длинный плащ, но девушка упорно продолжала двигаться вперед, в ей одной известном направлении. Со всех сторон маленькую фигурку окружали только горы сыпучего песка.
Лантея больше всего на свете хотела спать. Она была измотана. За весь этот долгий день у нее во рту не побывало ни крошки, а пустой бурдюк печально бил по бедру при каждом шаге, напоминая о необходимости его наполнить. Только сделать это было негде. Действующих колодцев в пустынях Асвен осталось не так много, и большинство из них находилось гораздо дальше от Третьего Бархана, ближе к самому центру песчаного края. Девушке нельзя было позволять себе отдыхать. Жизнь Ашарха зависела от цветка — каждый шаг Лантея напоминала себе об этом.
Неожиданно она заметила быстрое движение на песке. Это маленькая юркая ящерка не спала ночью. Девушка, словно дикий хищник, набросилась на свою добычу и крепкими когтями насквозь пронзила хрупкое тельце. Она оторвала голову ящерице одним движением и съела тело вместе с кожей, хрустя маленькими костями, наслаждаясь холодной кровью жертвы, которая хоть немного утолила ее чудовищную жажду.
Если бы кто-нибудь в этот момент увидел девушку со стороны, то вряд ли бы он признал в ней дочь величественного матриарха. Скорее, это был лютый зверь, существующий только благодаря инстинктам, оставленный посреди бескрайних пустынь выживать. Но на многие десятки километров вокруг не было ни одного разумного создания, которое бы стало свидетелем этого неприятного превращения.
Лантея продолжала взбираться на песчаные холмы практически ползком. Счет времени она давно уже потеряла, ей казалось, что эта ветреная ночь никогда не закончится, как и бесчисленное множество дюн, которые она все преодолевала и преодолевала. В какой-то момент ноги свело от усталости, и рыхлый песок принялся стекать вниз по склону, унося вместе с собой и истощенную хетай-ра. Девушка кубарем скатилась к подножию дюны и просто не смогла найти в себе сил подняться и продолжить путь. Словно тело ее лежало на дне, и всей мощью своих вод целый океан давил на него. Она прикрыла глаза ровно на мгновение, но сразу же провалилась в тяжелый темный сон.
Манс и Аш далеко не сразу пришли в себя после произошедшего инцидента. Когда они успокоились, то были вынуждены все же позвать стражу, которая оказалась столь невнимательна, что пропустила во дворец чужака. Комнату сразу же наполнили воины, началась бестолковая суета. Хетай-ра изучали место преступления, говорили с Мансом и постоянно сновали из коридора в спальню и обратно. Вскоре проснулись жильцы всех соседних помещений. Разбуженные голосами, они стали с любопытством заглядывать в комнату. Ашарх сидел на краю своей кровати и наблюдал за активно жестикулирующим Мансом, пытающимся объяснить подробности недавних событий.
В скором времени сквозь небольшую толпу народа, словно корабль сквозь морские валы, уверенно прошел муж матриарха. Суровый и сдержанный хетай-ра окинул взглядом всю комнату и присутствующих. Его взгляд особенно задержался на Аше, прикрытом теле убитого и остановился на Мансе. Профессор заметил, как юноша непроизвольно сжался, будто старался выглядеть меньше и незаметнее в присутствии отца.
Стражники расступались перед этим мужчиной, он действительно был окружен непередаваемой аурой властности. Некоторые воины спешно докладывали мужу матриарха всю информацию о происшествии, но во взгляде отца Лантеи читалось нескрываемое недоверие, а его выдержка и горделивая осанка заставили Ашарха прикрыть глаза в надежде на то, что это представление как можно скорее закончится.
Отец даже не приподнял покрывало, чтобы посмотреть на труп убийцы. Он сразу же подозвал к себе не терпящим возражений жестом Манса и заговорил с ним низким грубым голосом на изегоне. Юноша чувствовал себя неуютно в присутствии отца, он старался не смотреть ему в глаза и в целом выглядел весьма рассеянно. Аш наблюдал за разворачивающейся перед ним сценой, и у него создавалось впечатление, что это разговаривали не отец и сын, а судья и преступник. Когда недолгая беседа закончилась, то муж матриарха выглядел еще более сердитым, чем когда зашел в комнату пять минут назад. От неудовольствия у него даже задергался уголок рта, обнажая звериные клыки.
Какое-то время отец Лантеи раздавал указания стражникам и разгонял любопытных зрителей. Напоследок окинув Ашарха внимательным взглядом из-под белесых ресниц, мужчина, наконец, удалился. Следом на ним воины вынесли и тело убитого. А профессор и Манс вновь остались вдвоем в пустой комнате с кровавыми разводами на полу. Преподаватель брезгливо поморщился при виде алого пятна, которое было делом его рук, и зашелся тяжелым кашлем, никак не желающим оставлять его после перенесенной болезни. Манс тоже окинул разводы неприязненным взглядом и в конечном итоге жестами предложил уйти из этой комнаты в его спальню.
Покои юноши оказались довольно скромными: небольшое помещение, где все горизонтальные поверхности оказались завалены рабочими инструментами, заготовками кинжалов и метательных ножей, а также мусором — осколками костей и стеклянной пылью. Ашарх усмехнулся про себя, оценивая беспорядок, сгреб с кровати кипу пергаментов с эскизами оформления рукоятей оружия, и присел на ложе. Манс необыкновенно смутился, что профессор стал свидетелем хаоса в его комнате, и принялся убираться, но хватило его ненадолго.
— Это был твой отец, да? — любопытство Аша терзало его изнутри как стая голодных псов.
Манс примостился на краешке стола, напротив преподавателя, и сразу же достал свой словарь из-за пояса.
— Я… знать… не… — юноша замолчал и задумчиво сверился с записями. — Не знать… слова… «отец».
— Отец, папа, — профессор не увидел в глазах соседа понимания. — Ох… Лантея, Мериона, Манс — дети. Матриарх — мама. Кто отец?
Спутник Ашарха рукой взлохматил свои короткие белые волосы, пытаясь соотнести в голове все, что он услышал, и познать смысл сказанного. Преподаватель почесал нос и достал из сумки лист пергамента. Он изобразил всю правящую семью, подписал имена каждого и указал на символическую фигуру отца.
— Это был папа?
— Да! — юноша посветлел лицом и кивнул. — Бартелин — имя. Папа.
— Кто он в Бархане? Воин? Страж? — продолжил свой допрос профессор, пытаясь пририсовать к фигуре отца меч.
Манс в очередной раз нахмурился и углубился в изучение своего словаря. Ашарх понял, что дело не пойдет быстрее, поэтому принялся рисовать со всем старанием.
Несколько часов мужчины посвятили улучшению своих художественных навыков и пополнению словарного запаса хетай-ра. Аш счел необходимым подойти к обучению своего спутника с максимальной отдачей сил. Теперь, когда в верности юноши сомневаться не приходилось, он намеревался в максимально сжатые сроки разрушить языковой барьер между ними.