Страница 115 из 130
После этого ужасного происшествия караван шел дальше почти до самой полуночи. Лишь тогда имперцы дали команду на отдых, и все пленники мешками упали на землю, лишенные сил. Большая часть одежды на рабах порвалась и была покрыта слоем пыли и грязи, из-за палящего солнца у многих обгорела кожа, а волосы сбились в колтуны. От них несло потом и мочой. Трудно было в этих измученных созданиях опознать представителей гордой расы альвов. Да и сам Ашарх выглядел ничуть не лучше.
В этот раз преподаватель с интересом наблюдал за тем, как некоторые альвы уже робко тянулись к мешку с мясом. Их сопровождали злобные взгляды голодных соотечественников, которые пока что не поступились собственными принципами. Профессор и его шеренга этим вечером оказались почти у самого края круга, поэтому он с любопытством прислушался к разговорам между имперцами, которые явно были чем-то озабочены:
— Да здесь эта река должна быть, говорю тебе! Мы от нее ровно два дня шли! — громко возмущался один из ифритов, на котором была надета тяжелая кожаная юбка, покрытая кольчужными кольцами. Это явно был один из представителей тяжелой пехоты.
— Ну вишь ты, дурья башка, нету ее! — беззубо прошепелявил огромных размеров имперец, чей рот пересекал уродливый рубец. — Ежели мы вовремя к границе не выйдем, то галеры уйдут.
— Никуда они не уйдут, — возразил еще один ифрит, разглядывающий какой-то свиток. — Сотник сказал, что корабли будут стоять сколько надо. Завтра мы выйдем к реке. Это точно.
— И хоть бы быстрее! Жарко тут как в печи, — пожаловался первый из говорящих, смахивая со своего обнаженного торса капли пота. Ашарх знал, что никто из имперских воинов не закрывал живот доспехами, таким образом демонстрируя храбрость и отсутствие страха перед смертью или ранениями. Именно поэтому солдаты были покрыты шрамами, как их псы — блохами.
— То верно. Скорее бы в Тардор, там уже осень… Прохладно небось, хорошо! — протянул беззубый воин и его поддержали несколько голосов. — В подполе холодная настойка ждет!
— Рано тебе об отдыхе думать, Медвежий Рев. Сначала бы доплыть до Салкахаса без проблем, чтобы вся эта падаль зеленая не подохла и не разбежалась.
— Да там до дома рукой подать по тракту. Чай с галер они никуда не денутся, десятник.
— Сам знаешь, они глупые да гордые. Языки себе оторвут, лишь бы сдохнуть с честью, — ифрит с картой, который, судя по всему, был командующим этого десятка, кивнул себе за спину, где спали пленники. — Чем больше народа экзарху приведем, тем больше заплатит. Но таскаться с этими недоносками слабыми и беречь их тоже не хочется. И так пять десятков наших порешили.
— На галерах старичье всякое и хворые подохнут, а генерал-экзарху только сильных приведем. Может, он за них даже вдвойне заплатит, — потирая руки, проговорил ифрит, до этого молча жевавший колбасу. — Если до галер никто не сдохнет больше, то почитай отличный улов у нас!
Все солдаты поддержали говорившего нестройным гулом голосов, а Ашарх, уже закрывая глаза, с отчаянием подумал, что если ему с хетай-ра не удастся сбежать до границы империи, то после Салкахаса их шансы начнут таять на глазах.
Очередной ранний подъем никому не добавил добродушия. Альвы стоически страдали, все еще продолжая отказываться от мяса и питаясь лишь найденными по дороге корешками и ветками кустарников. Степи становились все зеленее, их бескрайняя равнина тянулась до самого горизонта, и лишь иногда вдалеке можно было заметить, как из объемных облаков тянулись косые штрихи дождя. К сожалению, в этой части прерий не стоило даже мечтать о ливнях, поскольку воздух был застоявшимся и раскаленным, как чугунная сковорода. Периодически каравану попадались голые стволы одиноких деревьев, но до желанной прохлады ифритских лесов нужно было идти еще долго. Многие альвы, привыкшие к влажной земле Леса, обжигали голые ступни о высохшую почву степей и рвали на себе одежду, чтобы обмотать стертые ноги.
Ашарх целый день потратил на то, чтобы в шеренгах пленных рассмотреть хотя бы одно знакомое лицо. Он надеялся, что увидит Бриасвайса или начальника гарнизона. Но ни один из альвов раньше не встречался профессору, даже среди немногочисленных стариков не было тех, кто входил в Малый Синклит. Они все или погибли при захвате крепости, или же им удалось скрыться в Лесу. На одной из остановок преподаватель, осторожно называющий имя «Бриасвайс» всем альвам, к кому мог обратиться, наконец отыскал того, кто сумел приоткрыть завесу тайны над судьбой заместителя начальника гарнизона. Сутулый одноглазый воин, чья глазница еще сочилась гноем и сукровицей, провел пальцем по животу, демонстрируя, что Бриасвайсу выпустили кишки. Ашарху от этой информации не стало легче, но, по крайней мере, ни на какие силы, кроме собственных, теперь рассчитывать не стоило.
Ифриты становились злее: ранние подъемы и тяжелые переходы по жаре могли утомить кого угодно. Поэтому имперцы вымещали гнев на безвольных рабах. Они шутили, толкали альвов и дразнили их бурдюками с прохладной водой. К середине дня одному из рабов напекло голову, и он потерял сознание. Караван остановился, а один из всадников слез с ксоло и пошел проверять состояние пленника. Он побил его по щекам, но альв не шевелился. Тогда воин пощупал вену на горле, однако и она не билась. Похоже, это была первая жертва сурового голодного режима. Солдат снял с шеи пленника веревочную петлю, поднял тело за ноги и оттащил в сторону. Все рабы, замерев в своих шеренгах, с опаской наблюдали за происходящим: несколько хозяев ксоло подвели псов к трупу и отдали команду. Собаки мгновенно набросились на мертвеца, они разрывали плоть клыками и, не жуя, проглатывали мясо с рычанием. Несколько животных даже завязали драку за право обладания внутренностями: они с угрожающим воем вцепились друг другу в загривки и царапались до тех пор, пока один, поскуливая, не отполз в сторону. Через пять минут от альва не осталось ни косточки, а довольные хозяева отвели своих сытых питомцев обратно в строй. Среди дрожащих от ненависти и страха рабов слышался одинокий женский плач.
Ближе к закату караван вышел к реке Мистис, которая, сделав крюк у крепостных стен Ивриувайна, вновь вернулась на прямой северный курс. Извилистые каменистые берега должны были привести ифритов и их пленников прямиком к границам империи Ис. Рабам, под строгим контролем солдат, позволили быстро окунуться в воду. Каждой шеренге давали едва ли больше нескольких минут, чтобы помыться. Кто-то быстрее полоскал свою смердящую одежду, другие распутывали свалявшиеся волосы, а некоторые жадно пили прохладную воду, даже не смущаясь, что рядом с ними стирают ножные обмотки.
Лагерем встали на этом же месте, хотя солнце еще не садилось. Ифриты намеревались как можно раньше разбудить пленников, поскольку, судя по их разговорам, до границы оставалось полтора дня пути, но они намеревались пройти это расстояние за один день. Профессор, у которого ноги в сапогах давно уже превратились в постоянно кровоточащее скопление мозолей, мог лишь с тоской думать о том, что из-за суровой бдительности имперцев и их псов сбежать у них вряд ли получится. Силы с каждым днем убывали: ифриты делали все, чтобы рабы каждый вечер падали лицом в землю, и у них не было желания даже шептаться друг с другом.
Утром преподавателю удалось сказать Лантее несколько слов во время построения. Мужчина передал информацию о галерах, стоящих у границ империи, и о том, что после сплава нужно будет обязательно бежать и затеряться в лесах. С восходом солнца путь продолжился. Караван двигался на север по берегу реку, а имперцы постоянно поглядывали в сторону Леса, который иногда можно было увидеть на горизонте. Насколько Ашарх помнил, на этой части крепостной стены должна была находиться альвская крепость Ференаат, но ее защитники при всем желании не смогли бы рассмотреть отряд из-за расстояния в несколько десятков километров.
Все больше альвов, следуя примеру соплеменников, перестали отказываться от мяса, но все еще оставались и те, кто гордо игнорировал пищу. И именно они чаще всего обессиленные оставались лежать на земле, чтобы после отказа подняться на них натравливали вечно голодных ксоло. За последующий день количество пленных уменьшилось почти на десять альвов. Имперцев это чудовищно раздражало, но они ни на минуту не сбавляли темп, продолжая гнать караван к границе. Однако хотя бы жара начинала постепенно спадать: окружающий ландшафт менялся достаточно быстро, и вот уже выжженные солнцем степи уступили место заливным лугам, где гулял приятный ветерок и речная прохлада разгоняла полуденный зной.