Второгодник

— Все, что вы говорите, — полная ерунда и не хочется тратить на нее время. — Пришлось рубануть резко, чтобы до поры до времени избегать оценочных разговоров. Будут результаты — тогда поговорим.

— Мне надо понять, чего можно ожидать от распиловочного и окорочного участков. С учетом того, что работать будут дети. В норме одна пилорама. Р-63 может выдавать 8 кубов обрезной доски в смену. Это правда?

— Я больше шести не давал и не слышал, чтобы кто-то мог сделать больше, — ответил Виктор Сергеевич.

— Но ведь характеристики пилорамы… — начал было я, но Виктор Сергеевич меня перебил:

— Кроме того, чтобы пилить, надо подать бревно, рассортировать доски, сделать пакет на второй прогон и так далее, и так далее, а работников и в лучшие-то годы больше трех на пилораму не было.

— Так значит, все упирается в количество работников?

— Все упирается в плановую себестоимость и в то, куда ты денешь тридцать шесть кубов обрезной доски в день.

— Тридцать шесть кубов — это половина экспортного вагона. Если все пилорамы будут работать весь месяц, 22 рабочих дня, то это всего одиннадцать вагонов. Чего тут продавать? Контракт ведь есть, только пили.

— Больно ты умный! Посмотрим, сколько ты продашь, — проворчал все тот же голос.

— Сколько будет — все продадим. — Продолжать этот разговор было неинтересно. Меня волновал другой вопрос: как поведут себя ребята, когда эмоции, которые мы с Ноной нагнали, схлынут? Придут ли? Насколько глубоко засел пофигизм в их душах? Первые дни будут невероятно тяжелыми.

— Волнуешься? — сзади подошел Виктор Сергеевич и приобнял меня за плечи. — Не бойся, придут! Село с утра продолжает гудеть.

Он оказался прав. Пришли все. Сорок человек. Что ж, пора выходить из подполья.

— Строиться по отрядам, в колонны по три! — прокричал я. Получилось визгливо и истерично. Да уж, этот детский голосок! Ничего с этим не поделать.

— Во! А это что за пупок на ровном месте нарисовался?! — закономерно прилетело из толпы ребят, которая и не подумала реагировать на мои потуги. Мужики стояли в стороне, не вмешивались и с любопытством ожидали, как я буду выкручиваться.

— Строиться! Я председатель Совета Командиров, меня назначила директор школы. Своим приказом! Строиться сказал!

— Ну-у, если он сказал, то сам пусть и строится! — Толпа ребят была готова превратить все в цирк.

— Командиры отрядов, подойдите ко мне! — когда не спеша ко мне подошли два десятиклассника, продолжил:

— Я понимаю, что мой возраст, мои габариты и тембр голоса не способствуют появлению желания мне подчиняться, но я есть и буду вашим командиром. Это не обсуждается. Потому что умнее, образованнее, да и сильнее любого из вас.

Ребята загудели. Говорил я громко, и многие слышали.

— Что-то делать начинаете только тогда, когда вам наваляют по мордам? Что мозгов не хватает, чтобы приложить их к принятию решений? — Я состроил максимально скептическую рожу.

— Ладно, смотрите, если кто-то повторит, то займет мое место.

Достал юбилейный рубль, согнул его и на вытянутой руке передал Сергею Остроухову, сыну нашего участкового. Среди ребят его никто не называл иначе, как Ухо. Он взял его в руки, покрутил и развернувшись бросил пацанам.

— Строиться! — он выглядел гораздо более авторитетно. Дальше ситуация стала выправляться, правда, на ближайшем перерыве мне пришлось показательно рубль выпрямить.

— Виктор Сергеевич, принимайте и организуйте рабочий конвейер, пожалуйста.

— А это как? — спросил Виктор Сергеевич. Мне показалось, что в глазах у него плясали смешинки, а может, нет.

— Это значит, что надо разбить весь производственный цикл на элементарные операции и расставить исполнителей. Одни бревна подтаскивают, другие нагружают тележки, третьи пилят, четвертые отделяют и вывозят горбыль и так далее.

— Понятно, коли так, — произнес Вовкин отец и улыбнулся во все тридцать два зуба.

Процесс пошел, потихоньку ускоряясь. Первый час Виктор Сергеевич раз десять свистком останавливал работы и делал внушительный втык, если кто-то, по его мнению, слишком близко подошел к нарушению техники безопасности. Во второй час остановок было в половину меньше.

А потом подошло время перерыва. Где-то без десяти одиннадцать в ворота леспромхоза въехала телега, запряженная колхозной клячей. Ей уже давно не доводилось работать. По возрасту и состоянию здоровья она большую часть своего времени бродила по выгону перед конюшней. Никому в голову не приходило ее как-то использовать. Тут же этот антигуманный акт свершился, кто-то впряг Марусю в телегу, а та, почувствовав себя при деле, вспомнила молодые годы и воспряла духом. Разве что только не бежала, не по годам ей это, но головой мотала вполне весело.

На козлах сидела Светка из четвертого класса, а рядом весело скакали еще три девчушки, мал мала меньше. Что характерно, взрослых с ними не было. Живописность зрелища была такова, что челюсти ребят отвалились и закрываться не спешили.

— Перерыв, перерыв! — бодро кричала Светка, а остальные девчата с энтузиазмом подвизгивали. Зрелище вызвало положительную реакцию в коллективе и своим исполнением, и своим содержанием. Не сказать, что все устали, но отказываться от бутерброда с чаем дураков не нашлось.

Светка стояла на телеге и, уперев руки в боки, покрикивала:

— Давайте быстрее, нам за вами еще посуду мыть и кормить другие отряды! — Одна девчушка раздавала бутерброды, другая зачерпывала сладкий чай из армейского термоса, а Светка с ястребиной зоркостью следила, чтобы кто-нибудь не утащил второй бутерброд.

— А добавки?! За всю свою предыдущую жизнь столько бревен не ворочал. Мне надо силы восстановить.

— Нонна Николаевна сказала, что много есть вредно, работать плохо будешь, полежать потянет, — отрезала Светка.

— Я исхудаю, меня девушки любить не будут! — Фантазия ребят начала разгораться, как сухая трава в степи. Веселиться — не работать. Виктор Сергеевич раздал девчушкам по хворостине и со словами: Так эти неслухи понимают лучше! — отошел в сторону, чтобы с мужиками полюбоваться на творение своих рук. Было весело. Девчата лупили, ребята "падали в обморок".

— Все! Время кончилось! Командирам вывести отряды на рабочие места! — гаркнул Виктор Сергеевич. У него получилось гораздо более внушительно, чем у меня. Что ж, нет предела совершенствованию.

За этот день мы запустили три пилорамы, а одну проверили на работоспособность. В полный рост работали на всех окорочных станках и щеподробилках. Два плюс два. В итоге одна пилорама работала с окоренным кругляком и делала необрезную окоренную доску, а две из неокоренного кругляка, но предварительно отобранного по диаметрам, делали обрезную доску. Выход пока на уровне сорока пяти-пятидесяти процентов.

После обеда к нам присоединились "упаковщики", которые занялись мульчой и щепой, а Елена Петровна вместе со своими девчатами пытались придумать способы подсчета нашей производительности. Когда я уходил на другие участки, шум стоял знатный и бодрый.

Совет Командиров собрался только к семи часам. Нонна Николаевна начала с разноса:

— В чем дело? Команда была собраться в восемнадцать тридцать, а сейчас сколько? Вам что, товарищи дорогие, плевать на мои слова? Я требую, слышите, требу-ю, чтобы работы начинались и заканчивались вовремя, все мероприятия проводились по плану, обеды и перекусы не срывались, документы создавались, отчеты делались полностью. Без дисциплины все наши планы полетят к чертям, а мы с вами окажемся пустобрехами. Кого как, а меня такая перспектива не радует. Остроухов, почему опоздал?

Серега встал и как-то обреченно проблеял:

— А зачем все это? У меня после обеда треть пацанов ушла, говорят — пусть негры на плантациях так горбатятся. Надо мной все смеются. Мне что, больше всех надо?

Славик Дроздов, командир второго отряда, сказал:

— У меня ушло семь человек из двадцати.

Мое терпение на этом закончилось.

— Командиры отрядов, у которых ушли работники, должны пойти и привести их сюда. Сейчас. Приказ директора школы. Дядя Искандер, тем, кто не придет, или после разговора все-равно не выйдет на работу, надо будет перекрыть доступ туда, где идут работы. Разговор с ними будет только после повинной на Совете Командиров. Отбирайте себе ребят в "Витязи". Заседание Совета Командиров переносится на час.