Страница 19 из 21
«Может и правда…это всё моя дурацкая подозрительность? – он коротко усмехнулся своей мысли, чувствуя, как капля пота, словно подтаявшая льдинка, скользнула по его рёбрам. – А если это «прослушка»…и они там, в фургоне, слышат каждый мой вдох?…» В белом махровом халате, он поставил кожаный тапок на порожек балкона, продолжал следить за микроавтобусом, словно искал в нём знакомого. Точно невидимая натянутая струна соединяла его с этой машиной. Тончайший луч, будто из лазерного прицела, тянулся от «БМВ» к нему. Тошнота, против воли, судорогой сводила желудок. Танкаев машинально посмотрел себе на грудь, ожидая увидеть малое красное пятнышко. Нет ничего. Он выбил из пачки сигарету, шагнул в сторону, освобождая дорогу мнимому лучу. «С этими догадками умом тронешься. Надо будет через своих спецов проверить эти машины…Пробить хозяев если что…принять меры. Он зафиксировал в памяти номер подозрительного автобуса, как прежде – номер чёрного «мерседеса». Смятение и тревога продолжались пару минут, пока он курил по-фронтовому в кулак, стоя у окна. Затем бросил плед, подушку на диван, лёг и снова забылся, предаваясь своим вопросам.
…он лежал без мыслей, без чувств, на спине, закатив под медными веками остановившиеся глаза, закинув руки за голову.
Сначала под веками сохранялась безжизненная млечная пустота, и его, будто не было на земле. Потом её материнские прикосновения начали вызывать в нём жемчужные мерцания, разноцветными точками наполнявшие пустые глазницы. И это была жизнь. Он, как это с ним происходило не раз, шаг за шагом начинал появляться-возвращаться, но не на землю, а в иное, создаваемое его памятью пространство. В этом туманном пространстве возникала, скрывалась, и вновь сверкала сквозь ресничную листву прозрачная бегущая вода с плескающейся в ней на солнце радужной форелью…
Виноградные лозы, взбегавшие вверх по шестам, создавшие резное плетение, сквозь которое осколком лазурита синело дагестанское небо. Под виноградным навесом стоял длинный, сработанный отцом, чинаровый стол с бирюзовым сугробом, из которого виднелось гончарно-красное горлышко полузасыпанного кувшина. Деревянные лавки были в снегу, и там, где собиралась на трапезы большая дружная семья, лилось вино, надламывался мамин хинкал, капал с сочным кусков баранины расплавленный сладкий жир, теперь было пусто, лежало холодное солнце цвета льда и не было слышно родных голосов…Из сокровенных глубин памяти возникло новое мгновенное видение. Гибкие, быстрые девушки в долгополых аварских платьях танцуют на изумрудной траве, волнуются их парчовые платки и чёрные длинные косы. Ослепительная, солнечная, в алмазных снегах вершина, и он, мальчик в каракулевой шапочке, стоит у родной сакли среди горячего света, влажного сверкания, смотрит на каменную твердыню, над которой ветер сносит в бездну, вернувшуюся к своим птенцам орлицу.
Щемящие сердце воспоминания зажигали в нём эти видения, и он сладко дремал, бесконечно благодарный этим волшебным минутам, в полной их власти, утратив волю и имя, как вдруг…Будто зло брошенный камень в стекло!
Перед мысленным взором чёрным вихрем прокатилось пламя и, как взрыв, разлетелось клочьями жидкого огня. Каштановые волосы телеведущей Сорокиной рассыпались поверх алой, как кровь, повязки, а её миндалевидные глаза на скованном напряжением лице – как рюмки с коньяком, были полны нервной возбуждённой радости. Она буквально затекала, сочилась ядом, как девка под мужиком, в адрес военных России. Рука с протянутым микрофоном указывала на экран, на котором пуржили кадры фронтовой хроники 1995 года – первой чеченской кампании под броским названием «Жестокие звёздные войны».
…изглоданные снарядами многоэтажки Грозного, похожие на обгорелые до черноты кукурузные початки, лучше всяких слов убеждали собравшихся в студии людей, в правоте названия фильма.
…начавшийся на рассвете, на отдельных участках, бой разгорался, захватывал своими вспышками, рокотами, косматыми дымами всё новые районы. Из отдельных лоскутов, огненных мазков и линий сливался в общую картину штурма, которая была явлена глазам миллионов телезрителей – клубами копоти-чада, тусклыми отдалёнными мерцаниями, мутными молниями реактивных снарядов. Дополнялась звуками разрывов на центральных площадях и окраинах, рокотали артиллерии, наносившей огневой удар перед атакой штурмовых групп, чавканьем танковых пушек, долбящих фасады с засевшими снайперами.
… Злая фурия с микрофоном, чьи глаза сверкали, как праздничные новогодние игрушки, настойчиво гвоздила и заклёвывала каверзными иезуитскими вопросами приглашённого на ток-шой командира танкового полка боевого полковника Юрия Буданова. Умело пользуясь положением ведущей и тем, что она в юбке, энергичная Сорокина практически не давала ответного слова своему оппоненту в погонах.
Между тем, герой Буданов спас от гибели 150 наших солдат. Накануне Нового года, в чеченском селении Дуба-юрт, начался жестокий бой. 150 бойцов из разведки ГРУ 84-го отдельного разведбатальона попали в засаду головорезов Хаттаба. Рядом с аулом Дуба-юрт стоял танковый полк Буданова. Селение считалось мирным. По договорённости в верхах, применять там танки и артиллерию было запрещено. Однако, не смотря на «мирный№» статус аула, бойцы спецназа, оказались в хорошо спланированной боевиками западне. Причём бандиты Хаттаба откуда-то наперёд знали обо всех координатах и перемещениях нашей разведки! Но откуда, мать их дери?? И далеко не в первый раз!! Этой секретной информацией владели исключительно высшие чины в Штабе! На призывы о помощи, командование категорично ответило разведчикам: «Подмоги не будет! Выбирайтесь своими силами».
Оказавшиеся в Западне лихорадочно вызывали авиацию поддержать их огнём с воздуха. Напрасный труд. Чей-то внегласный предательский приказ сверху, поставил на разведчиках жирный крест. Увы, ни одного самолёта, ни одной «вертушки» не было послано в помощь…Отряд чувствовал близкий конец, вызывал огонь на себя. Но даже и в этом – ему было вероломно отказано. Свыше тысячи до зубов вооружённых бандитов блокировали 150 человек. Лютая, жестокая смерть уже расправила свои чёрные крылья и кружила над ними. То место, где находился отряд, подвергалось массированному огню вражеских миномётов. Плотность его была такой, что попавшие в ловушку спецназовцы, несколько часов не могли поднять головы. И это при том, что радиосвязь разведки строго хранила обет молчания. Петля Хаттаба всё туже затягивалась на горле отряда. За следующую ночь, 31 декабря, к Дуба-юрту стянулись дополнительные силы боевиков.
Полковник Буданов и его сослуживцы тоже слышали по рации яростные-отчаянные призывы о помощи. Слышали и как разведчикам отказывали. Опытный офицер Буданов прекрасно понимал, что без танков спасти спецназовцев нельзя. И тогда, на свой страх и риск, командир 160-го полка, укомплектовал танки исключительно офицерскими экипажами и вместе с ними пошёл прорывать кольцо окружения. Внезапное появление русских машин сорвало планы Хаттаба. Боевики хорошо знали и были уверены, что танкисты прийти на помощь не могут. Это же их операция! Они были уверены, что без приказа сверху: ни один офицер не возьмёт на себя ответственность. Кроме того, аул считался мирным и по договорённости в верхах, туда не могла заходить тяжёлая бронетехника.
Но таки пришли на выручку и открыли сокрушительный огонь по позициям боевиков. Два передовых танка буквально разнесли в клочья хорошо сложенные порядки противника и напрочь расстроили их планы. Это было чудо для спецназа, вторым Рождением! И ужасом для продажных генералов из Штаба группировки. Не смотря на будущие кары, Буданов сам, единолично принял волевое решение вступить в бой. Решительно говорил потом: «Кровь бунтовала!. .Не мог я смотреть, как погибают под шквальным огнём наши ребята!» Офицерские экипажи от души дали прикурить бандитам, а по сути, помня о долге, – пришли на выручку своим. Грубо говоря, они нарушили приказ Верховного командования: вводить танки в договорное село, мирный аул. Вот и всё…Но благодаря мужеству Юрия Буданова – 150 молодцов из разведки ГРУ – были спасены и остались живы!