Влюбиться в дурака

– Петя, я всё время о ней думаю.

Марсель опустил глаза и с минуту что-то невнятно бормотал, а затем воскликнул пылко:

– Интересно, что на ней сейчас надето!

Петя взглянул на него отрешенно и холодно добавил:

– Отправь ей открытку.

Его ответ показался Марселю насмешливым и неуместным. Конечно, он мог бы возразить, но был ли в этом смысл. Петя быстро осознал, что сглупил, ответив лучшему другу так сухо, и побледнел. Он больше не пытался взять шутливый тон, остерегаясь недоразумений.

Они оба вышли из вокзала и направились вдоль центральной улицы в сторону музея, где работала бывшая возлюбленная Марселя. Она не сидела на кассе и не была хозяйкой одного из выставочных залов, а всего-то продавала соки, кофе, чай и выпечку туристам в уютном кафе на первом этаже.

Стоял ранний вечер, и моросил холодный дождь. Марсель жил в пригороде и мог бы прямиком с вокзала поехать домой, но он твёрдо решил навестить свою верную подругу (у европейцев было так заведено расставаться по возможности друзьями) и чертовски радовался встречи. Почти два года, как между ними не было любви, а только дружба. Они хоть и расстались, но до сих пор встречались. Могли распить бутылочку, другую, и часами засыпать друг друга вопросами, не желая прекращать беседу. Иногда их разговор мог затянуться до утра.

В ней было что-то притягательное, а её взгляд был мечтательный и мягкий, что даже Петя ликовал при мысли заглянуть в её глаза, и от волнения у него потели, как у школьника, ладошки. Она была владелицей большого бюста. Скорее всего, это подразумевалось под красивыми глазами. Пети нравилось в ней всё: её сдержанность, правильные черты лица, нежная красота, обворожительная улыбка. Он невольно представлял её богиней, восседающей на золотом троне и глядящей на него свысока. Всё дело было в неприступности (она носила маску недотроги), в подобии запретного плода, который Петя так хотел вкусить, но мог лишь любоваться ею с низин своего воображения, а в её присутствии чувствовал себя полнейшим идиотом. Уж слишком хороша она была для него. Как всегда, всё самое лучшее почему-то доставалось Марселю.

Через пол часа они оба стояли у входа в то самое кафе, где работала она. Марсель резко пихнул дверь, и его уши пронзил режущий скрип, но никто в кафе не обернулся. Через секунду он уверенно зашёл вовнутрь, а Петя следом за ним, и друг за другом они прошагали к барной стойке, которая скорее напоминала устаревший прилавок, вплотную заставленный подносами, чашками и блюдцами с крошками от ежевичного торта (всё остальное было уже съедено). Увидев нежданных гостей, подруга приветливо помахала рукой, и Марсель расплылся в улыбке, от которой след простыл спустя минуту. Теперь его лицо нахмурилось, а взгляд стал наглым.

Несколько минут Марсель и Петя простояли друг возле друга и взглядом обошли всех, кто суетился в душном помещении. От скуки Марсель ступил вперёд, затем опять назад, потом прошёлся вдоль барной стойки, якобы прилавка, а Петя, как покорная собачка, следовал за ним, но оба вскоре замерли на месте. Марсель кипел от возмущения, однако проявил естественную твёрдость, не подавая виду, что ожидание ему уже обрыдло. В его манере было не действовать, а ждать, чтобы увидеть, как всё само собой решится.

За весь вечер их любимая подруга не нашла для них ни минутки. Она не удосужилась к ним подойти, хотя в кафе было практически пусто, но Марсель представлял, что там десятки посетителей. Они набились битком в его голове, на отказ заполонив небольшое пространство скромного заведения, и назло весь вечер мельтешили у него перед глазами. Путём самообмана он пытался оправдать то, как она обращалась с ним и Петей. Напустила на себя высокомерный вид, не удостоив их вниманием, а они как дураки прождали битый час. Она даже их не обслужила, а могла бы предложить им кофе с гренками или два кусочка ежевичного торта. Внутри Марсель был потрясён, но снаружи делал безразличный вид. Он ещё раз гордо осмотрелся по сторонам, и как только сел за стол, будто неоткуда перед ним предстала пожилая женщина с блокнотом в руке. Следом скрипнул стулом Петя, и они оба заказали по чашке кофе с молоком, без сахара.

– Чёрный кофе пьют мужчины, а подростки кофе с молоком, – прохрипела пожилая женщина с ухмылкой на морщинистом лице и удалилась за баррикадированный посудой прилавок.

Уж никак Марсель не ожидал увидеть перед собой официантку преклонных лет, да ещё и в белом накрахмаленном переднике и, более того, услышать от неё упрёк по поводу подростков, в чём она с уверенностью знала толк, учитывая богатый жизненный опыт за её тощими плечами. Он и раньше бывал в этом кафе, но его обслуживала ни старая женщина, а она с копной русых волос и белым нарумяненным личиком, поэтому он удивился равнодушию своей давней подруги, и холодный приём был также для него неожиданный, как и то, что она без особой причины весь вечер игнорировала и его, и Петю, словно они не были в этом кафе и не сидели за этим столиком.

Уже дважды испытал Марсель удар отчаянья, и он хотел бы показать ей, как он зол, но тёплые чувства к старой подруге охлаждали его пыл. Он, то и дело, покорно сидел, как преданный пёс, и не сводил с неё своих голубых безразличных глаз, хотя в глубине души был жутко разочарован. Его ударило как обухом по темени, и он вдруг испугался, что так и не дождётся от неё внимания, а самому к ней подойти мешала гордость.

Лицо Марселя омрачилось, и он почувствовал себя неловко, ведь он не видел её с мая месяца, и теперь, когда он здесь совсем ненадолго, она к нему не проявляла интерес и не желала говорить.

– И долго мы будем ещё здесь торчать? Она не рада нас видеть.

Петя прошипел сквозь зубы и прокашлялся.

– Наверное, сегодня она не в настроении.

Марсель сказал печально, скрывая трепет в голосе, но в его тоне звучало что-то окончательное, словно наступил завершающий этап в его жизни.

Он продолжал сидеть и наблюдать за тем, как она второпях бегала от одного стола к другому, принимая заказы и улыбкой провожая похотливые взгляды туристов. Выражение её лица было милым, но он знал её слишком давно, чтобы не понять, что она заметно изменилась. Только он один мог догадаться, с чем ей приходилось мириться по тому, насколько отрешённым стал у неё взгляд. Поэтому её глаза и были равнодушны, потому что по ту их сторону скрывалась нестерпимая грусть, и Марселю в одночасье стало ясно, что она не будет с ним об этом говорить. Она не станет из богини превращаться в бедную овечку и ни за что не променяет трон на жалкий хлев.

Уже давно улыбка сошла с лица Марселя, а Питер и вовсе угрюмо молчал. Ещё днём Марсель был превосходно настроен, и глаза у него были добрые, но теперь его взгляд стал ледяной, неподвижный, пронизанный лёгким сиянием. На мгновение они оба поникли в тягостном раздумье, сидя смирно и не шевелясь, как два оловянных солдатика после детского боя. Колкий взгляд Марселя несколько минут блуждал, затем вдруг замер в одной точке, медленно прищуриваясь, словно норовил ударить в цель, но раздался только жалкий шёпот: “Я озадачен. Я не знаю, что сказать».

Петя был не менее удивлён и ответить ему также было нечего. Он даже прибывал в каком-то шоке. Поведение подруги было как плевок в лицо, но унижения ему доводилось испытывать и раньше, что вызывало мучительную дрожь в его сердце. Но теперь в его груди похолодело. Он хотел бы верить в недоразумение, но не в этом случае, когда всё было так нелепо и в какой-то степени абсурдно. Петя вдруг порывисто поднялся, отдёрнул руку в сторону и был готов уйти, однако всё ещё стоял как вкопанный, не зная, что делать и куда идти. Он замер на месте, а его лицо стало бледным и непроницаемым, словно он увидел призрака, который велел ему сесть. «Приготовься столкнуться с иллюзией», – вертелось у него в голове, и не будь он так поглощён своей задетой гордостью, то поразился бы тому, как печально он выглядел.

Марсель тотчас же соскочил со стула и на расстоянии вытянутой руки сделал несколько щелчков пальцами перед стеклянными глазами Пети, а затем жалкий как у собаки взгляд ещё раз бросил на уже странную подругу, воображая, что она как бабочка порхает в воздухе, и поспешно удалился вон.