Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 19



– Мой друг Мансур с женой приглашают завтра на банкет. Ты, Сандугач, пожалуйста, пойди со мной в качестве спутницы, – сказал Бадри Саматович в конце вечера. Затем сунул ей в карман пачку денег: – Купи себе красивое платье, ладно?

На этот банкет, похоже, собралась вся городская элита. Одежда, манера говорить и есть – всё было по-другому, не по-деревенски. И Бадри Саматович тоже ел мясо, разрезая его ножом и накалывая вилкой. Но Сандугач всё равно продолжала ощущать в нём духовное родство, ведь на его душе белой нитью было вышито: родная земля, деревня, родной дом…

Да-а, два ящика саженцев Бадри Саматович оценил очень высоко. «Не стоит злоупотреблять, – решила Сандугач. – Иногда человек что-то предлагает просто из приличия. А глаза его в это время умоляют: «ради бога, откажись». Бадри Саматович, несомненно, был щедрым человеком. Но это не означало, что надо сесть ему на шею. На званом банкете, под изучающим прицелом тридцати пар глаз (что за пава восседает рядом с таким человеком?) Сандугач не чувствовала себя неловко. Ведь её судьба больше никогда в жизни не пересечется с этими аристократами и аристократками.

Гости разошлись только в полночь.

– Ты где живёшь? – спросил Бадри Саматович, усаживая её в машину.

– В общежитии.

– С мужем, детьми?

– Нет, одна…

Мужчина с облегчением выдохнул:

– Слава Аллаху… – И тут же, смутившись, попытался исправить свою оплошность: – Прости, это я за себя радуюсь. Значит, я не вор, который хочет украсть чужую птицу счастья. А что касается одиночества… То это вещь опасная, очень опасная… Слушай, а почему мы, собственно, спешим разбежаться по своим кроватям?! Поедем ко мне! Посмотришь мои детские фотографии. Как я рыбачил, косил сено… Рокия угостит тебя чаем с душицей.

И снова Сандугач не смогла сказать «нет» в ответ на это искреннее предложение. Да и машина летела по городу слишком быстро…

Дверь им открыла какая-то женщина. Было видно: не спала, ждала…

– Рокия, где твой фирменный чай? – сказал хозяин, не успев войти. – Завари-ка нам его, пожалуйста, тот самый, с запахом луга, пока мы фотографии будем смотреть.

Но женщина почему-то не побежала на кухню, а застыла, словно ноги её прилипли к полу.

– Ро-ки-я, – сказал Бадри Саматович, мягко растягивая звуки. – Ро-ки-я!

– А, чай? Сейчас…

Женщина, наконец, «отлипла» от пола.

И снова они путешествовали по деревне. Теперь уже при помощи фотографий… Удивительно, но родная деревня Бадри Саматовича была как две капли воды похожа на её Кызыл Тау! Те же луга, та же речка и озеро, те же родники…

– Когда я уезжал из дома, мне было шестнадцать лет, – грустно сказал мужчина. – С тех пор я в деревне ни разу не был.

– И вы не скучаете?!

Для Сандугач это было невероятно. Как можно за всю жизнь ни разу не съездить туда, где ты родился и вырос?! Конечно, она и сама в этом смысле не лучше Бадри Саматовича. Но ей мешает ступить на землю Кызыл Тау позор, который она там пережила. А тоска-то в душе живёт, тоска не уходит.

– Родители умерли. Дом, говорят, уже сгнил, – сказал хозяин и резко захлопнул сундук воспоминаний: – Рокия, чай готов?

– Поздно уже, мне домой пора…

Словно только что сообразив, что сидит в чужой квартире среди чужих людей, девушка потянулась к сумочке, но Бадри Саматович перехватил её руку:

– В общежитии законы строгие, вахтёрши под утро двери не открывают. Рокия постелит тебе в гостевой комнате.

В тот же момент в дверях с чайным подносом в руках появилась Рокия. Руки у неё дрожали, чашки, соприкасаясь друг с другом, издавали мелодичный звон.

– Ро-ки-я, – сказал хозяин с лёгким упрёком в голосе. – С тобою сегодня что-то творится.

Ещё бы не творилось, если тебя посреди ночи заставляют танцевать перед незваной гостьей!



А чай и в самом деле получился, как в деревне. От знакомого запаха, ударившего в ноздри, защемило сердце. Эх, Кызыл Тау, Кызыл Тау! Забывайся же скорее, забывайся! Не терзай ты сердце…

Слёзы смешались с горячим паром, поднимавшимся от чашки. После чая с душицей размягчившееся тело уже не хотело пускаться в путешествие по ночным улицам города, и она, согласившись на предложение Бадри Саматовича, поплелась за Рокиёй вглубь квартиры. Говорят же: одинокому нет разницы, где приклонить голову. Ей в самом деле было всё равно – ночевать ли на чужой постели или на койке в общежитии…

Рокия, которой очень шла роль молчуньи, движением подбородка указала Сандугач её комнату. Девушка не стала изучать обстановку. Ей было всё равно, какого цвета здесь стены, портьеры, какая мебель стоит в комнате. Хозяин жил в роскоши. А ей всё это богатство было безразлично. У них на работе женщины любят почесать языки и любимая их тема – ругать богачей. Да пусть они владеют хоть всем миром! Разве может что-то сравниться с её родной деревней! Ведь её душа оживает только при слове «деревня».

Утром Сандугач проснулась от слепящего света. Ого, как крепко она спала после чая с душицей! Ой, она, похоже, и на работу опоздала?!

– Не дёргайся… – «Молчунья», стоявшая в проёме двери, одним взглядом опрокинула всполошенную девушку обратно в кровать. – Бадри уже, наверно, позвонил твоему начальнику. Насчёт твоего отпуска…

– А я не устала, – сказала Сандугач, покраснев. Да, теперь на работе будет достаточно материала, чтобы жевать её. «Сандугач переспала с высокопоставленным чиновником…»

– Всё равно я пойду на работу!

– Постой! – Женщина выпрямилась. – В этом доме слово Бадри Саматовича – закон. Если уж ты к нему приклеилась…

– Что вы говорите?! Я ни к кому не клеилась!

Девушка испугалась своего голоса. Господи, да разве ей что-нибудь нужно от Бадри Саматовича? Ничего! После того как она обожглась с Авзалом, ей не хочется пробовать любовного зелья ни в холодном, ни в горячем виде! Для неё вообще такие никчёмные существа, как мужчины, не существуют, и цена им – копейка за пуд.

– Бадри Саматович уж пять лет, как вдовец. Он не из тех, кто быстро привыкает к женщинам. Ты, деточка, уж не обижай его.

– Вы издеваетесь, да? Как может простой человек, вроде меня, обидеть такого человека?!

– Он в высоком ранге только когда на государственной работе, а дома – сущее дитя. Не груби ему. У молодых жён язычок-то бывает острый.

Сандугач от души рассмеялась, хлопая себя по коленям.

– Вы, тётенька, кажется, не в себе! Какая я вам молодая жена?!

– Мне Бадри сам когда-то сказал: «Если встречу ту, что мне по сердцу придётся, сначала покажу тебе, Рокия. Скажешь своё мнение». Ну, а я… кто я в этом доме… – сокрушённо вздохнула женщина.

– А и в самом деле, вы кто?..

– Кто?.. Что-то вроде прислуги. Ты завтракать-то в постели будешь? Что тебе принести: фрукты, сок?

– Я ещё не переварила то, что съела вчера в ресторане. Я пойду, пожалуй.

– Не сможешь. Хозяин нас запер…

Девушка застыла.

– За… зачем запер?

– Значит, решил жениться. Потерял голову от твоей молодости, о Аллах…

– Зачем мне сдался твой дряхлый старикашка?! – Сандугач чуть не задохнулась от обиды. – Открой дверь, баба яга! Иначе я выпрыгну в окно!!!

Но квартира была высоко – на девятом этаже…

Кисловатый запах ржаного хлеба защекотал ноздри. За окном заливалась какая-то птица. Где это она?.. И почему не слышно грохота трамваев и оглушительного визга тормозящих об асфальт шин? Постой, но ведь Ниса в лесу. Временами сознание, одуревшее от глубокого сна, путалось. Ниса в лесу… Почему-то болела шея. Ах да, вчера её поцарапала какая-то девушка. Оказывается, Ниса не готова к таким нападениям. «Сандра приревновала к тебе, ты не сердись, у девчушки с головой не всё в порядке», – сказал Айдар. Ночью, когда она при сумеречном свете лампы-коптилки стелила себе постель, возле открытой двери её комнаты возникла невысокая старуха, с головы до ног одетая во всё белое, и прошелестела едва слышно:

– Ради Бога, не говори барину! А то велит отправить внучку в дурдом…