Иван, крестьянский сын

Он не пострадал физически от той катастрофы лишь потому, что родители хотели отдохнуть от забот и побыть вдвоем на лоне природы, как это бывает в их любимых идиллиях. Они оставляли его на попечение соседки, мамы Димы Ожегова. У нее же он жил, пока Галину Майорову не привезли домой.

У него самого о том страшном времени сохранились только смутные, туманные воспоминания. Просто куда-то исчез папа, а мамы долго не было, а когда она появилась снова, он ее даже не сразу узнал. Ребенку оставалось лишь принять все как есть, раз он не понимал, что же с ними случилось, и совсем не знал, как это исправить.

Дима не выдержал и вышел из дома, так и не дождавшись обеда. Ладно, пусть эти куклы сначала начирикаются и разойдутся по домам, ведь не до самого же вечера они будут тут сидеть… Хотя от них и этого можно ожидать… Нет, точно нет, вернется с работы отец и разгонит мелких пакостниц, и обязательно потребует еды… Вот тогда мама надуется, как капризная девчонка, у которой отняли любимую игрушку, и будет изображать оскорбленную невинность. А отец примет вид падишаха, повелителя, не удостаивающего даже взгляда провинившуюся супругу… Как знакома была Диме эта картина! Он видел это ежедневно и привык до тошноты.

Хотя остаться после школы без обеда не очень-то приятно.

Мальчишки собирались на школьном старом стадионе. На новом тоже можно было собираться, и он был окультурен, оборудован, приведен в надлежащий вид, за ним тщательно ухаживали. Но новый стадион вовсе не привлекал мальчишек, они и на уроках физкультуры, и на официальных соревнованиях не слишком-то охотно выходили на эту, как ее называли учителя, арену. Они, мальчишки, больше любили старый стадион, весь заросший, окруженный по периметру непролазным кустарником, что делало его глухим, таинственным, заброшенным. Сюда никто, кроме мальчишек, не заглядывал, это была их вотчина. Они устраивали там свои соревнования по футболу, армрестлингу и рассказыванию анекдотов. Окружавшие их кустарник, лебеда, репейник словно отгораживали их от всего мира, переносили на другую планету, где существовали только они сами и их футбол. И никаких проблем.

Ваня очень любил приходить сюда на футбол, но сам играл редко – у него не все и не всегда получалось, иногда он не помогал команде, а портил все дело, поэтому в игру его принимали неохотно, а он был не настолько азартный, чтобы переживать по этому поводу.

Гораздо большее удовольствие ему доставляло следить за развернувшимся перед его глазами сражением и болеть за тех, кто ему нравился, с кем он дружил. Точнее, ему казалось, что он с кем-то дружит. На самом деле он был одинаково далек и от тех, кто относился к нему дружелюбно, и от тех, кто был к нему равнодушен. Это происходило оттого, что вопиющая нищета Майоровых не позволяла ему по-настоящему сблизиться с кем-нибудь из сверстников.

И вообще, исторически в селе Агеево сложилось так, что к Майоровым никто не чувствовал особого расположения. За годы отсутствия в юности они стали здесь чужими, и вся последующая жизнь лишь подтверждала такое мнение. Мальчик, вдобавок, слишком рано повзрослел, и это также отделило его от всех остальных.

– Присоединяйся! – крикнул ему Дима Ожегов, когда он появился на старом стадионе. – Нам одного человека не хватает. Репников не пришел, они в город уехали до самого вечера.

Ваня не стал ломаться и присоединился к одной из команд. Он не проявлял искрометной активности, чтобы не навредить. Он давно смирился со своей врожденной неловкостью и старался, по возможности, не быть «слоном в посудной лавке», как он сам себя почитал.

Неожиданно он оказался один с мячом перед воротами, решился ударить и промазал.

Мальчишки засвистели, заулюлюкали.

Он покраснел.

– Ну, с кем не бывает… – неуверенно протянул Дима.

Только он, Дима Ожегов, в силу того, что они одно время очень тесно общались как родные братья, испытывал к приятелю сочувствие.

Правда, ему приходилось прятать свою жалость к обиженному судьбой Ване – того почему-то оскорбляла всякая к нему жалость.

Дима этому всегда удивлялся: надо же, не мальчишка ведь, а голь перекатная, и при этом смеет оскорбляться жалостью к себе!

Дисквалифицированный за неумение забивать голы в самых выгодных ситуациях, Ваня присел на краю площадки на старый, почти уже сгнивший ящик и стал следить за продолжением игры. Иногда он вздыхал от легкой зависти и думал, что однажды, когда у него появится свободное время, он обязательно займется своим развитием и обязательно тоже сможет виртуозно обращаться с футбольным мячом.

Пока же у него были другие дела и другие проблемы.

Прежде всего, он вспомнил об этом и снова глубоко вздохнул: его, ближе к вечеру, ждали колхозные механизаторы для очередного практического занятия. Два года назад, посоветовавшись с председателем, Ваня начал подрабатывать в колхозе, но ненадежная техника часто ломалась и подводила неопытного работника, поэтому решено было, как говорится, без отрыва от производства, научить Ваню разбираться в технических средствах. С первого же раза механизаторы обнаружили в своем ученике талант, который позволил ему очень скоро освоить весь парк сельскохозяйственных машин, имевшихся в районе. А теперь он мог самостоятельно починить не только какой-нибудь трактор, но и грузовик, а уж легковую машину любой марки он собирал и разбирал буквально с закрытыми глазами.

В селе его услуги по ремонту были очень востребованы, тем более что с ним можно было расплатиться не деньгами, а продуктами, да и денег она брал намного меньше, чем все остальные, и работал быстро и качественно, и – главное – не пил спиртного, а все другие специалисты требовали себе обязательно еще и выпивки.

Его душа искала себе путь развития и точки приложения сил, а еще он в своих увлечениях спасался от безнадежных мыслей и страха перед будущим, которое надвигалось неотвратимо и лишало последнего спокойствия.

Мысль о будущем отравила и удовольствие от игры в футбол, и удовольствие от просмотра чужой игры. Незаметно для себя Ваня нахмурился, отвлекся от спортивной баталии, и сидеть ему вдруг стало неудобно. Пришла в голову и извечная, надоевшая ему с раннего детства прагматическая правда о том, что футбол – это, без сомнения, приятно, но занятия в колхозе еще и полезны, и от умений, а вовсе не от футбола напрямую зависит его жизнь и процветание, и, в конце концов, когда станет-таки нормальным человеком, вот тогда он сможет гонять в футбол сколько душе угодно…

Ваня поднялся на ноги и отряхнул штаны от земли и травинок. На него сразу же обратили внимание.

– Ты куда? – спросил Дима.

– Мне пора, – сглотнув от обиды, ответил Ваня и ушел.

Под воздействием этой неутешительной правды он был вынужден отказывать даже в таких мелочах, которые мог себе позволить. Все хорошее, что только бывает в жизни, он привык откладывать на то гипотетическое, воображаемое время, когда он, по его выражению, «станет нормальным человеком». Он не очень ясно представлял себе, что именно это означает, и момент такого превращения казался ему слишком отдаленным, но у него была такая цель, и он к ней, по мере сил, старался двигаться.

Мешал недостаток знаний, но зато помогал полученный уже жизненный опыт.

И было очень трудно.

Так трудно, что даже иногда хотелось плакать.

В колхозе его появление не вызвало никакой особой реакции, он просто переоделся в свою «спецовку», как здесь называли грязную, пропитанную ГСМ одежду, в которой все работали, и подошел к трактористам, разобравшим мотор и искавшим в нем неполадки. Они возились с этим агрегатом уже полтора часа, спорили над ним до зубовного скрежета, но причина поломки ускользала от них, как вода в песок, и они уже готовы были дойти до рукоприкладства, хотя уж это точно не приблизило бы их к ответу.

А Ваня окинул мотор свежим взглядом и сразу определил, в чем дело.

Сначала трактористы молча переглядывались между собой и сердито посматривали на излишне прыткого ученика, потом проверили его версию.