Страница 3 из 4
А Подвойский мечтал о настоящим триумфе в стиле европейских императоров – въехать в захваченный Новочеркасск на белом коне, для чего брал уроки верховой езды у юного корнета. Рыжая кобыла корнета была хорошо объезженной манежной лошадью, но сам корнет крайне неумелым наездником. Тогда Носович решил действовать: сел на кобылу и прямо перед поездом Подвойского продемонстрировал все элементы верховой езды по системе Филисса, мастерски освоенные им в Николаевском кавалерийском училище. Кобыла почувствовала опытного наездника и послушно выполняла все команды. Провокация удалась – Подвойский попросил генерала преподать ему несколько уроков верховой езды.
Следующим пунктом в плане Носовича было завоевание популярности среди красных командиров. Необходимо было показать себя образцовым офицером и объектом для подражания, для чего генерал на публике выполнял гимнастические упражнения, плавал в реке Хопёр, занимался бегом, выглядел самоуверенным и весёлым, много общался, шутил и таким образом узнавал ещё больше о работе инспекции и всего командования Южного фронта.
Вскоре появился новый информатор – Куликов, бывший офицер 2-го Семиреченского казачьего полка и выпускник ускоренных курсов Военной Академии, а теперь помощник сотрудника Высшей Военной Инспекции, бывшего капитана Императорской Армии Калисского и заместителя председателя военной секции бывшего полковника 1-й Гвардейской Артиллерийской бригады Миллера. Калисский был членом тайной антибольшевистской организации «Национальный Центр», а Миллер представлял московское отделение Добровольческой Армии.
Оба пришли в гостиницу к генералу и прямо заявили:
– Ваше Превосходительство! Мы знаем, что Вы убеждённый монархист, а потому не можете быть большевиком. Мы даём честное слово офицера, что Вы можете нам доверять. Наши организации разгромлены чекистами и теперь наша задача – найти другие антибольшевистские организации и помогать им всеми средствами.
Носович им поверил и не ошибся.
Наконец, его и Ковалевского вызвали на допрос и предъявили пять обвинений: сговор с союзниками императорской России, саботаж, неумелое руководство округом, связь с контрреволюционной организацией Алексеева и поражения на фронте.
Первое обвинение было основано только на том факте, что консульство Франции в Царицыне находилось в одном здании со штабом. На это Носович ответил, что место расположения штаба было выбрано ещё до его назначения самим обвинителем Мининым, а правительство большевиков до августа активно поддерживало отношения со всеми бывшими союзниками царской России. В подтвержение своих слов генерал показал одну из телеграмм, отправленную в штаб округа Председателем Революционно-Военного Совета Республики Троцким. Подвойский насмешливо посмотрел на Минина и покачал головой.
В ответ на обвинение в саботаже Носович указал на Сталина и руководителей Царицына, которые вмешивались в работу штаба и самовольно проводили военные операции.
Обвинение в «неумелом руководстве» генерал опроверг, предъявив аккуратно написанные оперативные приказы по округу. Обвинителям нечего было возразить.
Подозрение в связи с организацией инженера Алексеева отпало само собой: Носович неправильно понял вопрос, решив, что речь идёт о генерале Алексееве и искренне удивился:
– Какие отношения у меня могут быть с ним?! Он в Новочеркасске, а я в Царицыне! Между нами 300 верст!
Следователи пояснили, что вопрос был об инженере Алексееве, расстрелянном в Царицыне за подготовку мятежа, но по ответу Носовича уже пришли к выводу, что связи между ними не было.
В ответ на последнее обвинение в поражениях на фронте генерал указал на неудачи Красной Армии уже после ареста штаба и на военные операции под руководством Сталина, закончившиеся разгромом красноармейских частей. Также упомянул, что в начале августа Сталин, Ворошилов и Минин обнаружили в Царицыне неприкосновенный запас боеприпасов штаба округа и отправили его в войска, в результате чего были израсходованы 17 миллионов патронов при фактическом отсутствии реально необходимых боевых действий. Подвойский бросил на Минина тяжёлый взгляд и вновь покачал головой.
Ковалевский заявил в свое оправдание:
– Я с опасностью для жизни привёз в Царицын жену и четверых детей. Неужели я мог рисковать своей семьёй, работая на противника? Это было бы преступлением!
Сытин – человек умный и самоуверенный – сказал, что если бы Носович и Ковалевский действительно были агентами белогвардейского командования, то он непременно догадался бы прямо здесь на следствии.
Выслушав мнения сторон, инспекция вынесла оправдательный приговор. На следующий день командование Южным фронтом предложило Ковалевскому должность начальника штаба, а Носовичу его заместителя. Оба согласились. Председатель политического отдела инспекции Иоффе попытался опротестовать назначения, но Сытин поручился за обоих.
20-го августа на общем заседании военной инспекции и штаба Южного фронта разрабатывался план наступления. Подвойский стучал кулаком и кричал:
– Мы должны взять Новочеркасск! За неисполнение приказов – расстрел!
Но Ковалевский с Носовичем знали, что отдавать приказы руководству армией он не мог, а многие красные командиры желали его отставки.
Наступление должно было начаться 22-го августа. Бригада Сиверса находилась в общем резерве командования и ему приказали послать на фронт полк пехоты, полк кавалерии и батарею артиллерии. Сиверс приказ проигнорировал. Подвойский был вне себя от возмущения и поручил Носовичу позвонить Сиверсу по телефону и убедить выполнить приказ. Именно с этого звонка началась его новая работа по саботажу и дезорганизации Красной Армии. Сиверсу предстояло стать первой жертвой мастера военно-политических интриг. Зная гордый характер командира бригады, Носович повёл телефонный разговор в издевательском тоне, подтрунивая над имперскими амбициями бывшего прапорщика:
– Вы уж потрудитесь, ваше командирское величество, извольте послать ваши доблестные войска в героическое наступление во имя великих побед и во славу вашего имени!
Сиверс бросил трубку. Носович ликовал – цель достигнута! Несмотря ни на какие угрозы Подвойского и Сытина, Сиверс не выделил ни одного солдата и передислоцировал бригаду в другой район. В итоге, Сытин и Подвойский остались без резерва, а наступление началось на неделю позже, отчасти и потому что Носович позвонил всем командирам дивизий, дал расплывчатые и противоречивые приказы и намеренно говорил открытым текстом в надежде, что противник прослушивает телефонные линии.
Встретившись с командиром дивизии Киквидзе, Носович упомянул о крепком характере Сиверса. Впечатлительный Киквидзе решил, что и он сам не менее крепок в своих решениях и также отказался выдвигать свою дивизию на фронт. Носович ликовал снова, но на этом не остановился, а убедил Сытина заставить Сиверса послать на фронт хотя бы по одному батальону из каждого полка. Сиверс отказался, причём дважды и в крайне грубой форме. Помощник Ковалевского бывший прапорщик Никитин, в прошлом также и присяжный поверенный, аккуратно документировал все отказы, акты неповиновения и грубого поведения красного бригадира. В результате получился компромат из 122 документов, к которым Носович приложил ещё и жалобы бывшего военного руководителя фронта Левицкого.
Никитин получил назначение в штаб в самом начале сентября и почти ни с кем не общался. Был всегда подтянут, дисциплинирован и исполнителен. Доставив Носовичу компромат на Сиверса, он отчетливо произнёс:
– Приказание исполнено, Ваше Превосходительство!
Носович насторожился, посчитал, что это провокация и строго потребовал никогда так его не называть. На что Никитин уверенно ответил:
– Ваше Превосходительство, я знаю, что Вы не большевик, а настоящий русский офицер, верный царю и Отечеству. А потому хочу быть Вам полезен. Вам, полковнику Ковалевскому и всему «белому делу».
Носович ничего не ответил и решил подумать.
На улице, явно не случайно, к генералу подошли двое – господин средних лет и совсем молодой парень.